Проснувшись по своему обыкновению засветло, старый Отшельник отворил дверцу своей землянки. Он вышел в тёмное осеннее утро, полной грудью вдохнул холодный лесной воздух, взглянул себе под ноги и остолбенел: небольшая тропка, ведущая к его скромному жилищу, была уставлена большими корзинами, сплетёнными из прочных ивовых прутьев. Из одних, источая восхитительный аромат, горделиво выглядывали грибы – боровики, подосиновики. Таких прекрасных грибов не видел никто из людей – даже те, кому довелось исходить по лесу всю свою жизнь. Другие корзины доверху полнились лесными ягодами – не кислой малосъедобной костяникой, а отборной черникой, ярко-рубиновой клюквой и морошкой с воздушными, жёлто-розовыми бочками. Ягоды эти были собраны на болотах, по которым никогда не ступала нога человека – путь к ним лежал через такие опасные места, что заслуживает отдельной истории. Некоторое время Старец стоял молча и глядел на это великолепие с открытым ртом, недоумевая, кто же мог поднести ему столь щедрые дары. Затем, совладав с удивлением, он пожал плечами и принялся втаскивать корзины в дом.

Гук сидел на кочке и задумчиво вертел в руках предмет, вылетевший из глотки сома. Это оказался старинный, позеленевший от времени медный посох, изукрашенный необычной резьбой. Его изогнутая рукоять была выполнена в форме щучьей головы, которая смотрелась точь-в-точь, как настоящая. Эта деталь почему-то напомнила мне рассказ одного финна, которого я случайно встретил в одном из баров Хельсинки. Видимо, изрядно набравшись, финн рассказал о том, как огромная щука как-то раз вылезла из озера, взобралась на самую высокую ель и принялась распевать песни, да так страшно, что распугала всех зверей и птиц в округе [1]. Посох крепко сжимала оторванная человеческая рука, от которой остались лишь почерневшие кости. Странно, что за долгие годы эти кости не растворились в желудке огромной рыбы, однако возможно, они и не были там – если каким-то образом застряли в её чудовищной глотке. Гук с трудом оторвал костлявую руку, державшую посох мёртвой хваткой, и что было сил швырнул её прямо в середину топи.
– А козлиный чих мы так и не добыли, – убитым голосом сказал Нюм, – получается, зря ходили. – Толстый гоблин тяжко вздохнул.
– Радуйся, что ноги целыми унесли, – проворчал Гук.
– Да уж… – глубокомысленно подытожил Снюф.
Мы сидели на болоте, среди облетевших молодых берёзок, стоял не по-осеннему тёплый день, который словно улыбался, глядя вместе с нами на мрачную находку гоблинов. Гук с любопытством осматривал своё новое оружие, а Снюф упражнялся с каменным копьём, которое перешло теперь в его владение. Молодой гоблин делал молниеносные выпады, пронзая копьём воздух, подскакивал, выписывал кульбиты, кидаясь на невидимого врага.
– Тот, кого вы зовёте Лесным Бугаем, нередко встречается в легендах и мифах разных народов, – сказал я. – Одни говорят, что это злой дух, который находит удовольствие лишь в том, чтобы мучить и убивать людей, заблудившихся в лесах. Другие утверждают, что существо это –хранитель леса, оберегающий свои чертоги от незваных гостей. Третьи верят, что это Лесной Бугай (точнее, его предок), научил человечество управляться с силами природы – возделывать поля, ковать сталь, строить жилища. Скорее всего, справедливо и то, и другое, и третье. Кто он на самом деле – сказать трудно. Может, какая-то слепая ветвь эволюции человека – разумное существо, отказавшееся от какой-либо формы общественной организации и избравшее уединённую жизнь в лесной чаще. Но древние относили его к сверхъестественным силам. Мы, русские, как вы, наверно, знаете, зовём его Лешим. У басков – небольшого народа, который обитает в горах между Францией и Испанией, это существо известно как Бас-Жан. Согласно поверьям басков, Баса-Жан выходит по ночам из пещеры и идёт к жилищам людей…
Я замолчал. Меня никто не слушал – лёгкий ветерок гулял в кронах молодых берёзок, а на старом вязе кричала кукушка.

Огромное существо, веками обожествляемое полудикими гоблинскими племенами, покидает свою мрачную обитель, окружённую вековыми соснами, стволы которых покрыты лишайником и гниющими водорослями. Ползком на брюхе, оно неуклюже проберётся по дну небольшого узкого ручья, ведущего в озеро Кубенское. Затем долго, прилагая огромные усилия, будет оно двигаться по песчаному мелководью, встречать на своём пути маленькие острова тростника, над которыми вьются чайки и утки-поганки, ночевать в донных ямах, поросших водяной травой. Выйдя на глубину, где ходят небольшие рыбацкие пароходы и усталые ржавые баржи, оно направится к истоку реки. Заляжет на дно и будет выжидать возле старого шлюза, пока ей, наконец, не удастся проскользнуть через речные ворота, притаившись под корабельным брюхом.
Рыба проплывёт под тёмными от времени опорами мостов; невидимая для человеческих глаз, будет охотиться на уток в тихих речных заводях. Ночами она проследует мимо спящих северных селений и вросших в землю часовен, невидимая для человека. Только чёрные, как пустые глазницы, окна покинутых, мёртвых деревень, рассыпанных по речным берегам, станут безмолвными свидетелями этого странного путешествия.
И однажды на землю придёт зима. Она застигнет рыбу на пути к Большой воде. Сначала из серых облаков полетят хлопья снега, которые будут таять, едва попав на бурую поверхность воды. Но снег будет упрямо продолжать свою тихую работу, и падать, падать, падать до тех пор, пока речные волны не обратятся в твёрдую, как камень, белоснежную дорогу. Снизу толщу льда будут лизать жёлто-зелёные волны реки, но до весны им не суждено освободиться из белого плена.
Но и подо льдом существо продолжит своё тайное путешествие. Пройдя через всё течение Сухоны, оно войдет в её старшую сестру – Северную Двину. И снова долгий, тяжёлый путь сквозь тёмную толщу воды, блуждание меж небольших скалистых островов, во множестве разбросанных по всему руслу реки, вдоль высоких, поросших чёрными елями берегов, мимо заброшенных кладбищ; долгие часы, проводимые в засадах на неосторожных речных обитателей. Теперь уже – до самого Белого моря. Выйдя, наконец, в Большую воду, оно вольётся в сонм огромных, неведомых морских чудищ и навечно сгинет в морской пучине.

[1] Рассказ этот мало походит на правду. Однако, судя по всему, подобный случай был в Финляндии не единичным. Ранее поэт Ааро Хеллаакоски описывал аналогичное событие в своём стихотворении «Щучья песнь» («Hauen laulu»).

На этом пока всё.
Спасибо за внимание.