[LCN]

Набег на Хелефонну





Прошлым летом мы работали на Шпицбергене, вдали от Хелефонны, но это обширное ледниковое плато на востоке острова, напоминающее своими очертаниями неправильную многолучевую звезду, не выходило у нас из головы.
Тот полевой сезон был девятым для гляциологической экспедиции Института географии, которая превратилась, по существу, в небольшое научное подразделение, изучающее все процессы эволюции оледенения далекого полярного архипелага. Важность этих исследований очевидна: природа Шпицбергена тесно связана с природой Арктики, с ее погодой и ледниками. Но почему именно Хелефонна не давала нам покоя? Почему на это ледниковое плато задумали мы совершить набег?

Одна из актуальных проблем современной гляциологии — подвижки ледников. Множество ледников, причем в местах, где человек уже обосновался прочно и надолго, напоминает, образно говоря, бомбу замедленного действия — рванет, а когда — неизвестно... Таких ледников на Шпицбергене десятки, а возможно, и сотни, причем размах здешних подвижек говорит сам за себя. Известны неожиданные броски на 25 километров, и никто не возьмется утверждать, что это предел. Ледники, которые испытывают периодические подвижки, называют пульсирующими. Так вот Хелефонна (точнее, ее выводные языки), по нашим предварительным данным, удивительно богата «пульсарами»... Чтобы полнее представить эволюцию оледенения Шпицбергена, нам надо побывать на Хелефонне, нанести на карту ее ледники и по возможности проследить изменения в их состоянии. О Хелефонне мы знаем пока слишком мало...

За месяц я сработался со своим помощником — студентом-практикантом географического факультета МГУ Володей с честной солдатской фамилией Окопный. В армии он отслужил, но окопы рыл, к счастью, только учебные.
— Что сиднем сидеть на базе, время терять? Разве можно Хелефонну чем-то заменить? — не раз будоражил меня Володя. Я был согласен с ним. Разумеется, работать по спутниковому снимку или по аэросъемке легче, чем идти маршрутом, хотя сторонники новых методов упрекают нас в пристрастии к дедовским способам исследований. Но, откажись мы от маршрута, неизвестно, как отразится это на результатах проблемы, которую изучаем. А еще хуже потеря научной предприимчивости и дееспособности...



На облет Хелефонны мы рассчитывать не могли — сезон к концу, вертолетное время тоже. Попутная заброска реальна, однако на фоне многочисленных «но»: удаленность от базы, положение района работ на таинственной природной границе, где часто меняется погода и откуда вертолеты то и дело возвращаются, не выполнив задания, нет легких раций с большим радиусом действия и т. д. В общем, и руководству экспедиции, и нам пришлось поломать голову, прежде чем операция начала приобретать реальные очертания. Наконец было решено: меня и Володю Окопного забрасывали на восток острова в бухту Агард попутно с отрядом, который направлялся туда для балансовых измерений. Далее мы должны были действовать независимо. При возвращении «балансовиков» на базу вертолет проконтролирует наше движение по маршруту. Через неделю отряд геофизиков будет переброшен на ледник Богер, спустя еще неделю на них-то мы и должны выйти.

Маршрут выходил довольно протяженным, поэтому при заброске людей вертолет должен был оставить на нашем пути два ящика с продуктами и горючим.

Первую попытку Шпиц отбил играючи! На подлете к Хелефонне мы словно увязли в липком облачном месиве, то и дело теряя из виду вторую машину, летевшую впереди. И вот финал — вырвавшись из снежных косм, она закладывает у самой земли вираж и прямо под нами ложится на обратный курс. Подсев буквально на секунды, чтобы оставить ящик с продовольствием, мы тоже ложимся курсом на базу. Немного...




В Агард мы прорвались лишь два дня спустя. Еще один ящик остался в верховьях долины Сассен. Разбив легкую палаточку, тут же отправляемся на рекогносцировку в бухту Дюнер, а «балансовики» только сбивают прочные деревянные каркасы под свои палатки, устанавливают антенну, подтаскивают баллоны с газом. Мы спешим, ибо приближение зимы (и это в начале августа!) слишком ощутимо. Тут и там обширные массивы льда трещиноватыми языками спускаются по долинам к морю, образуя отвесные фронты. От них по сумрачной морской глади тянется эскадра айсбергов. Изредка звук, подобный пушечному залпу, извещает о появлении новорожденного — видно, как волна колышет ледяные глыбы, среди которых кувыркается очередной посланец ледников. Окрестные вершины уже заснежены, от пронизывающего ветра ломит лицо и руки; темные, тяжелые от снега тучи по горизонту, косая штриховка снега на склонах нагоняют тоску и холод. Тем приятней возвращение в палатку, к кружке горячего чая... Наши товарищи закутали свои палатки в тенты, так что им не страшен теперь ни ураган, ни мороз, Их лагерь выглядит весьма внушительно — «Гляциополь», да и только...

На следующий день мы торопливо пожимаем руки его обитателям. Тяжело отрываться от друзей, даже если встреча намечена через две недели...
На первых порах особо четко соблюдаем нормальный маршрутный ритм: пятьдесят минут ходьбы — десять минут отдыха. Первый же ледник, у которого становимся лагерем, заставляет Володю воскликнуть: «Вот это да!» Высоченный отвесный фронт с многочисленными потоками и водопадами, прихотливо изогнутые складки слоев, плотно набитые мореной. Местами ледяной обрыв нависает над зеленой травой. Мы знали об этой подвижке и раньше, но такой же ледник на Кавказе или Памире уже много раз вернулся бы на исходный рубеж, а этот все так же высится изваянием, словно усмехаясь над нашими теоретическими предпосылками: «Да, а что?»
Что ж, любопытный материал для размышлений...

Наутро первое неприятное событие: в примусе сгорела игла-«самопрочищалка», закупорив капсюль. Исправляем аварию, теперь надежда на обычную иглу, единственную в нашем запасе. Перспектива сухого пайка на предстоящие две недели как-то не веселит. Как, впрочем, и погода, под стать которой мы одеты: на мне плотный комбинезон со свитером и меховой летный шлем, на Володе поверх обычной одежды — анорак и ветрозащитные брюки. Обувь у нас одинаковая — высокие резиновые сапоги-ботфорты, в которых легко пересекаем потоки.

Третий день маршрута. Ледники сменяют друг друга, и у всех как будто признаки пережитых в недалеком прошлом подвижек. Взобравшись на гору Кропоткина вместе со своими, казалось бы, неподъемными рюкзаками, получаем неплохой обзор. Действительно, какой-то заповедник пульсаров... Вырвавшись из узкой мрачной долины, больше похожей на нору или логово, ледник Скрюйс оставил на окрестных моренах характерные угловатые глыбы льда. Напротив красавец Эльфенбайн (в переводе — «ножка эльфа», названный так за свои очертания), распластавшись, перегородил своей «пяточкой» — трещиноватой голубой плитой — сквозную долину на водоразделе острова. Рваный хаос льда спускается здесь к небольшому озерку. У Эльфенбайна нет срединных морен, как у обычных пульсаров, но зато есть немыслимые «огивы» — следы структурных складок, выходящие на поверхность, исковерканные, многократными подвижками. Но это еще не все...

За отрогами мрачного кряжа с нахлобученным облаком виден кусочек озера, зажатого между двумя пульсарами — Эльфенбайном и Мармором (Мраморный). К последнему мы долго пробираемся по крутым обрывам каньона, а под ногами у нас с ревом несется мутная рыжая вода. Все новые отметки ложатся на карту, которая в этом маршруте вместе с буссолью — главное орудие нашего труда. Вот и долина подпруженного озера с серией четких следов прежних уровней. Идем по одному из таких уровней. Ноги ступают по угловатым каменным плиткам, уложенным одна к одной, и по обломкам совсем мягких, слегка округлых пород. Недолго здесь гуляли волны... Зато там, севернее, куда мы направляемся, лет десять назад в разгар зимы по долине пронесся вал воды и обломков льда — ледяная плотина, образовавшаяся при подвижке ледника Мармор, не выдержала. Обошлось без жертв — Шпицберген населен не слишком плотно, но все же одну охотничью хижину снесло напрочь... Вот о чем могут напомнить следы старых озерных уровней, по которому мы так шустро шагаем.

Мой спутник проверен на выносливость и надежность в предшествующих маршрутах. Он — спортсмен-альпинист. Несмотря на нашу разницу в возрасте, я спокоен за немногословного, порой по-молодому самоуверенного и категоричного в суждениях напарника. Уверен в нем по всем статьям — моральным и физическим. Невысокий, худой, неброский по внешности, а по ухваткам, по манере держаться — есть характер. Хорошо идет под рюкзаком, без причин не жалуется, в нашем деле это важно. Жаден до окружающего — только успевай отвечать на вопросы. Такому парню хороший дальний маршрут — что надо. Не жалею, что взял его.

К полуночи распогодило, и только в стороне Агарда, где-то на самом дальнем небосклоне, темная полоса. Володя, перед сном выглянувший из палатки, бегло отметил:
— А погода-то завтра может того...

Его мрачный прогноз наутро полностью оправдался. Сквозь клейстер тумана едва проступали поблекшие очертания ледника Мармор, и я пожалел, что, поддавшись усталости, еще вчера не отнивелировал прежние уровни озера. Блуждая в тумане, мы все же справились с этой работой и поторопились оставить негостеприимную долину. На ходу отметили самое главное — хватило надежных ориентиров: ледник Мармор практически не изменил своего положения после окончания подвижки. Ситуация с первым ледником, встреченным в пути, повторяется...

Когда растрепанная облачная стена тумана осталась за спиной, нас встретили зеленая широкая долина и ласковое солнышко. Даже ледники как будто разбежались вширь и ввысь, забравшись к гребням. Пожалуй, не подумал бы, что природная граница двух типов оледенения так наглядно выглядит на местности! К концу перехода мы вышли к ящику с продовольствием, и это было хорошим завершением рабочего дня.

Пятый день маршрута был примечателен во многих отношениях. За изгибом гор исчез растрепанный край низкой облачности, прочно оседлавшей водораздел острова. Оттуда мы вырвались накануне. Сегодня по плану «балансовиков» должны вывезти из Агарда. Мы с Володей ушли уже на два-три километра от палатки, когда неожиданно услышали нарастающий гул турбин. Первый вертолет (мы видели его маленький темный силуэт на фоне дальних ледников) прошел на высоте прямо на Агард, а второй на лихом вираже пронесся над палаткой. Хотя встречи не получилось, мы все же довольны — пустая палатка в сочетании с двухдневным опережением графика свидетельствует только о хорошем состоянии маршрутной группы. Так это и было воспринято товарищами. Спустя час-другой мы снова услышали далекое урчание вертолетов. Значит, сняли «балансовиков» — если бы не пробились, повернули тут же.

Наш маршрут также был интересным. Один из обследованных языков отступил, а другой— с первого взгляда низкий, тощий, ни дать ни взять отступающий, но оказался впереди своего положения на карте! Значит, все-таки наступал, собрав срединную морену чуть ли не в гармошку...
Мы решили, что выигранные нами дни позволяют заложить дополнительный боковой маршрут к леднику Фон-Пост, и в тот же день перенесли лагерь на десяток километров севернее, к водопаду Эскерфосен. Вечером, когда устраивались в узком каменном каньоне под непрерывный мощный гул падающей воды и рев ветра, Володя сказал:

— Поздравляю, первую сотню разменяли...
Однако фортуна уже отвернулась от нас, обрушив ряд чувствительных ударов. Началось с переправы через речку Сассен-эльву. Хорошо, что никто из близких не видал нас в это время! Двое навьюченных полевым скарбом бородатых мужиков, перемазанные липким черным илом, багровые от холода... Мы обогрелись в домике «сассенского короля» Хильмара Нойса, старейшины племени профессионалов охотников старого доброго времени. Сам Нойс провел на Шпицбергене в общей сложности не один десяток лет и после смерти превратился в легенду, а дом его по-прежнему гостеприимно открыт для бродячего люда. Мы двигались к леднику Фон-Пост под непрерывным дождем, а когда он закончился — в самый раз было поворачивать назад (время вышло!) и заново переправляться через Сассен-эльву. Через трое суток мы вернулись к своей стоянке у водопада — увы, несолоно хлебавши...

В лагере у водопада нас донимает ветер. Сквозь сон слышим, как где-то вдали он набирает силу, чтобы с рокотом и рыком пронестись по каменному коридору каньона, на дне которого мы спрятали палатку, но укрытия от вихря нет — и вот палатка ходит ходуном и беспомощно хлопает перкалью...

Досталось от ветра и на следующей ночевке у ледника Дрен, когда шквалы обрушивались на наше походное жилье один за другим. Местечко для стоянки выбрали среди сухих русл древних ледниковых потоков, напоминавших ходы сообщения, в черных сыпучих сланцах, нашпигованных огромными конкреция ми, похожими на разбросанные в беспорядке пушечные ядра. Безжизненное поле боя существ иных миров...

Это уже область горных ледников. Здесь они занимают значительно меньше места в ландшафте, карабкаются выше по склонам, к самым гребням, скрываясь в глубоких карах и ущельях боковых долин. Пейзаж значительно веселей, больше зелени. Такой характер местности сохранится до самых окрестностей Баренцбурга на западе, где вновь мы увидим крупные ледники.
Дрен — наибольший из ледников в этой части Шпицбергена, и то, что он отступает — я видел его в 1965 году, — заметно на глаз. А его приток пережил подвижку на рубеже веков — это тем интереснее, что о поведении горных ледников на Шпицбергене в ту пору мы знаем очень мало. Фиксируем на карте все изменения и готовы двигаться дальше. Вспоминаем, что сегодня геофизиков перебрасывают на Богер — всего в одном хорошем дневном переходе от нас. А наш путь на юг — снова по касательной к Хелефонне с ее ледниковыми языками, прочь от людей...

На следующий день буквально протискиваемся по теснине Бренскардета — Ледникового прохода — на пути к очередным пульсарам. Правда, есть еще один повод для нетерпения: очередной ящик с продовольствием в верховьях долины Рейн, который мы забросили почти две недели назад. Продукты там не свежей, чем в наших рюкзаках, но ассортимент, несомненно, разнообразней. И вот мы на точке, а дальше все идет по отработанной схеме...

Вдвоем ставим палатку, и сразу же у левой боковой стенки я кладу карабин с обоймой в магазине, которую не вынимаю с тех пор, как встретили медвежьи следы. Потом бросаю спальник в оранжевом чехле. Пока готовлю свое ложе, Володя подает мне два плоских камня и примус «шмель». Сам отправляется за водой, а я, водрузив «шмель» на камень, разжигаю его. После замены капсюля примус ведет себя вполне удовлетворительно (тьфу, тьфу, тьфу!). Миски мы оставили на базе и потому едим из одного котелка. Для меня общественные обязанности оканчиваются прочисткой капсюля, после чего выставляю примус наружу, а драгоценную иглу прячу, как всегда, в карман палатки. Заталкиваю плоские камни под матрас (с той же целью они понадобятся утром). Володя тем временем моет котелок, после чего наступает его пора устраиваться на ночь, а я, сидя на своем мешке, заполняю дневник. Перед сном палатка украшается носками и портянками, повешенными на оттяжках. При первых признаках дождя эти «флаги расцвечивания» мгновенно впускаются, чтобы высохнуть в наших спальниках. Но сегодня тихая ночь, и синий сумрак долины Рейн только подчеркивает покой нашего ночлега. Разительный контраст с прошлой стоянкой. Даже вороватый песец, обследовавший «ночью» пустые консервные банки, не вызвал тревоги...

Хелефонна с запада. Узкие каменные долины и затаившиеся в них ледники словно холодные до поры до времени клинки в тесных ножнах. Ушла облачность, и погода сейчас напоминает наш ласковый сентябрь. Тепло. Вода в речках снова поднимается на глазах. В эти места я уже выходил в 1967 году, но, пожалуй, не оценил в полной мере свою находку — ледник, с которым сошелся нос к носу. Тогда он был в активной стадии подвижки. Посмотрим его теперь... Одни воспоминания тянут другие. В тот год мы работали с Леонидом Троицким на шлюпке вдали от базы и больше месяца не встречали людей. Ко всему прочему у нас поломалась рация. Но даже в этой ситуации мы старались обследовать район пошире и поэтому иногда разделялись. В таком одиночном маршруте вслед за ледником-пульсаром я вышел на лагерь геологов-ленинградцев...
Вот и сейчас с Володей мы легко нашли остатки гостеприимного лагеря, и как было не вспомнить хороших людей добрым словом.
— А где они сейчас? — интересуется Володя.

— В основном здесь, на Шпице... Их начальник Панов где-то западнее нас с тобой, ближе к устью Рейндален... Мокин сейчас в поле за Ис-фьордом. Корчинскую ты видел на вертолетной площадке, когда ее привезли с мыса Старостина. Только Валентин Непомелуев на Новосибирских...
— С Пановым можем еще встретиться...
— Едва ли. Такие встречи неповторимы...
Улов маршрута — два пульсара, причем знакомые, так что наблюдения были повторными. Существенное уточнение будущей карты. И, главное, теперь доказано, что Хелефонна — это узел пульсирующих ледников. Пусть пока странный и необъяснимый, но уже поэтому перспективный для дальнейшего научного поиска.

— Одиннадцатый день маршрута, 220 километров позади и цель достигнута, — констатирует Володя, вернувшись в лагерь.
— Семьдесят километров рекогносцировочного маршрута до точки встречи, — отвечаю я. — Без возвращения не маршрут, а ЧП...

Действительно, мы оба знаем, что большинство ЧП происходят в самом конце, при возвращении, когда люди позволяют себе расслабиться, когда сказывается накопившаяся усталость. Опыт требует не забывать этого — мы и не забываем... А Рейн-дален («дален» по-норвежски «долина») всем своим видом как будто нашептывает: доверься мне, забудь о невзгодах и тяжких обязанностях... Наверное, это самое уютное место на всем Шпицбергене. Сравнительно немного ледников, сама долина зеленая от травянистой растительности, и только выше по склонам проплешины осыпей. Ее простор ведет нас на запад, к устью, открытому в океан, туда, где в сотне километров от нас, в опаловой дымке, колеблется синеватый контур дальних гор. По дну долины струится речка, обтекая завалы морен и массивы гидролакколитов (Гидролакколиты — холмы с ледяным ядром) провалившимися вершинами. Тут и там спокойно пасутся стада оленей, да изредка протрусит в стороне песец в серой летней шубке. Двенадцать лет назад в этих же местах я выходил на встречу со своим товарищем, который, перегнав .шлюпку вдоль побережья, поджидал меня в домике у древнего берегового вала. Ну и обрадовался же я тогда, увидев возле домика висящие на дожде сапоги, хозяин которых безмятежно почивал после маршрута...

Что-то в начале полевого сезона о таких вещах не вспоминают. Видно, это тоже показатель усталости. От этих размышлений отвлек дальний гул наших вертолетов (мы легко отличаем их от норвежских). Погудел и затих. Возможно, забросили или забрали полевой отряд, но чей, где, мы, наверное, не узнаем...
К устью долины Ганг мы вышли по высокому горному склону и одновременно увидали маленькую норвежскую хижину в окружении вала из пустых консервных банок и прочего мусора и белые силуэты палаток в трех-четырех километрах юго-западнее. Ни дать ни взять каркасные палатки, которыми пользовались геологи-ленинградцы. Вот с чем был связан гул вертолетов!

Буквально врываемся в хижину, сваливаем рюкзаки, наспех глотаем по кружке чая и убегаем к ленинградцам, на ходу гадая: с кем же встретимся? На подходе в бинокль различаю плотную белоголовую фигуру — Панов. Встреча получилась не хуже, чем двенадцать лет назад. Ленинградцы наперебой угощают нас то живительным чаем, то превосходным пльзенским пивом с копченым палтусом... Через их рацию мы сможем теперь отправить вести родным и начальству. Узнаем: совсем рядом несколько дней работает рация с позывными нашей экспедиции— это, конечно, геофизики...

Последний переход к пункту встречи — хижине Уроа — начался трудно. Мы не стали дожидаться окончания внезапно разыгравшейся бури и вышли в полночь. Склоны к концу лета подсохли, и мощный ветер вздымал смерчи пыли и гнал их в самых невероятных направлениях. Но еще страшнее были озверевшие от таяния реки. Короткий отрезок маршрута, ранее мною не хоженный, преподнес небольшой ледничок со следами подвижек. Отметив его, поспешили дальше на север. Вот мы и в долине Коле, знаменитой своей карликовой березкой (кто скучал по русскому лесу, поймет нас) и самым старым русским домом на архипелаге, который еще в 1913 году поставил спутник В. А. Русанова горный инженер Р. Л. Самойлович, — от этого дома берут начало наши поселки на Шпицбергене. Здесь ветер отпустил нас, но то и дело на ближайших склонах безмолвно возникали свирепые рыжие протуберанцы и словно нехотя угасали до следующего порыва.

Кажется, Шпиц решил отыграться на нас на последнем переходе. Обычно раньше к хижине Уроа мы выходили по руслу речки Колс-эльва, которая теперь, взбесившись, неслась к морю вздувшимся ревущим потоком. По ровному месту — топкая тундра, склон — недоступен... К морене Богера мы вышли измотанными настолько, что искать «стойбище» геофизиков, запрятанное в моренах, отказались и напрямую рванули на Уроа, спускаясь по крутому склону среди множества бурных мутных потоков. Наконец-то увидели долгожданный домик...
Спустя сутки нарастающий гул вертолета возвестил о прибытии наших товарищей. Полуодетые, выскакиваем на площадку, где, раскачиваясь, завис толстобрюхий Ми-8. В иллюминаторах видим знакомые лица. Летят на землю тюки, ящики и рюкзаки. Лавина рукопожатий и дружеских объятий. Над мореной Богера взлетают ракеты, оставляя в небе дымный след, — ребята там показывают свое место вертолетчикам. Экспедиция в сборе.

Это был финал маршрута вокруг Хелефонны со всеми ее выводными ледниками, которые нам еще не однажды предстояло вспомнить, и в этом тоже заключался один из результатов маршрута. Ибо воспоминания — достаточно подходящий повод для планов на будущее. Почему-то в экспедициях так получается довольно часто.

Вокруг Света. В. Корякин.