То ли день, то ли ночь. Сегодня совсем уж тяжело. Судя по перекличке, тяжело не только мне. Видимо, середина карантина и пришло понимание, что вот уже семь ужасных дней позади, но впереди-то еще ровно столько же. В лучшем случае. А в наиболее вероятном случае это все продлится на неограниченный срок. Подобные слухи как гвозди в гроб всех наших планов. Я все еще отказываюсь думать о том, что будет после окончания этой пандемии, но повторюсь: я не боюсь болезни, я боюсь паникеров. Паникеров у власти, которые сделают что-то неповторимое и вот нам всем рукой машет перестройка. Привет. Я тут подумала, а как наши родители и деды перенесли все эти войны, распад СССР и т. п. ?
Вообще, я думала совсем не об этом. Второй час пытаюсь заснусть и все как-то безрезультатно. Под конец я пролистала несколько своих старых записей здесь и вдруг поняла, что если я умру, то этот дневник останется единственным сейфом моих мыслей. Жизнь, она такая интересная штука, нам хочется делится в основном только когда нам больно. Похныкать о стремных мужиках, левых работах, неверных друзьях. Я так и не научилась делится впечатлениями своих поездок, достижений и т. п. У меня всегда долю презрения вызывали всякие fashion и travel блоггеры. Вот кому какое дело в каком я пальто пила вино и встречала закат в Шарде. Хотя, кому какое дело до моих неверных мужиков и левых друзей? Или там наоборот было, что ли. Уж не знаю теперь, кто тут левый, а кто неверный.
Когда я приехала в Норвегию и начала получать свои первые деньги, я поняла, что ничего более в этой жизни не жажду, чем путешествий. Последний год сложился так, что я не могла много ездить из-за учебы и планируемого переезда. Но, знаете, этот год словно какая-то черта подведения промежуточного результата. Наверное потому, что 30 лет они такими и должны быть. Я чувствую себя очень молодой. Когда меня спрашивают о том, чего я достигла, я отвечаю, что пережила снежную бурю в Нью Йорке и проехала через Атлассные горы в январе на летней резине. Ну знаете, в Морокко нету зимней резины вообще, а снега там похлеще, чем в Норвегии. Я отвечаю, что забралась на самую высокую гору Норвегии в белых тряпочных кедах. Потом я, конечно, неделю хромала, но оно того стоило. Ведь с этого начались мои восхождения и на другие вершины. Я ползла по самому красивому ущелью Европы Gorge du Verdon при 35 грудусной жаре, а потом купалась в воде лазурного цвета. Я не знаю, что еще можно рассказывать о жизни, но про это я могу говорить, не умолкая. Знаете, какое самое офигенное чувство в мире? Это когда долго ждешь в Лондоне метро, а там жара круглый год, и ты входишь в вагон весь промокший от пота, но отхватываешь место в конце вагона, где в открытое окно врывается холодный воздух. Спать в аэропорту в спальном мешке. Спать у подножия гор в палатке. Спать в отелях. Спать в съемных квартирах. Спать на полу в коридоре парома. Спать просто так на песке Сахары и смотреть на миллиарды звезд, а вокруг бездомные коты и вонючие верблюды, а в далеке лагерь бедуинов. А ты лежишь и думаешь что-нибудь одинаково философское и тупое. Например, как случилось так, что я именно здесь и сейчас?
Как случилось так, что я именно здесь и сейчас? У меня такие сильные ломки, что я обещаю себе никогда более в жизни не позволять принимать решения, способные отнять у меня это маленькое счастье. Я просидела взаперти шесть тяжелых месяцев и на данный момент сожалею лишь о том, что никуда не ездила до всей этой ситуации с пандемией. Я чувствую какую-то ноющую боль от понимания того, что у меня нету моего safe place на неопределенный срок. Всю свою взрослую сознательную жизнь я живу от билета до билета и мне, в принципе, не надо больше ничего. Я могу работать по 70 часов в неделю, если знаю, что к концу этой недели поеду в аэропорт.
Сегодня я себя немного ненавижу. Я слишком мало двигаюсь, ем слишком много всякой дряни для человека, который никогда этого раньше не ел. Я пью слишком много вина и курю слишком много травы и хочу туда, куда нельзя и молюсь за открытие границ.