Продолжаем "гоблиниаду"...

На стенах землянки – неровных, отдающих запахом сырости и пергноя, плясали отблески тусклой лучины. Я сидел на деревянной скамье и сжимал в руках матерчатую авоську.
Отшельник появился в здешних местах пять лет назад. Маленький, неприметный человек пришёл в лес ранним летом, выбрал подходящее место недалеко от ручья, обосновался на первое время в палатке, и принялся строить себе постоянное жилище. Орудуя лопатой, ломом и топором, он разрубал корни вековых елей, выворачивал из земли тяжёлые валуны, укреплял брёвнами откосы, возводил колонны. Ни частые дожди, ни клещи, ни надоедливая мошкара не могли помешать его тихой, упорной работе, и к осени землянка была готова. Тесная и сырая, она, впрочем, вполне удовлетворяла скромным запросам Старца, решившего провести остаток своих дней в спокойствии, молитве и неустанном служении богу. Жители ближайшей деревни, конечно, вскоре узнали, что в их лесу поселился Отшельник. Набожные и добрые люди стали носить ему продукты, из которых он выбирал и с благодарностью принимал лишь самую грубую и простую пищу. Наконец, одинокая жизнь в загородном доме наскучила мне, и я тоже решил навестить обитель Старца. Выяснив у местных, где расположена его землянка, я запасся продуктами и отправился в дорогу.
Я без труда отыскал небольшой земляной холм с торчащей металлической трубой, притаившийся между двух огромных поваленных сосен. Отшельник радушно принял меня и пригласил внутрь.
– Проходите, пожалуйста. Присаживайтесь. – Старик указал мне на крепкую низенькую скамью. Речь его была спокойной и правильной – видно было, что приехал он из крупного города и до своего отшельничества вращался в образованном, светском обществе. Он взглянул на меня и хитро прищурился.
– Вы, наверно, ожидали увидеть какого-нибудь блаженного, полупомешанного Робинзона? – произнёс он, протягивая мне почерневшую металлическую кружку с горячим напитком, от которого шёл приятный густой пар, пахнущий еловой хвоёй и лесными травами. – Угощайтесь, прошу вас.
– Да нет, – произнёс я в смущении. – Я ничего такого не думал.
Отшельник сощурился ещё больше и по-птичьи склонил голову на бок. Он и правда сделался похожим на большую, довольную птицу. С минуту мы оба молчали.
– Да ладно вам, полноте, – улыбнулся он. – А ведь я, между прочим, когда-то совсем другими вещами занимался.
– Вы учёный? – предположил я.
– Точно. Доктор философских наук, профессор Х. Может, слышали? – Не без самодовольства заявил он, но тут же смущённо осёкся, – но сейчас-то, разумеется, я от всего этого отказался. Отшельник на некоторое время замолчал, но, видимо, не совладал с искушением и вдохновенно продолжал. –А раньше исследовал общественное сознание – целых сорок лет. – Он прищёлкнул языком. – Мне удалось доказать, что общественное сознание функционирует на тех же основных началах, что и термодинамические системы. Конечно, не совсем в том виде, в котором понимают учёные-физики – четыре основных закона термодинамики были адаптированы для философской науки.
Прихлёбывая из кружки, я слушал и время от времени задавал вопросы – больше из вежливости. Внутри землянки отшельника было уютно – в металлической печке-буржуйке потрескивали дрова, на стенах сушились лесные травы, увязанные в небольшие метёлки, рядом, на грубых полках, находилось несколько книг по богословию, а на полу стояли большие плетёные корзины с костяникой. Слушать Отшельника, сидя за столом с кружкой простого отвара из лесных трав было очень приятно.
– Понимаете, к каким выводам можно было бы прийти, копни мы глубже, – распалялся старец, в котором проснулся профессор философии. – А к таким, что и законы термодинамики, и закономерности развития общественного сознания не есть какие-то фундаментальные начала, – они лишь частные проявления одной общей закономерности, определяющей развитие всего бытия. В принципе, мысль эта не нова, о ней в своё время говорил ещё Конфуций, который «одним всё связывал», но в том-то и загвоздка, что ни он, ни его последователи не смогли сформулировать эту закономерность. Сознание людей в то время было донаучным, да они, строго говоря, и не ставили целью нахождения ответов на такие вопросы. Но для современной философской науки это принципиально.
Я совершенно утратил нить повествования и рассматривал бурый брусничный лист, плавающий в чашке. Должно быть, Отшельник это заметил.
– Вас уж я не буду обременять этими вещами, – продолжил он. – Я опять слишком увлёкся, простите. Привычка – ничего не поделаешь. Но хочу сказать, что мой путь к православию лежал, можно сказать, через науку. Интереснейшая социально-философская система – православие. В другое время я бы написал об этом научный труд. Но теперь я являюсь не исследователем, а, так сказать, объектом. И знаете, что я для себя обнаружил? Только не подумайте, пожалуйста, что я рехнулся.
В ожидании я уставился на Отшельника.
– Нечистая сила – хорошо всем известные демоны, черти – не является народным мифом или чьим-то досужим вымыслом.
– То есть она материальна, как мы с вами? – Осторожно спросил я.
– Вполне. И она иногда приходит, искушает меня. Знаете, как она выглядит? Небольшие такие бесы. Вроде бы как человечки, но рожи у них мерзкие, свиные. Врываются иногда ко мне в землянку, начинают носиться, верещать, всё крушить, расшвыривать. Гадят везде. Но меня вот не трогают – видимо, Дух Святой защищает. – Глаза Отшельника заблестели, рот приоткрылся. Говоря это, он часто задрожал и затрясся мелкой дрожью. На лбу его выступили капельки пота. Я поспешил перевести тему.
– А что вас привело к отшельничеству? – спросил я. Старец тут же успокоился и снова стал самим собой – минутное помешательство улетучилось.
– Честно говоря, после жизни в столице ужасно захотелось тишины и спокойствия. Пять лет так живу – и ничуть, знаете, не жалею. Ни лекций, ни конференций, ни научных симпозиумов. Что жалеть об этой суете. А вот без книг я иногда скучаю. – Отшельник грустно улыбнулся. – Конечно, книги по богословию всегда со мной, но пространства для дискуссии в них, что ни говори, маловато. Они питают, скорее, душу, а не разум. Кстати, о книгах. К окончательному решению уйти в скит меня подтолкнула любопытнейшая книга – и вовсе не православного автора. Порывшись на полке, он положил передо мной на грубый стол из неструганых сосновых досок несколько скреплённых пожелтевших листков, отпечатанных на машинке. На первой странице я прочёл: «Камо-но Тёмэй. Записки из кельи».
– Японский средневековый трактат. Автором его является буддистский монах Тёмэй. – Он любовно погладил огрубевшей рукой старые листки. – Но православным догматам его учение нисколько не противоречит. Я бы сказал, что учение Тёмэя его дополняет. Всё-таки это подход с несколько иной стороны – со стороны созерцательной. Тишина… Она должна ощущаться не только вокруг, но и внутри. В человеческой душе. И тогда завесы истины приоткроется. Заслуга Тёмэя в том, что он учит нас слушать эту внутреннюю тишину. Понимаете? Поэтому, если вы хотите ощутить тишину в полной мере, то вам…
Но договорить ему не удалось. Где-то наверху, послышался шорох, будто кто-то взбирался на трубу. Затем в неё с журчанием потекло что-то вонючее. Печка буржуйка зашипела и погасла, и помещение завалил смрадный, едкий дым. В неверном свете трепещущей лучины я увидел, как переменился Отшельник: лицо его пожелтело, в округлившихся глазах я увидел знакомый болезненный блеск. Он весь затрясся и застонал.
– О-о-о! Опять! Опять они! Нечистые…
Словно в ответ на его слова, в трубе послышался вой. В дверь затарабанили чьи-то руки. Несколько глоток снаружи разом подняли страшный визг.
– У-у-у! Бесы! Дьяволы! – возопил Старец. Он задрожал крупной дрожью, зубы его застучали, а на глазах выступили слёзы. Продолжая стонать, он медленно сползал с табуретки.
Дверца с треском слетела с петель, и в скромную обитель Старца ворвалась нечистая сила. Бесы диким вихрем закружились в тесной комнатушке, они хватали корзины с костяникой, переворачивали их и начинали скакать, с треском разламывая ивовые прутья. Другие срывали со стен метёлки сухих лесных трав и швыряли их прямо в печь. Один из них – самый жирный – схватил с полки псалтырь и принялся с остервенением рвать его зубами. Остальные книги он спихнул на пол и топтал ногами. Вытворяя всё это, демоны выли и истошно, истерически верещали, чем нагоняли на несчастного Старца ещё больший ужас.
Нечего и говорить о том, что создания, которых Отшельник принимал за нечистую силу, оказались моими знакомыми – гоблинами из стойбища «Пастушья сумка». Возглавляли ватагу Снюф и Нюм. Охваченные бешеным угаром разрушения, они даже не заметили меня.
Снюф, разыгравшись, вскочил на стол, уселся орлом над листками Тёмэя, натужно задрожал и выпучил глаза. Нюм набивал рот костяникой, остальные продолжали крушить всё, что могли обнаружить. Схватив с полки единственную икону, какой-то гоблин принялся бить ею по голове своего товарища до тех пор, пока она не развалилась пополам.
Отшельник же стоял на четвереньках, забившись под стол и, сотрясаемый рыданиями, бормотал молитвы. По временам воззвания к небесам переходили в тихий и жалобный скулёж.
Опомнившись, я пришёл в бешенство. Я схватил оглоблю, что стояла у входа, и что было сил огрел ею Снюфа. Подскочив к Нюму, я дал ему пинка, и обжора-гоблин повалился в кучу рассыпанных ягод.
– Вон отсюда! Уроды! Все вон!!! – что было сил заорал я, продолжая пинать кого-то из «бесов». Повернувшись, Снюф вдруг узнал меня. В глазах его отразилось страшное удивление. Он как-то по-особому взверещал, и «нечистая сила» покинула скромную обитель. Я оставил Отшельника рыдать под столом, а сам кинулся в погоню. Разумеется, когда я выскочил из землянки, гоблинов уже и след простыл.

Возможно, продолжение будет...