[Alland]

Ханс-силач



Жили-были муж с женою, и родился у них сынок. А муж слыхал, будто дети, какие дольше других материнскую грудь сосут, на диво сильные вырастают, и велел он жене, чтобы десять полных лет мальчонку своим молоком кормила. Вот прошло десять лет, повел он сына в лес испытать, много ль у него силы. Указал он ему дерево и говорит:

- А ну, Ханс, попробуй-ка, сможешь ли его с корнями выдернуть.

Ухватил Ханс дерево руками, рванул что было мочи, затряслось оно от подножия до макушки, а все ж в земле устояло. Отвел его отец обратно домой и наказал жене еще десять лет сына своим молоком кормить. Как прошло еще десять лет, отец опять его в лес повел, и на этот раз Ханс играючи дерево из земли выворотил. Обрадовался отец, ну, думает, сын довольно силушки набрался, добрый помощник в хозяйстве будет. Да вот незадача: как увидели работники в усадьбе, какой у хозяина сынок, чуть все не разбежались. Легко ли, примется он жать колосья так далеко откидывает, что их иной раз вовсе не сыщешь, и таков он был во всякой работе. Вот однажды отец ему и говорит:

- Нет, Ханс, так дело у нас не пойдет, несподручно мне дома тебя держать. Походи-ка ты, сын, по белу свету да поищи себе службу в таком месте, где простору побольше и люди живут поразмашистей, чем мы, мелкота.

И отправился Ханс по белу свету, службу себе искать. Вот пришел он в одно селение, люди ему присоветовали к пастору наведаться, у него работник недавно ушел, так место, верно, найдется, одно худо - пастор у них изрядный скупердяй. Ну, Ханс на это не посмотрел, пусть его скупердяй. Пришел он в пасторскую усадьбу и просится в работники, ему, мол, и жалованья никакого не надо: как год пройдет, он хозяину три затрещины даст - вот и вся плата. Пастор-то услыхал, что все его денежки при нем останутся, тотчас и согласился его нанять.

В первый день велели Хансу воды и дров в кухню наносить. Да ведра ему чересчур малы показались, что от них проку, взял он два большущих бродильных чана и стал в них воду носить, а дрова таскал по целой поленнице зараз. Увидала это девушка-служанка, с перепугу к пастору побежала: дескать, новый-то работник, верно, не в себе, вон как чудно с делами управляется. Пастора тоже оторопь взяла, он сразу про плату вспомнил, какую работник с него через год спросит.

- Ладно, погоди,- говорит он служанке,- я вот его в лес пошлю, там нечисть кишмя кишит, живым ему оттуда не выбраться - мы от него и отделаемся.

Позвал он Ханса и приказывает:

- Завтра в лес за дровами поедешь.

- Слушаюсь, хозяин! - Ханс отвечает.

На другой день встал он спозаранку, запряг лошадей и на подводе в лес отправился. Повалил он дерево, разрубил и стал на подводу грузить, а тем временем бесенят откуда-то повылезало видимо-невидимо, так вокруг и вьются, проходу не дают. Ханс, однако ж, не сробел, ухватил рослое дерево с ветвистою макушкой и выдрал его с корнями из земли, а потом стал в руках его ворочать и бесенят, точно метлою, в стороны расшвыривать. Разделался он с ними, взвалил дерево на подводу и домой собрался. А воз-то чересчур тяжелый вышел, лошади с места его не стронуть; Ханс, делать нечего, выпряг лошадей, поставил их сверху на воз, а сам в подводу впрягся и домой ее потащил. Ох и перетрусил пастор, глядит и глазам своим не верит: работник невредим из лесу шагает да еще подводу с дровами и лошадьми везет. И надумал пастор новую штуку, чтобы от работника отделаться. Позвал он Ханса и говорит:

- У него-де с нечистым договор заключен, так надо в преисподнюю сходить, бумагу у черта вызволить. Коль исполнит Ханс его поручение, получит в награду полный воз денег. А про себя он так рассудил: "Кто в преисподнюю попадет, тому обратно пути нету".

Ханс все сделал, как хозяин велел: пришел в преисподнюю и спрашивает у черта пасторову бумагу. А черт приволок тяжеленный железный обод и говорит:

- Давай сперва силою померяемся, подкинешь этот обод выше меня - отдам тебе бумагу, а нет - оставлю ее у себя, и тогда тебе из преисподней не выйти.

Вот черт первый взял обод и подбросил его так высоко, что он с глаз скрылся и не скоро обратно упал. Настал черед Хансу обод подбрасывать, а он уж смекнул, что слаб в этой забаве с чертом тягаться, однако виду не подал. Ухватил он покрепче обод, ноги пошире раскорячил, будто изготовился вверх его подкинуть, а сам не кидает: стоит, обод в руках вертит, точно о чем-то раздумывает.

- Чего не бросаешь,- черт его спрашивает,- о чем думаешь?

А Ханс в ответ:

- Да вот, соображаю, на самый верх его, что ль, закинуть, чтоб он до старца долетел, знаешь, что на троне-то там сидит? Да только тогда не видать тебе больше твоего обода.

- Нет, нет, погоди! Не кидай! - кричит черт.- Лучше уж я тебе так бумагу отдам.

Взял Ханс бумагу и пошел с нею к скупердяю пастору, а тот как работника увидел, так и обмер. Жалко ему было с деньгами расставаться, да никуда не денешься, пришлось полный воз нагрузить, на том Ханс с ним и распростился.

Едет он по дороге, видит, кузня стоит, зашел он к кузнецу и спрашивает, не скует ли он ему посошок. А тот отвечает:

- Нет, не скую. Я кузнец, не с руки мне этакую мелочь работать.

- Для чего же мелочь? - говорит Ханс.- Мне такой посошок надобен, чтобы в нем было никак не меньше десяти пудов железа, да еще в набалдашнике пуда два.

- Ого,- подивился кузнец,- столько железа у меня сроду не бывало.

- Не беда,- говорит Ханс. Взял он с воза пригоршню монет и дает кузнецу.- На вот тебе деньги на железо, а я через неделю за посохом приду.

Воротился Ханс домой, отец, как сына увидел, обрадовался, а денег воз увидел - тоже не больно затужил. Ханс все деньги отцу отдал, сам он до них небольшой был охотник. Отец-то думал, сын теперь в родном доме поживет, никаких забот знать не будет, да Ханс по-иному решил. Как прошла неделя, простился он с отцом, взял у кузнеца свой посох и отправился опять странствовать по свету.

Шел он, шел и дошел до моста, а возле моста человек стоит, камни обтесывает: раз ударит - глыбу с мельничный жернов надвое расколет. "Ай да мужик!" - думает Ханс. Подходит он к нему и спрашивает:

- Неволя тебе стоять тут, камни тесать?

- Да ведь каким-никаким трудом хлеб добывать надо,- отвечает тот.

- Незавидная у тебя работенка,- говорит Ханс,- ступай-ка ты лучше со мною, не пожалеешь.

Что ж, каменотес с охотой согласился, жены да детей у него не было, он и пошел с Хансом.

Шли они, шли и дошли до леса, смотрят, стоит человек, дрова рубит: раз ударит - здоровенное бревно надвое расколет. "Вот так мужик!" - думает Ханс. Подходит он к нему и спрашивает, что ему за неволя стоять тут, с дровами маяться.

- Да ведь какое-никакое дело надо же делать,- отвечает дровосек.

- Никудышная у тебя работенка,- говорит Ханс,- ступай-ка ты лучше со мною, не пожалеешь.- И отправились они дальше втроем.

Долго они шли, пока не пришли в густой-прегустой лес, а в самой чащобе замок стоит распрекрасный.

- Ну и красота! - говорит Ханс.-Давайте поглядим, кто здесь живет.

Вошли они в замок, а там залы - одна другой богаче, и все пустехоньки, ни живой души. А в одной зале стены снизу доверху оружием увешаны. Ханс и говорит:

- Давайте-ка возьмем себе по ружью да пойдем в лес, дичи набьем, чтоб было чем подкрепиться, а то, похоже, не от кого нам угощенья ждать.

Взяли они каждый по ружью и пошли на охоту, а как настреляли довольно дичи, уговорились, что дровосек дома останется обед готовить, а двое других опять на промысел пойдут. Вот остался дровосек дома, похлебки наварил, жаркого нажарил, расстарался, чтоб все у него было готово к приходу Ханса и каменотеса. Вдруг откуда ни возьмись входит в комнату старуха; увидала она наготовленную снедь и говорит дровосеку:

- Дай уж и мне маленько поесть.

- Ешь на здоровье,- говорит дровосек.

Налил он ей похлебки, жаркого наложил, она все и съела. А как кончила есть, подхватила свою клюку и ну колотить дровосека. Поначалу он отбивался, да старуха сильнее была и до тех пор его дубасила, пока он наземь не свалился, ни рукой, ни ногой шевельнуть не может. Приподняла старуха люк в полу и спихнула дровосека в подполье.

Воротились двое других домой, глядят, обед им приготовлен, а дровосека нигде не видать. Они подумали: верно, тоска его взяла, он и сбежал. Поели они, попили и спать улеглись. На другой день каменотесу выпало дома оставаться да обед готовить, а Ханс опять в лес пошел. Ну и с каменотесом точь-в-точь то же приключилось, что и с дровосеком. Ханс домой воротился, смотрит, обед приготовлен, а каменотеса нет как нет. "Хороши товарищи, нечего сказать",- подумал Ханс. Назавтра пришлось ему самому и дичь промышлять, и обед готовить. Только он кончил стряпать, входит в комнату старуха и просит поесть. Что же, Хансу не жалко, сели они вместе за стол и стали угощаться, а как поели, накинулась старуха на Ханса и давай его бить клюкой. Ханс, однако ж, не зазевался: схватил железный посошок и тоже принялся что было мочи ее колотить. Скоро стал он примечать: как старуха его ударит, у него на теле рана остается, а он, понятно, тоже старуху ранит, да вот в чем штука: у нее под передником посудинка припрятана с целебной мазью, она ранку себе помажет - у нее тут же все и заживает. Коли дело дальше так пойдет, думает Ханс, убьет его старуха. Бросился он на нее, изловчился и выхватил посудинку с мазью, потом как огрел ее разок-другой железным посохом - она и повалилась, пощады запросила. А Ханс ей: мол, пока не скажешь, куда товарищи мои подевались, нипочем бить не перестану. Пришлось старухе сознаться и западню ему указать. Открыл он подполье и вытащил оттуда дровосека с каменотесом - оба избиты и в кровь изранены, еле-еле живы. Взял он старухину мазь, смазал им раны, у них тотчас все зажило. А ведьмы меж тем и след простыл.

Сели они все трое за стол, подкрепились, Ханс и говорит:

- Пошли-ка осмотрим получше весь замок, тут, должно быть, такое есть, о чем мы с вами не знаем и ведать не ведаем.

Начали они обходить все залы одну за другой и под конец набрели на дыру в полу, а под нею - глубоченная яма, точно пропасть.

- Надо поглядеть, что там внизу,- говорит Ханс. Отыскали они веревку подлинней, привязали к ней крепкую корзину и порешили в согласии, что первым дровосека вниз спустят, за ним каменотеса, а потом Ханс их обратно подымет и они расскажут, что видели. Спустились дровосек с каменотесом в подземелье, походили туда-сюда и наткнулись на дверь. Отворили они дверь, смотрят, сидят две принцессы, одна другой краше. Увидали они чужих людей и кричат: уходите, мол, отсюда подобру-поздорову, пока ведьмы нет, попадете ей в лапы - пропали вы тогда. Напугались они да бегом к корзине и Хансу знак подают, чтоб живей наверх их вытягивал. Поднял он их, они и рассказали, что в подземелье видели.

- А ну, спустите-ка теперь меня,- говорит им Ханс.

Спустился он, отыскал дверь и вошел в комнату к принцессам. А ведьма тем временем воротиться успела, однако Ханс и бровью не повел, схватил он железный посох и ну ее колотить - до тех пор бил, пока не отпустила она с ним обеих принцесс. Отвел Ханс принцесс к корзине, и поднялись они наверх, сперва одна, а за нею и другая. А как обе принцессы наверх поднялись, сговорились тут каменотес с дровосеком Ханса внизу, в подземелье, оставить: коли он наверх выберется, одна-то принцесса ему отойдет, а из них кто-нибудь с носом останется. Вот спустили они вниз корзину, потом стали наверх ее тянуть, а корзина тяжелая, они и подумали, что Ханс в ней сидит, до половины подняли и веревку перерезали - корзина-то вниз и бухнулась. Да только вышла у них оплошка: Ханс в корзину лишь посох положил, и теперь он к ногам его свалился. Смекнул он тут, что да как. "Эге,- думает,- этим путем наверх мне не выбраться". И стал он по подземелью ходить, вокруг себя смотреть, не увидит ли чего нового. Ходил-ходил и набрел на толстую железную решетку - за решеткою третья принцесса сидит, у тролля в голове ищет, а тролль не простой, о семи головах, разлегся и спит. Ханс подошел да как стукнет посохом по железным воротам - ворота настежь, а тролль разом от сна очнулся. Ханс, однако ж, не зевал: подскочил к нему и одним махом все семь голов отрубил. Потом взял он принцессу за руку и повел ее за собою, а она с радостью за ним пошла. Разыскали они ведьму, и принялся Ханс ее дубасить железным посохом, до тех пор не отстал, пока она не пообещала его с принцессою наверх доставить. Принцесса тотчас домой попросилась, к отцу с матерью, пришлось ведьме и ее желание исполнить. Ханс с нею ехать не захотел, и подарила ему принцесса на прощание две золотые вещицы: одна - как половинка солнца, другая - как половинка месяца.

Отправился Ханс опять по свету странствовать. Вот прошло сколько-то времени, прослышал он, что в одном городе король богатую награду обещал, коль найдется искусник, золотых дел мастер, чтобы выделать ему из золота половинку солнца и половинку месяца. Пришел Ханс к золотых дел мастеру и попросился в подмастерья: я, говорит, безо всякого труда выделаю из золота половинку солнца и половинку месяца, мастер может хоть сейчас к королю пойти и сказать, что берется за эту работу - через три дня все будет готово. Старый мастер поверил ему и стал ждать обещанного. Хансу пора бы за работу приняться, а он и в ус не дует, день-деньской по городу гуляет, а вечером домой идет, песни поет. Золотых дел мастер сокрушается, жене своей жалуется: не иначе, плут ему попался заместо подмастерья, посмеяться хочет над стариком. Однако утром последнего дня услышал он стук и грохот в мастерской, да такой, что хоть уши затыкай.

- Никак он и вправду за дело взялся,- говорит мастер,- пойти разве поглядеть, что он там наработал.

Пришел он в мастерскую, а Ханс стоит и железным посохом со всего размаху об пол бьет - аж искры летят и -вся мастерская как огнем полыхает.

- Ты что же делаешь? - спрашивает мастер, ни жив ни мертв.

- Да вот, все у меня готово,- Ханс отвечает,- мастеру самое время во дворец идти, половинку солнца да половинку месяца нести!

- Нет уж, благодарствуй,- говорит золотых дел мастер,- я из-за тебя страха натерпелся довольно, иди-ка ты лучше сам.

- Ну, сам так сам,- говорит Ханс.

Пришел он во дворец и как сказал, что принес половинку солнца и половинку месяца, так его тот-час к королю проводили, а король за столом сидел, и с ним королева и три дочери - те самые принцессы, что пленницами были в замке тролля о семи головах. Да принцесс Ханс уж потом приметил, а как вошел он в королевские покои, увидел перво-наперво своих дружков, дровосека с каменотесом, они тоже за столом сидели, оба в большие люди выбились, каждый принцессу в жены взял. Показал Ханс золотые вещицы, что принцесса ему на прощание подарила, увидела их третья принцесса, из них из всех самая раскрасавица, и признала она тут своего избавителя и рассказала обо всем королю с королевой. А еще сказала, что только за Ханса замуж пойдет, другой-де ей никто не люб. Ну, король дал свое согласие, и справили они пышную свадьбу, весь двор королевский гулял да пировал. И остались Ханс с принцессою жить во дворце, а может, и по сей день там живут.





Малек



У одного человека было трое сыновей: старший - Поуль, средний - Педер и младший - по прозванию Малёк.

Поуль и Педер были парни хоть куда, а Малёк непутевый вышел, знай у печки лежит да в золе копается. И не разберешь, каков он есть,- до того весь в золе перемажется.

Раз приходят Поуль с Педером к отцу и говорят, что надумали они пойти по свету, службу себе поискать. Ну, отец дал им свое согласие. А Малёк как узнал, что братья уходят, тоже с ними запросился. Отец и слышать не хотел, чтоб его из дому отпускать: он ни к какому делу не годный да и видом неказист. Этакому замарашке чужим людям и на глаза-то показаться стыдно. А Малёк свое заладил: пойду да пойду!

Стали Поуль с Педером в дорогу собираться, справили им новую красивую одежу, а Малёк как был в грязном, затасканном тряпье, так и остался. Старшие братья его стыдились, никак не хотели, чтобы он следом увязался, а Мальку и горя мало, идет себе за ними - и все тут.

Вот пришли Поуль с Педером в королевский замок, и взяли их там в услужение, да притом на хорошие места определили. А как Малёк туда явился, для него и работы-то найти не могли: куда поставишь этакого замарашку? Потом, однако ж, послали его на конюшню, самым распоследним подручным конюха - грязь да навоз вычищать.

Старшие братья знаться с ним не желали: мало что сам замарашка, так и место захудалое - хуже не сыщешь. Малёк меж тем работал со старанием и в скором времени получил местечко получше.

Тут Поулю с Педером завидно стало, да и боязно: ну как Малёк им нос утрет? Пришли они к королю и говорят: дескать, Малёк похвалялся, что может у горного тролля барана увести, а баран тот особенный - как шаг ступит, так полфунта шерсти с себя скинет; королю от него выгода будет немалая, всему войску сукна на мундиры достанет. Только пусть король Малька припугнет, что прикажет голову с него снять, коли он барана не раздобудет: без угроз проку от него не добьешься.

Призвал король Малька и спрашивает, верно ли, что он волшебного барана раздобыть похвалялся. Малёк отвечает, что он про барана слыхом не слыхивал, да и где ему с этаким делом управиться. А король говорит:

- Не добудешь барана - голову долой, а добудешь-дам тебе хорошее место.

Малёк в слезы, да ведь плачь не плачь - с королем не поспоришь.

Попросил он, чтоб дали ему деревянную квашню, черенок от метлы да передник. Квашню он себе под суденышко приспособил, из черенка мачту сделал, а передник заместо паруса натянул. И поплыл он по морю к тому месту, где было жилище горного тролля.

Волшебный баран на берегу пасся, схватил его Малёк да живей на суденышко - и прочь поплыл. А тролль-то со своей горы увидел его. Бросился он со всех ног на берег, стал у воды и кричит:

- Эй, кто у меня барана уволок?

А Малёк в ответ:

- Это я уволок, Мальком прозываюсь!

- Ну, держись, сейчас догоню! - кричит тролль.

- Давай догоняй! - отвечает Малёк.

Горный тролль ну бесноваться, по берегу-то скачет, а воды боится. Малёк от него и ускользнул.

Воротился он в замок с бараном, король его на радостях на хорошее место определил.

А братьев еще больше зависть одолела: этак Малёк, чего доброго, не сегодня-завтра с ними сравняется. И надумали они новую хитрость.

Пришли к королю и говорят: дескать, Малёк похвалялся, что может у горного тролля волшебный светильник раздобыть, какой на три королевства светит; королю от него выгода будет немалая, особенно как придет ему нужда с войском своим в поход выступить. Только пусть он Мальку пригрозит, что казнить прикажет, коли он волшебный светильник не добудет, а не то от него проку не жди.

Опять призвал король Малька и спрашивает, верно ли, что он волшебный светильник у горного тролля раздобыть похвалялся.

И опять Малёк в слезы: про светильник он, и слыхом не слыхивал. А король ему:

- Добудь мне светильник! Не добудешь - не сносить тебе головы, а исполнишь мое повеление - еще лучшее место получишь.

Делать нечего, попросил Малёк, чтоб дали ему мешок соли, и под вечер поплыл в деревянной квашне к жилищу горного тролля.

Как смерклось, взобрался он на гору, где у тролля огонь в очаге горел, и давай в котел с кашей соль бросать пригоршнями. Вот приходит старая троллиха кашу попробовать, какова она на вкус, а каша-то чересчур солона. Разбавить бы надо, воды принести, а на дворе уже вовсе стемнело. Сходила старая троллиха за волшебным светильником и отправилась с ним по воду, а Малёк тут как тут: схватил волшебный светильник - да и был таков!

Только он от берега отплыл, а тролль уж к воде прибежал и кричит:

- Эй, Малёк, это ты?

- Я! - отвечает Малёк.

- Ты у меня барана уволок?

- Уволок!

- Да еще и волшебный светильник унес?

- Унес!

- Ну держись у меня, сейчас догоню!

- Давай догоняй! - отвечает Малёк.

Забегал горный тролль по берегу, запрыгал, будто в воду броситься изготовился, а Малёк знай себе дальше плывет.

Воротился он домой веселый и довольный, король еще лучше место ему дал, он уж и над братьями своими возвысился, а они от зависти покой потеряли, только о том и думают, как бы его со свету сжить.

Пришли опять Поуль с Педером к королю и говорят: дескать, Малёк похвалялся, что может у горного тролля волшебный звонок раздобыть, какой на три королевства звонит; от него выгода будет немалая, особенно как надумает король на врага войною пойти. Только пусть он Мальку казнью пригрозит, а не то проку не будет.

Снова король Малька призвал и спрашивает, верно ли, будто он похвалялся у горного тролля звонок раздобыть, какой на три королевства звонит. Малёк отвечает: он, мол, про звонок слыхом не слыхивал, да и не под силу ему такое дело. А король ему:

- Не добудешь волшебный звонок, тогда с жизнью прощайся, а добудешь - получишь принцессу в жены да полкоролевства в придачу. Ну, а после моей смерти - и все королевство.

Что тут делать? Спустил Малёк на воду квашню и поплыл опять к горному троллю. Приплыл он туда поздно ночью, тролль с женою уж спать улеглись. Пробрался Малёк в глубь горы, в троллевы покои, и залез под кровать, где был припрятан волшебный звонок. Малёк мигом его нашарил и собрался бежать, да не тут-то было: звонок как зазвонит! Горный тролль и проснулся. Ткнул он в бок женутроллиху и спрашивает:

- Это что такое?

А она ему спросонья:

- Кто его знает, может, это я звонок задела, он и зазвонил.

Поворчал тролль на жену, потом угомонились они и заснули. Малёк как услышал, что тихо стало, решил еще разок попробовать, да где там: только он за звонок схватился, такой опять трезвон поднялся, что тролль вскочил, растолкал троллиху и кричит:

- Что за напасть, опять это ты?

А она отвечает:

- Кому ж еще быть? Верно, я ненароком звонок задела.

На этот раз тролль разворчался не на шутку: и что ей неймется, лежала бы спокойно! А потом оба снова заснули.

Малёк и думает: "Была не была, попробую в последний раз".

Только он собрался из-под кровати вылезть и убежать, тролль почуял неладное, хвать рукой рядом с кроватью - и поймал Малька. Ну, тролль, понятно, догадался, кто это, и говорит:

- Малёк, это ты?

- Я! -отвечает Малёк.

- Ты у меня барана уволок?

- Уволок!

- Волшебный светильник у меня унес?

- Унес!

- А теперь и звонок хотел утащить?

- Хотел!

- Скажи-ка, а что бы ты со мной сделал, кабы я вот так тебе в руки попался? - спрашивает тролль.

- Откормил бы орехами да сливками отпоил, а потом бы зажарил,- отвечает Малёк.

- Ладно, и я с тобой так сделаю,- говорит горный тролль.

Посадили Малька в клетушку и стали его орехами откармливать и сливками отпаивать. Приставили к нему девушку, чтоб еду готовила да подавала, а девушку ту тролль из родительского дома выкрал и служить себе заставил. И сговорились Малёк с девушкой друг дружке помогать.

Вот прошла неделя или две, захотел тролль поглядеть, как там Малёк, накопил ли жирку. Глаза у тролля худые были, девушка и научила Малька вместо пальца лучинку ему протянуть. Видит тролль, не больно-то Малёк разжирел, и велел он его еще две недели откармливать.

Как прошло две недели, тролль опять захотел поглядеть, довольно ли Малёк жиру накопил. Тут Малёк вместо пальца коровий сосок ему подсунул. Увидел тролль, какой он стал жирный, и сказал, что пора из него жаркое готовить.

Вот пошел тролль работать в поле, а жене наказал Малька зажарить и, как будет готово, в волшебный звонок позвонить. А девушка опять научила Малька, что ему делать.

Собралась троллиха жаркое готовить, посадила Малька на противень - вроде того, как хлебы ставят выпекать - и хотела в печку засунуть, а Малёк-то с противня и свались! Она его сажает, а он сваливается, будто никак удержаться не может. Тут Малёк и говорит троллихе: он, дескать, в толк не возьмет, как на противне усидеть и не свалиться, пусть уж она ему покажет.

Ну, троллиха и уселась на противень. Только она хорошенько умостилась, сунул Малёк противень в печку и заслонку закрыл. Потом взял ее ночной чепец и положил в постель на подушку: со стороны поглядеть - будто сама троллиха лежит. Отыскал он волшебный звонок, и бросились они с девушкой к берегу, а там их квашня на воде дожидалась.

Пока они с горы бежали, звонок трезвонил без перерыва, а тролль-то подумал, жена его зовет жаркое есть, он и припустил домой со всех ног. Вошел, а в доме никого не видать, потом заприметил чепец в постели и думает: "Верно, жена отдохнуть прилегла, устала, пока жаркое готовила". Потом пригляделся, а там никого, один чепец.

Кинулся тролль что было духу на берег, а Малёк с девушкой только-только отчалили, совсем еще недалеко уплыли. Принялся тут тролль прыгать да скакать, будто вот-вот в воду бросится, вдогонку подлывет. А сам кричит Мальку:

- Ты у меня барана уволок?

- Уволок! - отвечает Малёк.

- Волшебный светильник у меня унес?

- Унес!

- И волшебный звонок утащил?

- Утащил!

- Да вдобавок девушку увел?

- Увел!

- Ну, держись у меня, сейчас догоню!

- Давай догоняй! - отвечает Малёк.

Тут тролль до того разъярился, что от злости лопнул. И рассыпался горный тролль на тысячи красных кремешков, твердых и острых, об какие мальчишки ноги себе режут, когда летом босиком бегают.

А Малёк благополучно домой прибыл, король и принцесса обрадовались, встретили его с почетом, и в скором времени свадьбу сыграли, богато и весело пировали.





Мудрая королева Дагмар



Жил на свете принц. С малых лет твердили ему, что мудрее и красивее его никого на свете нет. И до того он возгордился, что и сам тому поверил. Вот пришла ему пора жениться, и поклялся принц, что найдет такую девушку, у которой разум красоте под стать будет. Созвал старый король во дворец всех самых разумных и пригожих девушек королевства, но только ни одна из них его сыну по сердцу на пришлась. И решил тогда принц сам отправиться по белу свету искать себе суженую.

Во многих странах, королевствах он побывал, много девушек перевидал, а невесты себе так и не нашел. Так и пришлось принцу ни с чем обратно домой возвращаться.

Вот едет он густым дремучим лесом, а уж смеркаться стало. Конь его притомился, и самому есть-пить хочется. Вдруг заметил он над деревьями дымок, а скоро показался маленький домишко. Спешился принц, вошел в дом и видит: сидят за столом дряхлые, бедно одетые старик со старухой и ужинают черствым хлебом да молоком. Поклонился принц хозяевам и говорит:

- Здравствуйте, добрые люди. Пустите меня к себе переночевать.

- Как не пустить, - отвечает старик. - Мы хоть люди бедные, а гостю рады.

Вышел старик из дому, привязал коня и дал ему охапку сена. А старуха между тем принялась потчевать гостя молоком с сухарями.

Поужинали они, спать легли. Только ведь деревянная лавка - не королевская перина, вот и пробудился принц ни свет ни заря и вдруг слышит - в верхней светелке вроде бы прялка жужжит и девичий голос песню поет. И до того хорошо пела девушка, что принц просто заслушался! А как проснулись утром старики, он их и спрашивает:

- Кто это в верхней горнице так славно поет?

Стали тут старик со старухой убеждать принца, что нету там никого, дескать, пригрезилось принцу. Только принц от них не отстал, покуда они ему всю правду не выложили:

- Есть, - говорят, - у нас дочь Дагмар. Она-то и пела нынче утром. Только мы ее от всех прячем. Живем в лесу одни и боимся, как бы не обидел ее недобрый человек.

- Так-то оно так, - отвечает им принц. - Да ведь поглядеть на вашу дочь можно? Иль уж до того нехороша, что ее и показать людям совестно?

Не стерпел старик обиды, рассердился и кликнул дочь. А принцу только того и надо.

Сбежала девушка вниз и спрашивает:

- За каким делом звали, отец?

- Да вот, - говорит старик, - иди с гостем поздоровайся.

Взглянула девушка на принца, заалелась вся и замерла, точно к месту приросла. И принц от нее глаз на отводит. Сколько ни ездил он по белу свету, а такой красавицы встречать ему еще не доводилось. Долго они так друг на друга глядели. Потом принц опомнился. Не подобает ему, королевскому сыну, на бедную крестьянку засматриваться. Простился он с хозяевами, щедро наградил их за приют и ускакал.

Вернулся принц домой, а покоя себе найти не может. Не идет у него из ума красавица Дагмар. Куда ни взглянет, куда ни пойдет - все она ему мерещится. И тогда принц решил:

- Испытаю-ка ее, под стать ли у нее разум красоте. А коли ей ума недостает, то и думать о ней нечего.

Послал он девушке гонца с двумя шелковинками и велел ей соткать из них полог для королев-ской кровати. А Дагмар отломила от стены две лучинки, дала их гонцу и говорит:

- Передай принцу, пусть прикажет смастерить из этих лучинок станок, чтобы было на чем ткать.

И понял принц, что девушка-то не глупее его! Но все-таки решил еще раз ее испытать. Опять послал он к Дагмар гонца и велел ей явиться в замок ни днем, ни вечером; ни пешком, ни на телеге; ни голой, ни одетой. Дагмар разостлала по земле рыбачью сеть, села на нее и велела отцу волоком тащить сеть к принцу в замок. Явилась она в сумерки. День уже к концу шел, а вечер еще не наступил. И надела на себя вместо платья длинную полотняную рубаху.

Встретил ее принц, повел во дворец и говорит старому королю:

- Батюшка, нет на свете девушки краше и разумнее, чем Дагмар. Позволь мне на ней жениться, потому что ни о какой другой невесте я и слышать не хочу.

Нахмурились король с королевой. Где ж это видано, чтобы принц на крестьянской дочке женился? Только принц твердо стоял на своем, и пришлось королю согласиться. Сыграли свадьбу, зажили молодые душа в душу. Только перед свадьбой позвала старая королева принца и говорит ему:

- Обещай мне, сынок, что никогда не будет Дагмар в королевские дела вмешиваться. Хоть она и умна, но не пристало крестьянской дочери свои решения в тронном зале провозглашать.

Хоть и любил принц Дагмар, а обещание такое отцу все же дал.

Прошло время, умерли родители принца, и стал он королем, а жена его королевой. Давно не было в Дании такой мудрой и справедливой королевы, как Дагмар. Помнила она, что сама в нужде выросла, и старалась помочь бедному люду, чем могла.

Только запала молодому королю в сердце черная дума. Испугался он, как бы не стали люди судачить, что, дескать, король не своим умом живет, а всем в королевстве жена его заправляет. Да тут еще и советник короля стал нашептывать ему, что народ больше решения Дагмар одобряет. Разгневался король, позвал Дагмар к себе и говорит:

- Уходи из дворца. Один король должен быть в государстве, а не два. Собирайся и езжай к отцу, в лесную избушку.

- Что ж, - сказала Дагмар, - уйду я к отцу. Только напоследок исполни три моих желания.

- Говори, какие твои желания? - спрашивает король.

- Выпей со мной на прощание вина, чтоб расстаться по-доброму. Прикажи отвезти меня в большой карете, чтоб не пришлось мне к старику отцу пешком возвращаться.

А еще позволь мне увезти с собою из дворца то, что для меня дороже, чтобы век помнить мое прошлое житье-бытье.

Запали в душу короля ее слова, и велел он принести вина, чтобы выпить с женой на прощание. А она ему в кубок сонного зелья подсыпала. Выпил король и заснул крепким сном. Тогда приказала королева его в карету отнести и увезла с собою в родительский дом. Положила она его там на кровать, а сама надела простое крестьянское платье, села за прялку и песню запела - ту самую, что когда-то молодой принц услыхал.

Долго спал король, а под конец пробудился и видит: лежит он в лачуге на бедной крестьянской постели, а рядом королева за прялкой сидит и песню напевает.

- Опять ты мою волю нарушила, - говорит король. - Зачем ты меня сюда привезла?

- Нет, - отвечает королева, - я из твоей воли не вышла. Не ты ль позволил мне взять с собой из замка самое дорогое? Так неужто ты не знаешь, что дороже тебя нет для меня ничего на свете?

- Ты и тут надо мной взяла верх, - вздохнул тогда король. - Что ж собирайся, поедем домой. Не оставаться же нам тут! Кто тогда королевством править будет?

И с той поры король свой запрет снял и во всех своих делах с королевой советовался. Понял он, что хоть жена и мудрее его, но только бесчестья в том никакого нет.

[Alland]

Солдатский ранец

Служил в Дании солдат по имени Ларе: исполнял он королевские приказы ровно восемь лет, и настал срок ему с солдатчиной проститься. Рад был Ларе, что службе конец пришел: ведь кому служба - мать, а кому - мачеха. Неохота только с тощим кошельком домой возвращаться. Считали, прикидывали, а больше трех скиллингов" солдату в расчет никак не выходило. Этакая малость за восемь лет службы! Спасибо, хоть отдали ему те скиллинги сразу. А то, бывало, покуда солдатские кровные денежки получишь, с ног собьешься.
"Ладно, хоть так обошлось!" - подумал Ларе и отправился в путь.
Веселый малый был солдат! Идет, палкой помахивает, песенки распевает. А навстречу ему старушонка убогая; горько-горько так плачет, на нужду свою жалуется.
- Не подашь ли, служивый, скиллинг? - спрашивает старушонка.
- Отчего не подать! - говорит солдат.- У меня и всего-то три скиллинга, а два ли, три ли - все одно. Нет денег - и это не деньги. Может, хоть тебе мой скиллинг пригодится.
Немного погодя повстречалась ему другая старушка, да такая сгорбленная, что голова книзу клонится и лица никак не разглядеть; горько-горько так плачет, долю свою проклинает и молит слезно:
- Не подашь ли, служивый, скиллинг?
- Ладно,- говорит солдат.- У меня два скиллинга, а у тебя ни одного; коли дам тебе один, мы богатством сравняемся. Бери на здоровье!
Отдал он ей половину своих денег и дальше пошел; легко у солдата на душе и легко в кармане. Идет, песенки распевает.
Немного погодя повстречалась ему третья старушка; горько-горько так плачет, милостыню просит:
- Не подашь ли, служивый, скиллинг?
Усмехнулся солдат и отдал ей последний скиллинг.
- На, бери! У меня всего-то один скиллинг; а есть он,
нет ли - разница невелика. В кошельке у меня ветер гуляет,
теперь уж никому помочь не смогу.
Пошел солдат дальше - веселый-превеселый. И добра-то у него теперь осталось - только старая одежка, что на нем, да ранец за спиной. В ранце том рваная рубаха да пара дырявых носков. Правда, была у него еще пачка жевательного табака.
Идет солдат, солнцу и теплу радуется, табак жует, палкой помахивает, песенки распевает, да так звонко, что отголоски далеко по холмам разносятся.
Входит Ларе в лес и видит: сидит на камне старушонка, отдыхает, видно. А камень-то огромный-преогромный.
- Садись, служивый, потолкуем,- говорит старушка.- Довелось нам с тобою и раньше трижды встречаться, да ты всякий раз так торопился, что мы и словечком с тобой не перемолвились.
- А, так это ты все мои скиллинги выманила! Ну да на здоровье! Не зря они тебе достались. Пришлось небось побегать! Прыткая ты, что правда, то правда! А потолковать я с тобой не прочь! Чего тебе надо?
Уселся Ларе на камень рядом со старушкой, посмотрела она на него и говорит:
- Загадай три желания!
Почесал солдат в затылке.
- Что б такое загадать? Ну, это проще простого! Хочу
я жить с людьми в мире и дружбе, без этого не быть человеку счастливым. А еще хочу, чтоб ранцу моему никогда износу не было -денег на новый мне все равно не раздобыть.
- Загадай последнее желание! -сказала старушка.
И Ларе загадал:
- Пускай, чего ни пожелаю, мигом попадет в мой ранец, а захочу -пусть ранец снова пустой будет.
- Сбудутся твои желания. Счастливого пути! - проговорила старушка и вдруг пропала, будто сквозь землю провалилась.
"Куда она подевалась? - подумал солдат. - Ну, да не моего это ума дело!"
Поднялся он и снова тронулся в путь, но, на беду, споткнулся о камень, на котором сидел вместе со старушкой. Рассердился Ларе, помянул черта и пожелал: "Ну-ка, камень, ступай ко мне в ранец!"
А камень скок-поскок - и уж лежит в его ранце.
Но был тот камень такой огромный да тяжелый, что потянул Ларса книзу. Опрокинулся солдат через голову и покатился по земле. Катится он, катится, синяки и шишки набивает! Натолкнулся, к счастью, на кряжистое дерево и остановился.
Отдышался солдат -уф-уф! -и прищурил глаз. Смекнул наконец: "Старушка-то, видно, не зря болтала - дело, выходит, серьезное. Вот так здорово! Только я загадал, а камень уж в ранце лежит".
Пожелал Ларе от камня избавиться, и камень - скок-поскок- выпрыгнул из ранца.
Пошел солдат дальше, веселый-превеселый. Только вдруг у него под ложечкой засосало, проголодался служивый: уж очень долго шел он в тот день.
Видит Ларе: стоит у дороги помещичья усадьба. И надумал он зайти туда хлеба ломоть попросить. Так и сделал. Заходит на поварню, а повариха как раз хлеб нарезает и маслом ломти намазывает.
- Не найдется ли мне хлеба ломоть? - спрашивает солдат.
- Найтись-то найдется,- говорит повариха,-да только в этом доме всякий кусок на счету. Несдобровать мне, коли даже самой малости недосчитаются.
- Дом-то господский, а обиход, видать, сиротский! - сказал солдат.
- Твоя правда! - говорит повариха. -А может, тебе к помещику зайти? Потолкуй с ним, глядишь - покормить велит! Бывают же чудеса на свете. Он у себя в горнице сидит. Как выйдешь за дверь, так иди все прямо.
- Спасибо за совет! - поблагодарил повариху солдат и пошел к помещику.
А тот как раз деньги свои считает. Видит солдат: стоит на столе глиняный горшок, из тех, что в Ютландии делают, и в нем полным-полно золотых дукатов, а на полу - сундук железный, и в нем далеров серебряных не счесть сколько!
- Ну, какой за тобой должок? - спрашивает помещик. Он и не взглянул на солдата, думал, кто-то из издольщиков1 плату принес.
- Ни долгов, ни денег у меня не водится. А вот велишь меня накормить - спасибо будет за мной,- говорит солдат.
Помещик аж покраснел - не привык он, чтоб его
о чем-нибудь за спасибо просили. Спасибо-то в карман не
положишь и шубу из него не сошьешь! Замахал он на солда
та руками, затопал ногами и кричит: у-
- Вон со двора!
Стал Ларе по стойке "смирно", сам себе скомандов
"На-а-пра-во!" - повернулся и солдатским шагом марш марш со двора.
Шел он, шел, а потом, ухмыльнувшись, говорит:
- Ну-ка, золотые дукаты, прыг ко мне в ранец!
Фь-ю-ю-ють! - и уже лежат в солдатском ранце золотые дукаты из ютландского горшка.
"Так! - подумал солдат. -Не худо бы и серебром раз житься, золотом только хвастуны расплачиваются".
- Ну-ка, серебряные далеры, прыг ко мне в ранец! Да
столько, чтоб унести под силу было. Лишнего мне не надо!
Фь-ю-ю-ють! - и уже лежат в солдатском ранце серебряные далеры из помещичьего сундука.
Стал ранец тяжелый-претяжелый, а все равно полегче полной походной выкладки, к которой на службе привык солдат.
Отправился Ларе дальше; идет, песенки распевает. Пришел он под вечер в небольшой городок, постучался в дверь самого что ни на есть богатого постоялого двора и попросил еды и питья. Стал Ларе за обе щеки ужин уписывать. А с ним за столом важные господа сидят. Вот и давай они над простым солдатом потешаться. Смешно им, как он на еду налегает.
Поел солдат и стал карманы выворачивать: сначала один - пустой и рваный, потом другой. А там, кроме початой пачки табаку, хоть шаром покати. Тут уж господа со смеху животы надорвали.
- И на старуху бывает проруха,- говорит один из
них.- Знатный граф тоже, случается, дома деньги забывает,
только жадность всегда при нем.
А солдат будто и не слышит. Кладет он на стол ранец,раскрывает его и внутрь заглядывает. А господа еще пуще хохочут, за животы хватаются. Только хозяину не до смеха. Смотрит он на Ларса волком, боится - не заплатит ему солдат. А солдат будто и не видит его опасений. Достает он пригоршню дукатов, швыряет на стол и говорит:
- Сдачи не надо!
Вытаращили тут важные господа глаза, слова вымолвить не могут, точно им рты позатыкали.
А хозяин заулыбался, Ларсу кланяется. Приказал он бутылку вина принести в награду за щедрость.
- Не найдется ли у тебя горницы переночевать? - спрашивает Ларе.
- Горницы все постояльцами заняты,- говорит хозяин,- одна только пустая стоит, да ночевать в ней нельзя. Кто там заночует, тут же ночью помирает. Я как стал хозяином, никого туда не пускаю, горница у меня на запоре.
- Самая подходящая для меня квартира! - сказал солдат.- Прибери там хорошенько, стол накрой к ужину. Не забудь принести четыре бутылки вина и четыре свечи поставить да положи четыре колоды карт, а как все сделаешь- неси мне ключ от горницы.
Мялся хозяин, мялся, а потом и говорит:
- Мое дело остеречь, а коли ты, господин, все равно
там ночевать хочешь, что ж, воля твоя!
Пришло время спать ложиться. Отправился солдат в
страшную горницу. Высыпал он из ранца на стол все золотые дукаты и серебряные далеры, зажег четыре свечи, открыл четыре бутылки вина к ужину, о котором позаботился хозяин, проверил четыре колоды карт. Положил Ларе ранец на пол, уселся за стол и ждет, что дальше будет.
Немного погодя как затрещит в печке огонь, как печка подпрыгнет! Отскочила дверца, заколыхалось пламя - и вывалился на пол черный клубок. Разматывался тот клубок, разматывался, рос, рос, покуда не обернулся огромным черным чертом с рожками, хвостом и клыками. И страшен же был тот черт! Вместо ногтей у него - когти звериные.
- Добро пожаловать, друг любезный! - спокойно и ла
сково говорит солдат.- Садись к столу да подкрепись ма
ленько.
Не успел он речь свою кончить, огонь опять как затрещит, печка как подпрыгнет! Отскочила дверца, заколыхалось пламя - и выкатился на пол другой черный клубок. Обернулся тот клубок таким же огромным черным чертом. А за ним и третий черт тут как тут.Кувыркаются на полу трое черных чертей. Солдат ласково со всеми тремя разговаривает, к столу просит и вином угощает.
Наелись черти, напились. Ларе их спрашивает:
- Не перекинуться ли нам в картишки?
Завизжали черти от радости и давай с солдатом в карты
играть. Играют они, играют, а сами потихоньку к солдату подбираются, когти в него запускают.
- Эге! -говорит солдат.- Неплохо с дружком в кар
тишки играть, да когти в него ни к чему запускать! А ну полезайте ко мне в ранец!
Фью-ю-ють! - и уже сидят в солдатском ранце три черта. Как они там ни барахтались, как ни визжали, как ранец ни когтили - все зря. Ведь ранцу тому износу не было.
- Сидите, покуда не выпущу! - приказал солдат. - Теперь и потолковать с вами можно. И время быстрее пройдет! Чего это вы сюда в горницу повадились? Что вам здесь надо?
- Тут за печкой пивной котел с золотом стоит. Вот мы его и караулим,- сознались черти.
- Всего-то и дела! Стоит из-за денег честных людей в страхе держать! - подивился солдат.
Стали тут черти скулить: молят солдата на волю их выпустить. А Ларе и ухом не ведет. Скинул сапоги, улегся в постель и крепко заснул.
Рано поутру пришел хозяин и заглянул в замочную скважину. Так и есть: лежит Ларе и, похоже, не дышит - видно, мертвый. Стал тут хозяин бить-колотить в дверь.
Проснулся солдат, помянул черта и кричит:
- Чего надо? За ночлег заплачено, а спать не дают!
Убрался хозяин - рад-радешенек, хоть не очень ласково
обошелся с ним Ларе. Солдат-то в живых остался! Вот счастье привалило! Нашелся неробкий человек - никакое колдовство ему не страшно!
Выспался Ларе и пошел к хозяину. А тот уже его поджидает. Не терпится ему послушать, что да как!
Но из солдата ничего не вытянешь. Сказал только, что спал, дескать, сладко, а теперь не худо бы позавтракать.
Хозяин пред Ларсом травой стелется; чего только на стол не ставит - ешь сколько хочешь. Солдат ел-ел, все, что на столе было, съел и спрашивает:
- Не найдется ли в городе двух дюжих парней?
- Как не найтись! - отвечает хозяин.
- Ну так зови их сюда,- говорит Ларе,-да гляди, чтоб были самые что ни на есть дюжие. Работенка их ждет нелегкая.
- Какая такая работенка? - любопытствует хозяин.
- Надо ранец мой к кузнецу стащить, пусть из него пыль повыколотит. Для этого дюжие парни и требуются, не всякому под силу такой ранец поднять.
"Не иначе, рехнулся,- подумал хозяин.- А может, из него еще вчерашний хмель не выветрился?"
Но перечить Ларсу не стал: платил солдат исправно, не скупясь.
- Ладно,- обещает хозяин,- приведу тебе двух дюжих
парней, останешься доволен.
Послал он мальчишку в город, и тот привел двух здоровенных молодцов.
Оглядел их Ларе и спрашивает:
- Хотите по серебряному далеру на брата заработать?
Стащите этот ранец к кузнецу, пусть из него пыль повыколотит.
Переглянулись парни и думают: "Везет же нам! Шальные, видать, у него деньги. Работа-то пустяковая!"
Взялись они за ранец, хотят поднять его, да не тут-то было. Еле-еле от пола оторвали!
С охами и вздохами вытащили силачи ранец из дому. Идут, потом обливаются; покуда до кузницы добрели, семь раз останавливались дух перевести.
Хозяин постоялого двора вместе с ними идет. Объясняет он кузнецу: остановился-де у него один денежный человек. И желает, чтоб кузнец пыль из его ранца выколотил. Человек этот то ли рехнулся, то ли под хмельком еще со вчерашнего, но перечить ему не стоит: платит он не скупясь.
Подошел тут солдат и спрашивает:
- Сколько за работу возьмешь?
- Далера два-три,- отвечает кузнец.
- Смотри, продешевишь,- говорит солдат.- За такую работу не меньше пяти далеров брать надо. Но уж чтоб выколочено было на совесть.
- А как же иначе? За такие-то деньги! Пылинки в твоем ранце не останется,-обрадовался кузнец.-Только вот останется ли что от ранца под нашими молотами?
- Уж это не твоя забота! Молотите, сил не жалейте!
Два силача ранец на наковальню едва взвалили, а кузнец
трех подмастерьев приставил пыль из него выколачивать.
То-то было веселье! Такой потехи в здешних краях не видывали.
Засучили рукава молодцы, поплевали на ладони - да как размахнутся, как ударят молотами по ранцу! Поднялся тут такой визг и вой, что у подмастерьев молоты из рук от страху попадали. Стоят, на ранец уставились, слова вымолвить не могут.
- Не бойтесь,- говорит солдат,- это кожа у ранца
усохла, вот он и скрипит, будто кто воет. Скоро вою конец придет.
Опять взялись подмастерья за работу. Бьют, молотят-пот с них ручьями льет. Думали они поначалу, что от чертова ранца ничего не останется. Как бы не так! Молотили они, молотили, а ранец все такой же, как и был.
Солдат одно твердит:
- Сил не жалейте! Вы и половины дела не сделали!
Пыли в ранце накопилось немало. Ведь по каким только дорогам я его не таскал, и на войне он со мной побывал.
С трех смешливых подмастерьев семь потов сошло, обес силели они вконец и молоты из рук выпустили. Позвал куз нец трех новых молодцов. Взялись они со свежими силам за работу - и давай ранец молотами гвоздить. А он по-преж нему целехонек. "Видно, ранец этот тролль заколдо вал",- подумали они. Глядят - ранец железом окован. И надумали подмастерья железо молотом бить. И не такое им сгибать приходилось! Но и железо не поддается, хоть умри! Обессилели они и молоты выронили. А ранец лежит на наковальне все такой же, как был.
- Хватит, пожалуй,- говорит солдат.
Заплатил он кузнецу пять далеров, еще один дал в придачу и наказал силачам тащить ранец к реке.
Притащили молодцы ранец к реке, открыл его Ларе, глядь - а в нем черной трухи полным-полно, и несет от той трухи серой. Это трех чертей кузнечные молоты в труху истерли. Высыпал солдат труху в реку, вздулись, почернели ее воды. Понеслась черная река на сотни миль к Северному морю. Влились черные воды в синее море, и поплыла по морю грязная пена.
Минула неделя, очистились река и море, снова стали синими, прозрачными.
А что было с солдатом?
Воротился Ларе на постоялый двор вместе с хозяином и рассказал ему, что в страшной горнице за печкой котел с золотом спрятан.
Отодвинули они печку от стенки, выломали кирпичи, а там, и вравду, пивной котел стоит. И набит он до самого верха золотом.
Солдат, ясное дело, поделился с хозяином, отдал ему добрую половину. А хозяин на радостях, да еще за то, что Ларе всю округу от страха избавил, подарил ему сад.
Построил солдат в том саду дом и зажил припеваючи. А как же иначе: был он человеком и добрым, и честным, и не

робкого десятка. И еще: жил он с людьми в мире и дружбе - без этого человеку счастья не бывает.

[Alland]

Что всего дороже

Жил на свете молодой принц. С малых лет все твердили ему, что мудрее и красивее его никого на свете нет. И до того он возгордился, что и сам тому поверил. Вот пришла ему пора жениться, и поклялся принц, что возьмет в жены только такую девушку, у которой разум красоте под стать будет. Не хотел он для себя жены ни красивой, да глупой; ни умной, да уродливой.
Созвал старый король во дворец всех самых разумных и пригожих девушек королевства, но только ни одна из них
его сыну по сердцу не пришлась. И решил тогда молодой принц сам отправиться по белу свету искать себе суженую. Переоделся он в платье попроще, сел на коня и ускакал один, без всякой свиты.
Во многих странах, королевствах он побывал, много девушек перевидал, а невесты себе так и не нашел. Одна лицом хороша, да разумом не вышла. Другая умна, да красоты ей недостает. Так и пришлось принцу ни с чем обратно домой повернуть.
Вот едет он густым, дремучим лесом, а уж смеркаться стало. Конь его притомился, и самому есть-пить хочется, а лесу конца не видать. Вдруг заметил он над деревьями дымок, а скоро и домишко показался - маленький, скособоченный, совсем в землю врос. Спешился принц, вошел в дом и видит: сидят за столом дряхлые, бедно одетые старик со старухой и ужинают черствым хлебом да молоком. Поклонился принц хозяевам и говорит:
- Здравствуйте, добрые люди. Пустите меня к себе переночевать. Путь мой неблизкий, а уж вечер на дворе.
- Как не пустить, - отвечает старик.-Не в лесу же тебе ночевать. Ночлега-то ведь с собою не возят. Только люди мы простые, небогатые. Боюсь, не сумеем угодить твоей милости.
- А мне ничего такого и не надо,- говорит принц.- Как вы, так и я.
Вышел тогда старик из дому, привязал коня и дал ему охапку сена. А старуха меж тем принялась потчевать гостя молоком с сухарями.
Поужинали они, старик и говорит гостю:
- Ложитесь, ваша милость, на постель, а мы со старухой на лавке примостимся.
- Нет,- отвечает принц. - Не хочу я быть вам в т гость. Постелите мне сена на полу - и ладно.
Растянулся принц на сене и заснул крепким сном. Очен уж он притомился в дороге. И виделись ему во сне краси вые девушки, которым недоставало ума, и умные девушки которым не хватало красоты.
Только охапка сена - не королевское ложе, на ней н разоспишься, тем более с непривычки. Пробудился прин ни свет ни заря и вдруг слышит - в верхней светелке врод бы прялка жужжит и девичий голос песню поет. И до тог хорошо пела девушка, что принц заслушался ее и обо все на свете позабыл.
А как проснулись поутру старики, он их и спрашивает:
- Кто это у вас в верхней горнице так славно поет?
Стали тут старик со старухою принца убеждать, что никого там нет, что ему, дескать, просто пригрезилось. Только принц от них не отстал, покуда они ему всю правду не выложили.
- Есть,- говорят,- у нас дочь Дагмар. Она-то и пела нынче утром. Только мы ее ото всех прячем. Живем в лесу одни и боимся, как бы не обидел ее какой недобрый человек или не увез кто от нас. Без нее мы пропадем. Прясть и ткать она мастерица. Ее трудами и кормимся.
- Так-то оно так,- отвечает им при>нц. - Да ведь поглядеть на вашу дочь можно? Иль уж до того она нехороша, что ее и показать людям совестно?
Не стерпел старик обиды, рассердился и крикнул дочери, чтобы она вниз спустилась. А принцу только того и надо было.


Сбежала девушка вниз и спрашивает:
- За каким делом звали, отец?
- Да вот,- говорит ей старик,- иди с гостем поздоровайся.
Взглянула девушка на принца, заалелась вся и замерла, точно к месту приросла. И принц от нее отвести глаз не может. Сколько ни ездил он по белу свету, такой красавицы встречать ему еще не доводилось. Долго они так друг на друга глядели. Потом принц опомнился. Не подобает ему,
королевскому сыну, на бедную крестьянку засматриваться. Простился он с хозяевами, щедро наградил их за приют и ускакал. Вернулся принц домой, а покоя себе найти не может. Не идет у него из ума красавица Дагмар. Куда ни взглянет, куда ни пойдет - все она ему мерещится. И тогда принц решил:
- Испытаю-ка я ее, под стать ли у нее разум красо
те. А коли ей ума недостает, то и думать мне о ней не
зачем.
Послал он к девушке гонца с двумя шелковинками и велел ей соткать из них полог для королевской кровати. А Дагмар отломила от полена две лучинки, дала их гонцу и говорит:
- Передай принцу, пусть прикажет смастерить из этих
лучинок станок, чтобы было мне на чем шелк ткать.
И понял принц, что девушка-то не глупей его! Но все-таки решил он еще раз ее испытать. Опять послал он к Дагмар ища и велел ей явиться в замок ни днем, ни вечером, ни пешком, ни в телеге, ни голой, ни одетой. Рассказала она от-у про повеление принца, а тот только руками развел:
- Мыслимое ли дело,- говорит,- этакую мудреную задачу решить!
А Дагмар улыбается:
- Ничего, батюшка. Умен принц, только ведь и я не лыком шита.
Разостлала она по земле рыбачью сеть, села на нее и велела отцу волоком тащить сеть к принцу в замок. Явилась то в замок в сумерки. День к концу шел, а вечер еще не ступил. И надела она на себя вместо платья длинную по-)тняную рубаху.
Встретил ее принц, повел во дворец и говорит старому королю:
- Батюшка, нет на свете девушки краше и разумнее, м Дагмар. Позволь мне на ней жениться, потому что ни какой другой невесте я и слышать не хочу.
Нахмурился король. Где ж это видано, чтобы принц на юстой крестьянской дочери женился? Только принц твер-| на своем стоял. Делать нечего, пришлось королю создаться. Сыграли веселую свадьбу, и зажили молодые душа Душу.
Прошло время, отец принца умер, и стал он королем, жена его королевой.
Давно не бывало в Дании такой мудрой и справедливой ролевы, как крестьянская дочь Дагмар. Помнила она, что яа в нужде выросла, и старалась помочь бедному люду, м могла. И за это любили Дагмар в народе и славили ее и красоту.
Только запала тут в сердце короля черная дума. Испу-гся он, как бы не стали люди судачить, что, дескать, коль не своим умом живет, а всеми делами в королевстве :на его заправляет. Призвал он к себе королеву и го-эит:
- Обещай мне, что не станешь никогда в мои королевские дела вмешиваться. А нарушишь это обещание - отошлю тебя назад к старику отцу в лесную избушку.

Улыбнулась Дагмар:
- Что, ж будь по-твоему. У меня ведь и своих дел довольно.


Так и повелось у них с той поры. Король страной правит суд вершит, а Дагмар хозяйство в замке ведет и в дела королевские не вмешивается. Повеселел король, и опять зажили они душа в душу.
Только случилось однажды, что два крестьянина - бедный и богатый - ехали домой с ярмарки. А ведь, известное дело, когда крестьяне с ярмарки едут, то уж непременно у первого кабачка коней остановят и пива выпить зайдут. У кого барыш велик, тот с радости пьет, а кто в убыток торговал - горе заливает. Вот и эти двое так же зашли. Выпили они чарку, выпили другую, да и засиделись допоздна.
А тем временем кобыла у бедняка принесла жеребеночка. Жеребенок маленький, несмышленый. Вскочил он на ножки, испугался чего-то и подбежал к коню богатого крестьянина.
Вышли крестьяне из кабачка и увидали жеребенка. Богатей был человек жадный. Хоть и выпил он немало, а сразу смекнул, что тут можно чужим добром поживиться.
- Глянь-ка,- говорит,- мой конь жеребеночка принес.
- Ан нет,- отвечает бедняк,-это моя кобыла ожеребилась.
А богатей с ним спорит:
- Да как же твоя, когда он возле моего коня стоит?
И затеяли они друг с другом тяжбу. Стали по судам ходить: сперва к младшему судье, потом к старшему судье, а потом и к самому главному судье. Ходят, ходят - нигде толку добиться не могут. А суды, известное дело, недешево стоят. И тут плати, и там денежки выкладывай. Богатому-то что! У него денег куры не клюют. А бедняк все свое добро просудил, хоть с сумой по миру иди.
И надумал он у короля защиты просить. Выслушал король крестьянина, и хоть умен был, а рассудил не лучше, чем глупые судьи:
- Около чьей лошади жеребенка нашли, тому и вла
деть им.
Идет бедняк домой, голову повесил и думает: "Не найти мне, видно, правды".


Повстречался тут ему какой-то добрый человек и посоветовал:
- Ступай-ка ты к королеве. Толкуют люди, она мудрее
и справедливее короля. Авось и тебе в беде поможет.
"И впрямь, пойду к королеве,- подумал крестьянин.- Хуже не будет, а мне все одно пропадать".
Вот пришел он к королеве, рассказал, как дело было, и стал ее просить словечко перед королем замолвить.
Подумала королева и говорит:
- Помочь я тебе ничем не могу, потому что обещала
королю никогда в его дела не вмешиваться. Но дам я тебе
добрый совет. Поклянись только, что не проболтаешься, кто тебе его дал, не то накличешь на меня беду.
Стал тут крестьянин клясться и божиться, что язык за зубами держать станет, и тогда королева ему сказала:
- Завтра поутру возьми сеть и ступай к песчаным хол
мам у моря. Закинь сеть в песок, садись и жди. Король каж
дое утро этой дорогой на охоту ездит. Остановит он коня
и спросит, что ты делаешь. А ты отвечай, что рыбу ловишь.
Удивится тогда король, как можно рыбу на сухом берегу ло
вить! А ты ему на это и скажи: "Коли мерин жеребенка
принести может, то и рыба на сухом берегу ловиться мо
жет".
Крестьянин все в точности сделал, как королева его научила. Пришел он к морю, закинул сеть в песок и стал ждать. А тут как раз и король со свитой подоспел. Осадил король коня и спрашивает:
- Ты что тут делаешь?
- Рыбу ловлю, ваше величество,- отвечает бедняк.
Засмеялся король:
- Да ты, никак, ума решился, добрый человек! Как же
можно рыбу на сухом берегу ловить?
А крестьянин ему в ответ:
- Уж коли мерин жеребенка принести может, то и ры
ба в песке ловиться может.
Задумался король и понял, что дело-то с жеребенком он несправедливо рассудил.
- Своим ли умом дошел ты до этого или научил тебя кто? - спрашивает он крестьянина.
- Никто меня не учил,- отвечает ему бедняк.
- Ладно,- говорит король. - Ступай следом за мной во дворец.
Поворотил он коня и вперед поскакал, а крестьянин за ним потихоньку поплелся.
Приходит бедняк во дворец и видит: сидит король на троне; по правую руку от него мешок денег стоит, а по левую - стража с секирами наготове.
- Выбирай,- говорит ему король.- Откроешь, кто тебя
этой проделке научил, получишь своего жеребенка, да еще
мешок золотых риксдалеров в придачу. А не откроешь - так
тебя моя стража на первом же суку вздернет.
"Как тут быть? - думает крестьянин.- Скажешь правду, на королеву беду накличешь. Не скажешь - головы ли-
шишься, дети малые сиротами останутся. Кто их поить-кормить будет?"
Пришлось ему во всем королю повиниться. Отдал король крестьянину жеребенка, денег мешок и отпустил с миром. А потом призвал к себе королеву и говорит:
- Ты наш уговор нарушила, мои дела вздумала решать. И теперь я свое слово сдержу. Собирайся тотчас и поезжай к отцу, в лесную избушку.
- Что ж,- отвечает ему королева,-моя вина, мне и в ответе быть. Только все эти годы жили мы с тобою душа в
душу, и прошу я тебя напоследок исполнить три моих желания.
- Говори, какие у тебя желания? - спрашивает король.
- Выпей со мной на прощанье вина, чтоб расстаться нам по-доброму, без зла и обиды. Прикажи отвезти меня в большой карете, чтоб не пришлось мне к старику отцу пешком возвращаться. А еще позволь мне увезти с собою из дворца то, что для меня тут всего дороже, чтобы век помнить мне прошлое житье-бытье.
Запали в душу короля ее слова, и велел он принести вина, чтобы выпить с женой на прощанье. А она ему в кубок неприметно сонного зелья подмешала. Выпил король и заснул крепким сном. Тогда приказала королева его в карету отнести и увезла с собою в родительский дом. Положила она его там на кровать, а сама надела старое простое платье, села за прялку и песню запела - ту самую, что когда-то молодой принц услыхал.
Долго спал король, а под конец пробудился и видит: лежит он в лачуге на бедной крестьянской постели, а рядом королева за прялкой сидит и песню напевает.
- Опять ты мою волю нарушила,- говорит король.- Зачем ты меня сюда привезла?
- Нет,- отвечает ему королева,- я из твоей воли не вышла. Не ты ль позволил мне увезти с собой из замка то, что было там для меня всего дороже? Так неужто же ты не знаешь, что дороже тебя нет для меня ничего на свете?
- Ты и тут надо мною верх взяла,- вздохнул ко
роль.- Что ж, собирайся, поедем домой. Не оставаться же
нам тут! Кто тогда без нас королевством править станет?
С той поры король свой запрет снял и во всех делах с королевой советовался. Понял он, что хоть жена и мудрее его, но только бесчестья ему в том никакого нет.

[Alland]

Как Кристоффер из Драгсхольма тролля перехитрил

На острове Зеландия, посреди Драгсхольмского леса, стояла высокая гора. Жил в той горе старый тролль, и наводил он страх на всю округу. И в дневную пору обходили люди это место стороной, а уж в сумерки и вовсе носу туда не казали. Правда, иной раз и выпадала нужда какому-нибудь путнику миновать троллеву гору. Тогда он плевал трижды через плечо и кидал в сторону горы горсть соли. Толкуют в народе, что нет вернее средства от нечистой силы, чем соль. Только и она, видно, не всегда помогает, потому что много народу загубил в том лесу тролль.
Немало лет лютовал он этак, а все ж и ему конец пришел. И одолел его умом да смекалкой крестьянский парень, сын бедной вдовы.
Вот как все вышло.
Звали парня Кристоффер, и жил он с матерью в худом домишке, на лесной поляне, неподалеку от троллевой горы. Скудно они жили, только и богатства было у них, что тощая коровенка, да и той корму не хватало. День-деньской, бывало, режет Кристоффер траву серпом, чтобы запасти скотине сена на зиму. А летом выгонял он корову на лужайку пастись. Только много ль травы на лужайке? Пощиплет корова то тут, то там, а брюхо-то у нее все равно пустое. Уж сколько раз порывался Кристоффер погнать корову подале в лес попастись, да вдова все не пускала. Боялась она, как бы тролль и парня, и скотину не сгубил.
Вот раз ослушался Кристоффер матери и забрел с коровой в лесную чащобу. "Зря мать меня троллем пугает,- подумал он. - Его-то небось и в помине тут нет".
Шел он так час, другой - глядь, открылась ему широкая поляна, а на поляне - высокая гора. И трава тут была до того густая и сочная, что любо-дорого поглядеть. Коровенка сразу на траву накинулась, а Кристоффер развалился на лужайке и давай на рожке наигрывать.
Вдруг загулял по лесу ветер, загрохотал гром, гора расступилась - и вылез из нее тролль. А был он до того страшный, что и сказать нельзя. Руки что бревна, борода по земле стелется, голова в тучи упирается. Увидел тролль Кристоф-фера да как закричит громовым голосом:
- Ты откуда явился?
А Кристоффер ни жив ни мертв стоит и слова вымолвить не может. Насилу-то перевел он дух и отвечает троллю:
- И...и...из д...д...дому...
- А дом твой где?
- Н-н-н-а оп-п-п-ушке...
- А сюда зачем пожаловал?
- Да вот...корову пасти...
Услышал это тролль и вовсе взбеленился. Шипит, урчит, фыркает, ногами топочет, кулачищами трясет.
- Ишь что удумал! - кричит он.- Корову на чужом лу
гу пасти! Забирай свою скотину да улепетывай отсюда подобру-поздорову! А попадешься еще раз - на себя пеняй. На куски разорву! За самые тучи зашвырну!
Вытянул Кристоффер корову прутиком по спине, и пустились они оба во всю прыть наутек.
А как вернулся парень домой - стало ему совестно, что тролль на него такого страху нагнал. И надумал он тролля перехитрить.
На другое утро собрался он опять в лес, попросил у матери кусок творога и сунул его за пазуху. А в лесу отыскал он птичье гнездо, схватил там пичужку и тоже за пазуху спрятал. Вот пришел он к троллевой горе, погнал корову пастись, а сам на пригорке разлегся и давай на рожке наигрывать.
Вдруг загулял по лесу ветер, загрохотал гром, гора расступилась - и вылез из нее тролль. Увидел он Кристоффера и вовсе взбеленился. Шипит, урчит, фыркает, ногами топочет, кулачищами трясет.
- Опять ты тут? -кричит.-Ну, гляди у меня!
Схватил тролль со злости каменную глыбу да так сжал ее
в кулаке, что от нее только горсть песку осталась.
- Вот и тебя я так же раздавлю, коли будешь сюда та
скаться да сон мой тревожить! - кричит он Кристофферу.
А Кристоффер и глазом не моргнет.
- Силен ты, да только до меня тебе все равно далеко,-
говорит он троллю.-Я вот сожму камень, так от него и вов
се одно мокрое место останется.
Нагнулся он будто бы за камнем, а сам творог потихоньку
из-за пазухи вынул и сдавил его рукой что было силы. Сыворотка-то из творога и потекла.
А тролль опять кричит:
- Зашвырну я тебя сейчас за самые тучи, да так, что ты и на землю не вернешься!
Схватил тролль камень, да как швырнет его в небо! Стал Кристоффер считать. Досчитал до ста тридцати двух, и тут камень оземь грохнулся.
- Ловок ты кидать,- говорит Кристоффер троллю,-
только камень-то все-таки на землю упал! А теперь гляди,
как я кидаю.
Нагнулся парень вроде бы за камнем, а сам потихоньку птичку из-за пазухи вынул и бросил ее вверх. Взмыла пичужка к поднебесью - только ее и видели! А тролль-то сослепу подумал, что это камень. Он, как и все нечистые, при дневном свете худо видел. Стал тролль считать, а Кристоффер смеется:
- Не трудись. Хоть век считай - не вернется камень на землю.
Призадумался тролль, глазами заморгал. "Эге,- решил он,- а парень-то, выходит, посильней меня!". И говорит он Кристофферу:
- Пойдем ко мне в работники!
- Отчего ж не пойти? - говорит Кристоффер. - Коли плату хорошую положишь - не откажусь.
- Плата тебе будет пять далеров да корм корове на всю зиму.
Ударили они по рукам и сговорились, что явится Кристофер к троллю на закате солнца. Пришел Кристоффер домой и рассказал матери, что нанялся в работники к троллю. Всплеснула вдова руками, заплакала:
- Что ж ты, сынок, натворил! Или не знаешь: кто
к троллю попадет, вовек света белого не увидит и к людям
не вернется!
А Кристоффер только посмеивается:
- Ничего, матушка! Авось все обойдется!
Собрал он свои вещички в узелок, надел теплую курт
на меху - единственное отцово наследство - да и пошел се бе потихоньку в лес. А тролль уж его дожидается.
- Ну, говори, что делать надо? - спрашивает его Кри стоффер.
- Пойдем натаскаем воды из ручья. Кирстен сегодня пиво варить будет.
А Кирстен хозяйство у тролля вела. И была она такая грязнущая да лохматая, что страх брал глядеть на нее. Тролль ее молодой девушкой от отца с матерью к себе в услужение забрал и навеки в своей горе заточил. И хоть прошло уж с того времени триста лет, оставалась Кирстен все такой же молодой, потому что те, кто у троллей живут, ни на один день не старятся.
Стал тролль по воду собираться и притащил из горы два большущих ведра.
- Вот и ведра,-говорит он Кристофферу.-Одно ты
возьмешь, а другое я.
А Кристоффер видит, что ему и порожнее-то ведро не поднять, не то что с водой. Он и говорит троллю:
- Много ль в эти ведра воды наберешь? Давай лучше разом весь ручей домой притащим!
- И то дело! - обрадовался тролль. - Пойду скажу Кирстен.
Отшвырнул он ведро и назад к горе побежал. А потом вернулся и говорит:
- Кирстен не велела весь ручей тащить. Говорит, воды девать некуда будет.
- А я за такой малостью не пойду! - отвечает Кристоффер.- Я-то думал, у тебя и впрямь стоящее дело для меня найдется!
Сунул он руки в карманы, повернулся и прочь пошел.
Совестно тут стало троллю, что нет у него для Кристоф-фера работы по плечу. Взял он ведра и поплелся к ручью сам. Принес тролль воды и говорит Кристофферу:
- Пойдем на болото, надо торфу для печи натаскать.
Взяли они по плетеной корзине, а в каждую - человек
пять упрятать можно. Еле-еле притащил Кристоффер пустую корзину на болото. А там торфу целые горы. Поглядел на них Кристоффер и говорит троллю:
- Чем такую малость тащить, не лучше ли все болото разом уволочь?
- И то правда! - обрадовался тролль. - Сбегаю скажу Кирстен.
Потом воротился и говорит:
- Кирстен не велела все болото тащить. Говорит, некуда ей будет столько торфу девать.
- Ну, тогда я и рук марать не стану,- отвечает Кристоффер.-Я-то думал, у тебя и впрямь стоящее дело для меня найдется.
И опять совестно стало троллю. Набрал он две корзины торфу и сам домой потащил. А Кристоффер руки в карманы заложил и идет себе рядом, посвистывает.
Вернулись они домой, а к тому времени солнце взошло, и тролль спать улегся. Дневного-то света тролли не переносят, и, когда все добрые люди трудятся, они спят.
Кирстен меж тем за прялку села, а Кристоффер рядышком примостился. Спать ему не хотелось - не больно-то он наработался нынче. Вот прядет Кирстен, а волосы ее нечесаные все в прялку лезут. Проведет она рукой по лицу, а на щеках полосы черные остаются. Стал тут Кристоффер над ней насмехаться, а Кирстен рассердилась и говорит:
- Что ты все зубы скалишь? Я-то, было, обрадовалась тебе. Думала, будет с кем словом перемолвиться. Ведь уж триста лет тут ни одной человечьей души не было.
- А ты бы умылась да причесалась,- отвечает ей Кристоффер.- Вот бы я и не стал над тобой насмехаться.
И тут рассказала ему Кирстен, что тролль уж давно к ней
сватается, а она ему сказала, что не даст согласия, покуда не умоется и не причешется. Вот и ходит она теперь нечесаная и чумазая, только бы за тролля замуж не идти.
- Ну, тогда придется тебе потерпеть, покуда я с ним не разделаюсь,- сказал Кристоффер.
К вечеру пробудился тролль и велит Кристофферу с ним в лес по дрова идти.
- А топоры где же? - спрашивает парень.
- Топоры нам ни к чему,- отвечает тролль,- я деревья прямо с корнем из земли вытаскиваю.
- И верно, так-то оно лучше,- говорит Кристоффер.
Пришли они в лес и стали деревья выбирать. Видят - большущее дерево стоит, ствол в три обхвата.
- Вот это подойдет,- говорит тролль. А Кристоффер смеется:
- Этакая лучинка? Ну уж нет, выбирать, так выбирать. Пошли они дальше по лесу и видят другое дерево.
А ствол у него такой, что и шестеро не обхватят. Кристоффер на него и показал: "Вот это возьмем".
- Ты, хозяин, снизу тащи, а я тебе сверху помогать буду,- говорит он троллю.
Обрадовался тролль. "Вот, -думает,-славно! Сразу с двух концов тащить будем. И как это я раньше не додумался?"
Залез Кристоффер на самую макушку, уселся поудобнее на сук и стал звезды на небе разглядывать. А тролль внизу кряхтит-кряхтит, сопит-сопит, никак дерево вытащить не может. Кристоффер на него только покрикивает:
- Ну, веселей, веселей, хозяин! Или силенок не
хватает?
Тянет тролль, урчит, фыркает. Дерево уж и скрипит, и качается, а никак не падает.
Кристоффер опять тролля подзадоривает:
- Поднатужься, хозяин! Дело на лад идет!
Озлился тут тролль, поплевал на лапы, примерился, да ка-ак рванет! Дерево на землю и повалилось. Еле-еле успел Кристоффер с него соскочить.
- Ну, хозяин, с какого конца нести будешь? - спрашивает он тролля.-За корни возьмешься или за верхушку?
- Уфф! - пыхтит тролль.- Погоди! Дай сперва хоть отдышаться малость!
А Кристоффер удивляется:
- Ишь ты, а я-то и не умаялся нисколечко!
Сидит тролль на поваленном дереве, никак дух перевести не может. Потом отдышался и говорит:
- Я за корни возьмусь, а ты за макушку.- Ему казалось, что так легче будет.
А Кристоффер с другой стороны забежал, за листья спрятался, сел на сук и кричит:
- Эгой! Взяли, хозяин! Понесли!
Тролль и потащил все дерево. Урчит, пыхтит, из сил выбивается.
А Кристоффер знай себе покрикивает:
- Веселей, хозяин! Не то до свету не управимся!
"Ну и парень!-дивится тролль.- И откуда в нем столько силы?" Под конец не вытерпел тролль и взмолился:
- Передохнуть бы немного!
- Как знаешь, хозяин,- отвечает Кристоффер.-По мне, так хоть бы и совсем без отдыху можно.
Отдыхает тролль и все на работника поглядывает. А тот сидит себе молодец молодцом, точно он и не работал вовсе. И затаил тролль против него лютую злобу. Не любят нечистые, коли кто сильней их оказывается. Немного погодя собрались они идти дальше.
- Теперь-то уж я за макушку потащу,- говорит
тролль.- А то тебе, вроде, полегче было.
А Кристоффер забежал с другой стороны, за комель спрятался, сел на сук и принялся песенку насвистывать. И опять тролль все дерево сам потащил. Тащит, надрывается, на каждом шагу спотыкается. Насилу-то добрался он до своей горы.
- Ну и работенка! - отдувается тролль.
А Кристоффер отвечает:
- Что ж, работа как работа. Здоровым парням, вроде
нас с тобою, в самый раз.
- А у меня так все косточки ноют. Боюсь, уж не надо
рвался ли я.
Повалился тролль на постель и заснул как убитый.
Много дней и ночей спал тролль, а Кристоффер меж тем с Кирстен беседу вел и в работе ей помогал.
Наконец проснулся тролль, выполз из горы, а в руке золотую палицу держит.
- Давай позабавимся,- говорит он Кристофферу,-станем эту палицу вверх подкидывать - кто выше?
- Давай,-согласился Кристоффер. -Только не жалко тебе твоей палицы?
- Как так? - удивляется тролль.
- Или забыл ты, как я кидаю? Запущу ее в небо - и поминай, как звали!
Тролль с перепугу даже пасть разинул. Это-то ему и в голову не пришло! Схватил он свою палицу да и уволок поскорей в пещеру. А Кристоффер тому и рад. Ему ведь трол-левой палицы и не поднять даже, не то что на небо закинуть!
Немного погодя позвал тролль Кристоффера в лес орехи собирать. Взвалили они на спину по корзине, пошли в лес и забрались в густой орешник. Тут приметил Кристоффер неподалеку от орешника высохший ручей, а на дне его полным-полно камешков с орех величиной.
- Давай наперегонки собирать,- говорит он троллю.
- Ладно! - согласился тролль.
Принялись они за дело. Тролль по кустам рыщет, орехи
собирает. А Кристоффер набрал полную корзину камешков,
сверху орехами прикрыл - и готово!
Подивился тролль, что Кристоффер так скоро с работой управился. Опустил он свою корзину на землю и стоит, лапой пот утирает.
- Гляди, хозяин, пташка-то какая диковинная! - кричит Кристоффер.
- Где, где? - стал тролль во все стороны головой вертеть, чтобы пташку увидеть, а Кристоффер тем времене корзины и подменил. Себе с орехами взял, а троллю свою с камешками, подсунул.
Глазел-глазел тролль по сторонам, а потом и говорит
- Никакой я пташки не вижу.
- Так уж она улетела давно! - отвечает Кристоф фер.- Ну, ладно, пусть ее. Давай лучше орешков пощел каем.
- Давай,- согласился тролль.
Сели они на пригорок, корзины перед собой поставили, набрали по горсти орехов и принялись щелкать. Кристоффер скорлупу выплевывает, ядрышками похрустывает. А тролль все зубы обломал - никак ему орешка не разгрызть.
- Ничего, хозяин!-утешает Кристоффер.-Чем скор
лупа тверже, тем орех слаще.
Грыз тролль камешки, грыз, а под конец разозлился да как наподдаст ногой по корзине! Так все орехи по земле и рассыпались.
- Не надо мне этой дряни!-закричал тролль.-Высы
пай и ты свои!
Вытряхнул Кристоффер из корзины орехи на землю, и пришлось им с пустыми руками домой идти.
Только от этих каменных орешков разболелись у тролля зубы, да так, что он света белого не взвидел. Завыл тролль, заскулил:
- Ой-ой-ой, как больно! Не знаешь ли, Кристоффер, средства от зубной боли?
- Знать-то я знаю,- отвечает Кристоффер.-Только ведь средство это не для слабосильных.
Струхнул тролль. Уж коли сам Кристоффер так говорит, то ему, троллю, и подавно этого лечения не вытерпеть. Работник-то куда сильнее его! Теперь уж тролль это уразумел!
Только боль все не унималась. Совсем невтерпеж стало троллю, и пришлось ему согласиться на лечение. Подвел тогда Кристоффер его к очагу и говорит:
- Набери в рот воды, сунь голову в огонь да и держи,
покуда вода не закипит.
Сунул тролль морду в очаг и всю шерсть опалил. Крепился он, крепился, а потом как взвоет! А Кристоффер простачком прикинулся.
- Неужто не полегчало? - спрашивает он тролля.
- Зубам-то полегчало, да морду я всю пожег! - кричит тролль.
- Говорил я тебе, что средство это не для слабосильных,- отвечает Кристоффер.
Не впрок пошло троллю этакое леченье. Еще пуще он расхворался и вовсе в постель слег.
Лежал он много дней и все это время думал, как бы ему Кристоффера со света сжить. И надумал он хитростью его извести. На силы-то свои он больше не надеялся! Потолко вал он об этом деле с Кирстен и сказал ей, что хочет работ ника убить, когда тот спать будет. А Кирстен отозвала Кри стоффера в сторонку и говорит:
- Берегись! Тролль хочет с тебя, сонного, голову снеси Кристоффер только засмеялся в ответ:
- Что ж, пускай попробует!
Взял он глиняный горшок, надел на него свой красны ночной колпак, положил на подушку и одеялом наполовин прикрыл. Пускай думает тролль, что это его голова. А са под кроватью затаился и захрапел громко, будто спит. Вы ждал тролль время, взял тихонько топор, подкрался к кровати и обухом по горшку хвать! Горшок-то и раскололся н мелкие черепки. Заурчал тролль от радости и уполз в сво логово. Только на закате приходит к нему Кристоффе и говорит:
- Ну, хозяин, какую ты мне работу назначишь?
Выпучил тролль глаза и пасть разинул. А Кристоффер
зевает во весь рот и потягивается:
- Что-то худо мне нынче спалось. Дрянь какая-то на голову упала. Или, может, приснилось мне это?
С той поры тролль и вовсе всякую надежду потерял. П нял он, что этого парня ничем не проймешь. Лишилс тролль сна и покоя, все думал, как бы ему работника одолеть. А Кристоффер тем временем сладко спал, вволю ел, да баклуши бил.
И вот однажды говорит тролль служанке:
- Надумал я, Кирстен, нашего работника до смерти об
кормить, чтобы брюхо у него лопнуло. Надо только выведать у него, какое кушанье он всего больше любит
А Кирстен побежала к Кристофферу и говорит:
- Тролль хочет, чтобы ты до смерти объелся. Ежели
спросит он у тебя, какое кушанье тебе больше всего по вкусу, ты говори - каша с молоком. Он сам ее без памяти любит, так, может, он-то скорее от обжорства лопнет.
Спустя день говорит тролль Кристофферу:
- Надумал я, братец, пир горой закатить. Попотчую те бя на славу! Тебе какое кушанье больше всего по вкусу
- Каша с молоком,-говорит Кристоффер.
- Хи-хи-хи! Так ведь и я ее больше всего на свете лю блю!-завизжал тролль.- Вот уж полакомимся мы нынче Ты сколько можешь съесть?
- Да уж котла два одолею,- говорит Кристоффер.
Хотя тролль больше одного котла каши зараз никогда не едал, но решил он от Кристоффера не отставать и велел Кирстен четыре котла каши настряпать.
- Гляди только, чтобы каша не рассыпчатая была,- на
казал он.- От твердой-то крупы брюхо пучит, авось работник и лопнет скорее.
Отыскал Кристоффер громадный мешок, привязал его впереди, а сверху отцовскую куртку накинул, чтобы не видно было. Явился он к троллю, а тот уж его у котла с кашей дожидается. Завидел тролль, что Кристоффер новую куртку надел, и ухмыляется. Подумал он, что тот ради угощения так вырядился; хочет, стало быть, хозяина уважить.
Сели они у котла. Тролль по одну сторону, а Кристоффер по другую - так, что над котлом только его голова торчала. Тролль кашу уминает так, что за ушами трещит, а Кристоффер ложку до рта не доносит и кашу незаметно в мешок кидает.
- Ну, что, хороша каша? - спрашивает тролль.
- Хороша-то хороша, да мало ее. Мне бы еще котел-другой. А так только зубы разлакомишь.
Напугался тролль, как бы Кристоффер все один не слопал, и еще сильнее на кашу приналег. А Кристофферу только того и надо. Немного погодя отвалился тролль от котла и ложку бросил.
- Уф, ну и сыт я!
- Э, нет! Так не годится! - говорит Кристоффер.- Я-то еще не наелся, так что уж ты, хозяин, поддержи компанию.
Принялись они опять за кашу и ели, покуда ложки до дна не достали. Вдруг как схватился тролль за брюхо, как завопит не своим голосом:
- Ой-ой, не могу больше! Объелся до смерти! Сейчас лопну!
И лопнул,проклятый!

[Alland]

О последней сказке:что-то здесь не тролль вовсе,а какой-то простодушный старый лох,которого молодые датчане бессовестно провели...

[Alland]

Кто первый разозлится

Жил в одном приходе бедняк хусман - так в Дании безземельных арендаторов называют. И было у него три сына: старшего звали Пер, среднего Пале, а младшего Эсбен, по прозвищу Простак. Слыл Эсбен недалеким, и никто его всерьез не принимал.
Вот подросли сыновья - и настало им время в дорогу отправляться, счастья искать. Хозяйство у стариков невелико, рук приложить не к чему, а быть за далер у соседей на побегушках им уже не пристало - больно велики выросли.
- Ну и вымахали! - сказал им отец.- Вместо того что
бы дома без дела слоняться, ступайте-ка лучше да заработайте себе на хлеб.
Подался первым на чужую сторону старший сын, Пер. Снарядили Пера в дорогу, дали ему холщовую рубаху, штаны сермяжные и хлеба ломоть. Простился он с родными и пошел по белу свету странствовать.
Шел он, шел, видит - навстречу ему путник катит, упряжка у него богатая. Придержал лошадей и кричит Перу:
- Эй, малый, куда путь держишь?
- Иду на чужую сторону счастья искать.
- Не пойдешь ли ко мне в работники? - спрашивает путник.
- А плату какую положишь? - осведомился Пер.
- Полгода отслужишь - четверик серебра получишь,- отвечает проезжий.
- Плата хоть куда! - говорит Пер.
- Только, чур, уговор,- продолжает путник.- Подниматься до зари и всякую работу справлять, какую ни прикажу. У меня обычай таков. Люблю я, чтоб работники в моей усадьбе подолгу служили, но поначалу всех испытываю и только на полгода нанимаю. Запомни: как придет весна, прилетит кукушка, так и уговору нашему конец. И еще одно: сам я человек веселый и кислые ролей терпеть не могу. Давай так: кто из нас первый разозлится, тот пускай на себя пеняет! Коли первый разозлюсь я - что ж, сколько ни прослужишь - получай плату за полгода сполна. А коли ты первый разозлишься, тут уж не взыщи. Нарежу у тебя ремлей из спины и брюха, посыплю раны перцем да солью - и убирайся на все четыре стороны.
Чудной был уговор, и не сразу ударил Пер по рукам. Призадумался сначала. Да и страшен был тот человек. Рот до ушей, а такого уродливого длиннющего носа Пер в жизни не видывал. Зато свиные глазки проезжего до того были ласковы, до того умильны, что Пер подумал: "Он, видать, шутки шутит. А плата, и вправду, хоть куда. Эх, была не была!"
- Ладно! - сказал Пер.- По рукам!
Так подрядился Пер на службу. Сел он к хозяину в повозку и оглянуться не успел - они уж и дома. Время было позднее, улегся Пер и проспал всю ночь до зари в своей каморке.
В шесть часов утра запел петух. Вскочил Пер, оделся - и бегом на гумно, куда еще с вечера наказал ему идти хозяин.
Стал Пер что есть силы молотить пшеницу, как было приказано. Молотит он час, молотит другой, а кругом словно все вымерло. Никто не приходит и не зовет его завтракать. Отшвырнул тогда Пер цеп и пошел в горницу. Пришел и видит: развалился на лавке хозяин, а завтрака на столе и в помине нет. Тут же в горнице и хозяйка - косоглазая, изо рта два огромных клыка торчат. "Ну и уродина! - подумал Пер.- Хуже хозяина!" И еще вертится под ногами орава чумазых ребятишек: воют, визжат, царапаются. Видать, все уже позавтракали. Только для него ничего не припасли.
Хозяин ухмыляется:
- Никак, ты есть хочешь, Пер?
- Ясно, хочу! - говорит Пер.- Ужинать-то мне вчера не дали, да и нынче маковой росинки во рту не было. Попробуй-ка помолотить два часа не евши!
- А ты глянь, что над притолокой написано! - сказал горный тролль.
Нанялся-то Пер вовсе не к человеку, а к троллю! Только он того не знал.
Поднял голову Пер и видит: выведено над притолокой большими буквами: "Нынче еды не жди, до завтра погоди!"
Лицо Пера вытянулось с досады.
- Никак, ты разозлился, Пер? - спрашивает хозяин. Видит Пер - дело-то выходит нешуточное - и отвечает:
- Что ты, что ты, вовсе нет!
Побрел он, как побитая собака, назад на гумно. По счастью, завалялся у него в кармане ломоть хлеба, что еще Дома припас. Пригодился он ему теперь.
"Денек перебьюсь,-подумал Пер,-может, хозяин испытать меня хочет. А то с чего бы такие причуды! Написано ведь над притолокой: до завтра погоди!
Молотил Пер без отдыха весь день до вечера, а потом, не поужинавши, спать отправился.
Назавтра петух в четыре часа запел.
"Вот и позавтракаю пораньше",- подумал Пер.
Вскочил, оделся - и бегом на гумно. Прибежал - и давай что есть силы молотить. Но то и дело, опуская цеп, прислушивался: не зовут ли завтракать? Только никто его не звал. Как подошло время к шести, отшвырнул Пер цеп и пошел в горницу. А там точь-в-точь как вчера: завтрака и в помине нет, хозяин развалился на лавке за столом, и вид у него все такой же сытый и довольный. Хозяйка возится с оравой злющих горластых ребятишек. Ну, видать, позавтракали они сытно!
Поглядел хозяин на работника и ухмыльнулся:
- Никак, ты есть хочешь, Пер?
- Еще бы не хотеть! -в сердцах сказал Пер.-Вчера у меня маковой росинки во рту не было, а я день-деньской на гумне надрывался, и нынче два битых часа молотил. Будешь тут голодным как собака!
- А ты глянь, что нынче над притолокой написано!- говорит тролль.
Глянул Пер и видит: выведено там то же, что и вчера: "Нынче еды не жди, до завтра погоди!"
- Вчера ты тоже "завтра" сулил! - закричал Пер. -Будет шутки шутить! Работника кормить надо!
- Никак, ты разозлился, Пер? - спрашивает хозяин-тролль.
- Ясное дело, разозлился, кровосос ты чертов! - ругается Пер. - Нечего над людьми измываться, "завтраками" потчевать.
- Вон что?! А уговор знаешь? - вскочил с лавки тролль.
Сноровка у тролля была, видать, изрядная! Схватил он
нож, мигом стянул с Пера рубаху, нарезал ремней из спины и живота работника, умеючи присыпал перцем, присолил да и вышвырнул его за ворота.
Закричал, застонал Пер и домой поплелся. Немало дней прошло, прежде чем воротился он к старикам родителям.
Долго хворал Пер, а дома ему еще травили душу - все в один голос твердили: он-де во всем виноват сам, был строптив, а хозяин хотел лишь испытать нового работника. Службой за четверик серебра в год не гнушаются!
Собрался тогда в путь средний брат, Палле. Запасся он впрок всякой снедью и отправился той самой дорогой, что и Пер.
Повезло Палле: под вечер катит ему навстречу тот же хозяин. Придержал лошадей и кричит:
- Эй, малый, куда путь держишь?
- Иду на чужую сторону счастья искать! - отозвался Палле.
Стал тролль его к себе на службу звать. Принял Палле условия договора. Ударили они по рукам и поехали домой к хозяину.
Прожил Палле у тролля целых три дня; все это время он на хозяина работал: тот его не кормил, не поил, только "завтраками" потчевал. А как увидел Палле на четвертый день над притолокой ту же надпись: "Нынче еды не жди, до завтра погоди!" -лопнуло у него терпение, дал он себе волю и отругал тролля всласть.
Отделали его, как и Пера, нарезали ремней из спины и живота, присыпали раны перцем и присолили.
Долго брел он до дому, и вид у него был -смотреть жалко!
Увидели старики хусманы сына - запричитали, стали разными снадобьями его раны врачевать; кляли на чем свет стоит злодея-хозяина, что так детей их изувечил.
Эсбен Простак меж тем по двору бродит и молчит, будто воды в рот набрал. А утром и вовсе пропал со двора. Сам-то он знал, куда ему надо: отправился Эсбен той самой дорогой, что его братья.
Под вечер и ему навстречу тролль катит. Придержал лошадей и кричит Эсбену:
- Эй, малый, куда путь держишь?
- Иду на чужую сторону счастья искать! - отозвался Эсбен.
- Не пойдешь ли ко мне в работники? - спрашивает тролль.
- А плату какую положишь? - осведомился Эсбен.
Четверик чистого серебра за полгода службы, - отвечает тролль.-Плата хоть куда! Только запомни: сам я человек веселый и работников мне таких же подавай! Потому-то я наперед и уговариваюсь: кто из нас первый разозлится, тот пускай на себя пеняет! Коли первый разозлюсь я, что ж, сколько ни прослужишь - получай плату за полгода сполна. А коли ты первый разозлишься, тут уж не взыщи. Нарежуу тебя ремней из спины и брюха, посыплю раны перцем да солью - и убирайся на все четыре стороны.
- Пожалуй, сойдемся! - сказал Эсбен.
Ударили они по рукам, а тролль и говорит:
- Служить мне будешь до весны, а как кукушка прилетит, уговору нашему конец. А может, мы и после того по-новому сговоримся.
- Ладно! - соглашается Эсбен.
Сел он в повозку, и покатили они в троллеву усадьбу. Отвели Эсбена в ту самую каморку, где его братья жили, и проспал он там беспробудно всю ночь.
В шесть часов запел петух. Поднялся Эсбен и отправился на гумно рожь молотить, как было приказано. Молотит час,
молотит другой, а кругом словно все вымерло. Никто не приходит и завтракать его не зовет. Отшвырнул тогда Эсбен цеп и пошел в горницу. Пришел и видит - все троллево се мейство в сборе: за столом тролль развалился, троллиха тут же сидит, на полу троллята дерутся и царапаются.
- День добрый! - здоровается Эсбен. - Завтракать н пора ли?
- Про то в уговоре не сказано,- говорит тролль.- Глянь-ка лучше, что над притолокой написано.
Хоть и невелик грамотей был Эсбен, а все-таки прочитал по складам: "Нын-че е-ды не жди, до зав-тра по-го-ди".
- У всякого дня своя забота! Мне б сегодня поесть!
- А ты рожь молотишь, вот и кормись рожью,- ухмыльнулся тролль.
Ни словечка не ответил ему Эсбен и опять отправился на гумно. Молотил он там что есть силы рожь, веял ее, а в полдень насыпал мешок зерна и понес на ближайший постоялый двор.
- Мы с моим хозяином уговорились: есть я у него дома не буду. Денег на прокорм он мне не дает, зато разрешает рожью кормиться. Возьмешь меня на хлеба, ежели я тебе мешок ржи дам? - спрашивает Эсбен хозяина постоялого двора.
- Отчего не взять! - отвечает тот.
Наелся Эсбен до отвала, набили ему котомку всякой снедью, флягу доверху пивом наполнили. Отправился он опять на гумно и давай молотить.
Первый день прошел, за ним и другой, и третий. Хозяин Эсбена не кормит, не поит; над притолокой все те же слова выведены: "Нынче еды не жди, до завтра погоди". А Эсбену хоть бы что - весел и доволен.
Тролль только диву дается и Эсбена каждое утро спрашивает:
- Не злишься ли ты, Эсбен?
А Эсбен в ответ:
- Да нет, хозяин! С чего мне злиться? Мне ль у тебя не
житье?
Троллю и невдомек, про что это он толкует.
На четвертое утро входит Эсбен в горницу, а тролль ему, как и прежде, надпись над притолокой показывает: "Нынче еды не жди, до завтра погоди".
Эсбену хоть бы что - опять на работу собирается.
- Не хочешь ли поесть, Эсбен? - спрашивает хозяин.
- Да нет! Что нет - так нет! - отвечает Эсбен.
- Ты, стало быть, все три дня ничего и в рот не брал? - допытывается хозяин.
- Ну как же,- отвечает Эсбен. -Что хотел, то и ел. Я рожью кормился, как ты, хозяин, приказал. Нашелся тут один добрый человек по соседству: он за мешок ржи в день чего только мне не давал: и пива, и еды всякой вдоволь.
- Да как ты посмел? - орет в сердцах хозяин.
- Ты, никак, разозлился? А, хозяин? - спрашивает невозмутимо Эсбен.
- Нет! Нет... вовсе нет! - отвечает тролль. - Только лучше тебе другим делом заняться: поле вспахать надо. Бери-ка плуг и ступай за моей собакой. Пес дорогу знает. Где он на землю уляжется, там и пахать начинай! Да гляди, не бросай работу, покуда пес домой не побежит!
- Ладно, хозяин! - соглашается Эсбен.
Запряг он лошадей в плуг и поехал в поле. А пес впереди бежит. Вот улегся пес на землю. Эсбен там и пахать начал. Пахал он поле, пахал, а пес все лежит, с места не двигается. Уж и полдень настал, соседи все по домам полдничать разошлись, а пес - ни с места. "Видать, он до вечера так проваляется",- подумал Эсбен.
Подвело у Эсбена от голода живот. Схватил он палку и вытянул легонько пса по спине. Пес взвизгнул и домой во всю прыть.
Перерезал Эсбен постромки, вскочил на лошадь и за псом следом, а другую лошадь на поводу держит.
Догнал пса у самой троллевой усадьбы, видит - пес через плетень перемахнул. Кинулся Эсбен за ним, не сдержал лошадей, те на землю и рухнули. Одна даже ногу сломала.
Выбежал на шум тролль, глядит: у крыльца пес хвостом машет и тут же Эсбен как ни в чем не бывало стоит.
- Как ты хозяин, приказал, так я и сделал! - говорит Эсбен.- Пес домой побежал, а я за ним! Ты не злишься,хозяин?
- Нет, не злюсь! - отвечает тролль.- Зайди-ка в дощ и подкрепись.
Не знал хозяин, что и делать с таким работником: исполнял Эсбен все его наказы и бывал всегда весел и доволен. Стал тролль даже побаиваться Эсбена. И тут-то случилось неслыханное и невиданное в тех краях: накормил тролль работника обедом и ужином. А как встал Эсбен поутру и вошел в горницу, видит: надписи над притолокой - "Нынче еды не жди, до завтра погоди" - как не бывало.
Позавтракал в тот день Эсбен в положенное время, захватил корзинку с едой, что дала ему хозяйка, и отправился на работу. Приказано ему было троллевых свиней пасти. Было тех свиней с полсотни, все отборные, жирные.
- Пускай пасутся, где хотят,- говорит тролль,- не беда, коли и в землю зароются.
- Ладно, хозяин,- говорит Эсбен.
Только он от усадьбы отошел, навстречу ему два мясника. Идут они как раз скот покупать. Приглянулись мясникам жирные свиньи, вот они и спрашивают:
- Свиней продаешь?
- А то нет! - отвечает Эсбен. -Я их как раз продавать собрался. Забирайте всех, кроме старого борова. Он пастору пойдет.
Сошлись мясники с Эсбеном в цене, отдали ему целую кучу далеров и погнали троллево стадо прочь. Остался у Эсбена

один только старый боров. Видел Эсбен, что боров хворый, того и гляди, ноги протянет.
И верно. Как пришел Эсбен с боровом на торфяное болото, боров тут же и околел. Сунул работник борова мордой в болотную жижу; один хвостик торчать оставил, да и тот чуть у корня надрезал.
Взял Эсбен свою корзинку и пошел на троллев двор.
- Где свиньи? - спрашивает хозяин.
- В болото зарылись! - отвечает Эсбен.-И боров старый - тоже. У него - хоть хвостик торчит, я его чуть попридержал. А других уж и в помине нет.
Кинулся тролль с Эсбеном на торфяное болото. Ухватился он за свиной хвостик, потянул - и плюх в болотную жижу. Только хвостик в руках остался.Вскочил тролль на ноги, стал по болоту бегать, свиней кликать. Да их и след простыл.


- Никак, ты разозлился, хозяин? - спрашивает Эсбен.
- Да нет, с чего мне злиться? - отвечает тролль, а сам от гнева трясется.
Время идет. Кормит тролль Эсбена досыта, работой не обременяет, боится с работником связываться. И живет Эсбен- как сыр в масле катается.
Как-то раз позвали тролля с женой на свадьбу к другим троллям. А ехать надо было далеко. Вот поутру приказывает тролль Эсбену:
- Приготовь-ка выезд побогаче, да не забудь дегтем смазать, где положено, и гляди, чтоб на совесть!
- Ладно! - говорит Эсбен.
Взял он бочку с дегтем, обмазал весь возок, пошел к троллю и докладывает:
- Смазано везде на совесть, а лучше всего там, где ты, батюшка-хозяин, сидишь.
- Ты, что рехнулся?! - заорал тролль, да вовремя одумался и говорит: - Что это я! И в мыслях у меня не было на тебя злиться. Смазать-то только оси колесные надо было! Вытри сиденье хорошенько.
- Вон что! - протянул Эсбен.- Так бы раньше и сказал!
Вытер он сиденье, залезли тролль с троллихой в возок,
а Эсбен на козлы сел. По дороге хозяин работнику наказывает:
- Как отвезешь нас и вернешься назад, закидай колодец всем, что под руку попадется. А не то, не ровен час, свалится туда кто-нибудь из троллят.
- Ладно, хозяин! - говорит Эсбен.
- Да гляди, будь с мелюзгой поласковей! - велит тролль. - Чтоб ей ни в чем отказу не было.
А мелюзгой он свое троллево отродье называл.
- Ладно, хозяин! - соглашается Эсбен.
- Да еще: огонь к нашему приезду во дворе разведи, чтоб светло было, как днем, иначе, того и гляди, с дороги собьемся.
- Ладно, хозяин! - обещает Эсбен.
Подъехали они к усадьбе, где шел свадебный пир. Вылезли тролль с троллихой из возка, а Эсбен домой повернул. Хлопот у него в тот день было по горло.
Вспомнил он, что обещал троллю быть поласковее с мелюзгой, и наказал всей мелкоте в приходе, всем беднякам хусманам, явиться в полдень с мешками и веревками в трол-леву усадьбу.
В полдень пришли хусманы; отворил Эсбен двери овинов, амбаров, хлевов да конюшен и говорит:
- Берите все, что вздумается. Велел хозяин быть с вами
поласковей и ни в чем чтоб вам отказу не было.
Подивились бедняки: добра от тролля-кровососа еще никто в приходе не видывал. Но просить себя не заставили. Расхватали рожь и пшеницу, вывели коров, лошадей, овец и пошли по домам.
Настал черед старый колодец засыпать. Бросил было Эсбен лопату-другую земли в колодец, но показалось ему мало. Пошел он в дом и стал тащить все, что под руку попадется: и столы, и лавки, и перины, и поставцы, и укладки. Побросал он все в колодец, засыпал сверху землей, закидал камнями. Любо-дорого смотреть!
Под конец осталось только Эсбену на дворе огонь развести, чтоб было светло, как днем.
Поработал Эсбен на славу, а потом за хозяином отправился.
На свадебный пир съехалось гостей тьма-тьмущая! Были там тролли хвостатые и тролли без хвостов; те, что познат-нее, носили целых два хвоста. Свадьбы ради выпустили они хвосты поверх праздничной одежды. А уж до чего важничали! Думали тролли, что хвосты им очень к лицу.
Гости и хозяева порядком захмелели и до того развеселились - пели и плясали, а самые молодые даже на головах ходили.
В такой толчее не сразу разглядел Эсбен хозяина с хозяйкой. А как разглядел - стал им знаки подавать. Заметил тролль работника, вышел с женой во двор, уселись они в возок и домой покатили. Подъезжают к усадьбе и видят: край неба полыхает, будто солнце встает. А как поближе подъехали, поняли: к небу огонь вздымается, усадьба ярким пламенем пылает!
- Это еще что?! -заорал тролль. - Никак, усадьба горит?!
- Ага! - отвечает Эсбен. -Ты же сам велел к твоему приезду на дворе огонь развести, да такой, чтоб было, как днем, светло. А иначе и в усадьбу в потемках не въедешь, и горяченьким не обогреешься. Вот я и подпалил левый флигель. Ты ведь не злишься, а, хозяин?
- К дьяволу! - кричит тролль.-Езжай быстрее, сатана тебя возьми!
Подкатили они к усадьбе, а во дворе и в самом деле, как днем, светло, левый флигель уже догорает.
Дом и службы пока целы - погода безветренная, и огонь на
них не перекинулся.
Вошел тролль в дом да как заорет:
- Что такое? Куда вся утварь подевалась? Кто столы и лавки убрал?
- А я их в колодец побросал,-говорит Эсбен.-Ты ведь велел закидать его тем, что под руку попадется. Уж не злишься ли ты, хозяин?
- Не-ет... Нет! Не злюсь! - отвечает тролль. - Неужто ты не знаешь, что колодец песком, землей и дерном засыпают?
- Так бы раньше и сказал! - говорит Эсбен.
Вышел тролль во двор, глядит -двери во всех амбарах, овинах, хлевах, конюшнях отворены. Подбежал - всюду пусто: ни ржи, ни пшеницы, ни лошадей, ни коров, ни овец.
Схватился за голову тролль, слова вымолвить не может. А Эсбен тут как тут:
- Ты ведь сам наказывал быть с мелюзгой поласковей
и чтобы ни в чем ей отказу не было. Вот я и роздал все бед
някам хусманам. Ты ведь не злишься, а, хозяин?
- Нет, не злюсь! - отвечает тролль.- Но уж очень ты прост. Недаром тебя Эсбен Простак прозывают. Теперь работник мне больше ни к чему. Нет у меня ни зерна, ни скотины; нечего молотить и сеять, некого пасти. Ступай домой хоть сейчас, вот тебе твоя плата!
- Э, нет! -говорит Эсбен.-Мне и тут хорошо! Да и пока не время службу бросать: весна еще не пришла, кукушка еще не прилетела. Ведь мы так с тобой уговаривались!
- Так-то так! - соглашается тролль.
Остался тролль с глазу на глаз с троллихой. Вот тут-то он взбеленился, тут-то дал себе волю:
- Ну и чертов плут! Скоро он меня по миру пустит! Что делать?- Связал меня по рукам и ногам проклятый уговор! Никак упрямого работника отсюда не выжить. Может, убить его?!
- Сдается мне, знаю я средство извести Эсбена! - говорит тролллиха.- Убить его всегда можно. Погоди до завтра! Может, все-таки мы его вокруг пальца обведем. Как кукушка по весне прилетит, так и уговору вашему конец, верно? Весна еще когда придет! А ты поутру вымажь меня дегтем, вываляй в перьях да и посади на большую яблоню. Стану я там куковать, а Эсбен подумает, что кукушка прилетела. Вот и уберется восвояси.


- Ты у меня умница! - говорит тролль. - Будь по-твоему!
На том и порешили.
Наутро сидят тролль с Эсбеном за столом, завтракают. Слышат вдруг из яблоневого сада: "Ку-ку! ку-ку! ку-ку!" - на всю усадьбу разносится.
- Слышишь? - спрашивает тролль.-Кукушка прилетела!
- Кукушка? - говорит Эсбен.-Не рано ли? Пойду-ка погляжу да спугну ее.
Выскакивает он в яблоневый сад, хватает камень и прямо в лоб троллихе швыряет. Свалилась троллиха с дерева и шею себе сломала. Поделом ей! Не смогла она Эсбена сгубить.
- Поди-ка сюда, хозяин! - кричит Эсбен.-Ну и чудная
же кукушка!
Примчался тролль, глядь -лежит троллиха под яблоней, не дышит. У тролля от злости искры из глаз посыпались. Стал он Эсбена проклинать.
- Ты ведь не разозлился, а, хозяин? - спрашивает Эс
бен.
Не вытерпел тут тролль.
- Ах ты, головешка адова! - заорал он. - Еще как разо
злился! Просто ума решился! Вот-вот лопну! Ах ты прокля
тущий! Имение мое разорил, усадьбу чуть не спалил! А что
с троллихой сделал?! У-у-у!
Поносил тролль работника на чем свет стоит.
- Вот как ты заговорил, вот как недоволен! - сказал Эсбен.- А вспомни-ка, как сам над людьми измывался, над
братьями моими, Пером и Пале, да и надо мной тоже.
Думал, бедняки за себя постоять не сумеют?
Как размахнется тут Эсбен, как даст троллю! У тролля и дух вон.
Воротился Эсбен домой к отцу с матерью и к братьям. И никто больше с той поры троллей до конца дней своих в округе не видывал.

[Alland]

Дочь колдуна

Жил на свете бедный сирота, мальчик по имени Андерс. Негде было ему голову приклонить, нечего есть, некуда руки приложить; надумал он отправиться по белу свету, какое ни на есть дело себе приискать.
Вот бредет Андерс бором дремучим, навстречу ему - незнакомый человек. Спрашивает он Андерса:
- Малый, а малый, куда идешь?
- Да вот,- отвечает Андерс,- брожу по белу свету; ищу, не подвернется ли служба какая.
- Ступай ко мне в работники,- говорит человек,-мне такой мальчишка, как ты, позарез нужен. Плату тебе положу хорошую: за первый год службы - мешок далеров, за другой год - два мешка, а за третий - целых три. Потому как служить придется ровно три года. Гляди только слушайся меня во всем, даже если что чудным покажется. Бояться тебе нечего. Никакой беды с тобой не случится, покуда из воли моей не выйдешь.
На том дело и сладилось. Нанялся Андерс на службу и пошел за хозяином к нему домой.
Диковинное то жилье скрыто было близ озера, в горе посреди дремучего бора. Кругом ни живой души, тишь да безлюдье.
Люди и звери, птицы и рыбы в те края носа не казали. Хочешь знать почему? Хозяин Андерса был страшный колдун, и властвовал он над всей округой.
Сколько за ним темных дел водилось - не счесть. Человек ли, зверь ли - колдуну все одно было, никого он не щадил. Сказывают, родную дочку не пожалел, спрятал от
людей на дне морском. Злодействовал колдун нещадно: кого до смерти губил, кого долгами душил, кого в плен брал.
В подземных его зверинцах каких только зверей, птиц и рыб не томилось! Кормил их колдун в три года раз, а уж измывался над ними вволю.
Поначалу приставил колдун Андерса лесных зверей кормить.
Подивился мальчик, какие они все - волки и медведи, олени и зайцы - тощие да понурые. Накормил он их досыта. Хоть и много было зверей (диковинные зверинцы на целую милю под землей растянулись), Андерс в один день с работой управился.
Похвалил его колдун:
- Молодец!
А на другой день говорит мальчику:
- Нынче на надо зверей кормить. Корм им не всякий
день, а раз в три года перепадает. Поди поиграй в лесу; как нужен будешь, покличу тебя.
И стал вдруг колдун непонятные слова бормотать:
Снур-ре! Снур-ре! Снур-ре - випс! Зайцем, малый, обернись.
Обернулся Андерс зайцем и скок-поскок в лес. И пошла в лесу потеха: охотники стреляют, собаки лают! Ведь в лесу, кроме как на зайца, и охотиться было не на кого, никакого зверя больше не осталось: колдун кого сгубил, кого в подземные зверинцы загнал.
Обрадовались охотники, что хоть заяц в лесу объявился, да все разом за ним и припустили. Сгодились зайцу быстрые ноги! Пришлось ему и от охотников, и от собак побегать. Беспокойная пошла у зайца жизнь!
Но как ни гонялись за ним собаки, как ни стреляли в него охотники - все попусту. Оставался заяц цел-невредим и убегал от охотников все дальше в лес. Понял наконец заяц: псам за ним не угнаться, охотникам его не подстрелить. Успокоился. По душе ему даже пришлось собак да охотников дразнить.
Бегал Андерс, прыгал зайцем целый год, а как настало время, кликнул колдун его домой. И опять пробормот колдун непонятные слова:
Снур-ре! Снур-ре! Снур-ре - випс! Человеком обернись!
Обернулся заяц человеком.
- Ну как, доволен службой? - спрашивает колдун. - По душе тебе зайцем бегать?
- Да, служба хороша,- отвечает мальчик.- Прежде я так резво не бегал.
Показал колдун Андерсу мешок далеров, что мальчик заработал, и согласился тот служить еще год.
Приставил теперь колдун Андерса лесных птиц кормить.
Каких только птиц у него в неволе не томилось: и орлы, и ласточки, и кукушки, и вороны. И тоже все были облезлые да понурые. Приворожил их колдун и согнал в клетки.
Растянулись те клетки на целую милю под землей.
Накормил Андерс и птиц досыта.Управился он и с этой работой за один день. Похвалил его колдун:
- Молодец!
А на другой день говорит мальчику:
- Нынче не надо птиц кормить. Корм им не всякий
день, а раз в три года перепадает. Поди поиграй в лесу; как нужен будешь, покличу тебя.
И стал вдруг колдун непонятные слова бормотать:
Снур-ре! Снур-ре! Снур-ре - випс! Вороном, малый, обернись.
Обернулся Андерс вороном, взмыл ввысь. "До чего хорошо!- подумал он.- Летать вороном куда привольней, чем бегать зайцем; и собакам до меня не добраться. То-то потеха на них сверху глядеть!"
Но покоя ему и в небе не было. Снова поднялась в лесу суматоха: охотники стреляют, собаки лают. Ведь в лесу, кроме как на ворона, и охотиться было не на кого, никаких птиц больше не осталось: колдун кого сгубил, кого в подземные клетки загнал. Потому-то и палили по ворону охотники.
Испугался было ворон: того и гляди, подстрелят. Но скоро приметил, что пуля его не берет. И стал себе летать без опаски.
Летал он, парил вороном целый год, а как настало время, крикнул его колдун домой. И опять пробормотал колдун непонятные слова:
Снур-ре! Снур-ре! Снур-ре - випс! Человеком обернись!
Обернулся ворон человеком.
- Ну как, доволен службой? - спрашивает колдун.- По душе тебе вороном летать?
- Да, служба хороша! - отвечает мальчик.- Не доводилось мне прежде в поднебесье летать.
Показал колдун Андерсу два мешка далеров, что он в тот год заработал. Стояли они рядом с тем, прошлогодним. И согласился мальчик служить еще год.
Приставил теперь колдун Андерса рыб кормить.
Каких только рыб у него в неволе не томилось: и акулы, и лососи, и сельдь, и треска! И тоже все костлявые да понурые. Приворожил их колдун и собрал в свои пруды и садки. Растянулись те пруды и садки на целую милю под землей.
Накормил мальчик и рыб досыта.
Управился он и с новой работой за один день, а утрощ следующего дня опять пробормотал колдун непонятные слова:
Снур-ре! Снур-ре! Снур-ре - випс! Рыбкой, малый, обернись!
Обернулся Андерс рыбкой - и плюх в речку! Плещете в воде мальчик, весело ему: то на дно нырнет, то навер всплывет.
Плыл он, плыл, все дальше и дальше. А потом вынесл его речка прямо в море.
Видит Андерс - на дне морском хрустальный замо стоит.
Заглянул в окошко, заглянул в другое: горницы и зал будто зеркало блестят. Убранство в замке богатое. Столы, лавки, поставцы из китовой кости сделаны, золотом опра влены да жемчугом выложены. Полы мягкими коврами устланы, а на коврах пуховые подушки раскиданы. Яр кие - будто радуга! То тут, то там диковинные деревья с за тейливыми цветами растут. Из улиткиного домика фонтам бьет, струйки водяные вниз падают, о прозрачные раковины ударяются. И всюду звучит дивная музыка!
Но краше всего была в том замке сама молодая хозяйка! Бродит она по хрустальным палатам грустная-прегрустная. Не радуют ее, видно, диковины вокруг; в хрустальные стены, что как зеркало блестят, даже не поглядится, красой своей не полюбуется.
"Красавицы такой на всем белом свете не сыскать",-подумал Андерс.
Плавает он вокруг замка, в окошки заглядывает, а самого тоска одолевает:
"Превратиться бы мне из жалкой немой рыбешки снова в человека! Вспомнить бы те слова, что говорит колдун, когда ворожит!"
Плавал Андерс, нырял, думал да вспоминал, покуда его не осенило:
Снур-ре! Снур-ре! Снур-ре - випс! Человеком обернись!
Едва произнес он эти слова, как снова человеком обернулся, стоит на морском дне.
Спешит Андерс тут в хрустальный замок, подходит к молодой красавице и заговаривает с нею. Испугалась она до смерти! А как услыхала его ласковые речи, как узнала, почему очутился он здесь, так и отлегло у красавицы Хельги от сердца. И рада она радешенька, что больше не одна на дне морском, что с ней вместе пригожий молодец. Андерс-то и оглянуться не успел, как взрослым парнем стал.
Бегут, летят дни в радости да в веселье. И совсем было запамятовал Андерс, что скоро надобно ему к колдуну воротиться.
Напомнила ему об этом однажды красавица Хельга:
- Скоро кликнет тебя колдун обратно домой; хочешь
не хочешь, а придется возвращаться: ты в его воле. Только прежде надо тебе снова рыбье обличье принять, а не то живым на сушу не выберешься. Настала пора - должна я тебе открыться. Я - дочка того самого колдуна, которому ты служишь. Хоть и отец он мне, но, честно скажу, злодей беспощадный! Скольких людей сгубил - одна я знаю. И заточил он меня в хрустальный замок, чтоб некому было за людей, за зверей, птиц и рыб заступаться.
Подивился Андерс, что у злого колдуна такая дочка, добрая да красивая. А она и говорит:
- Знаю я средство, как от колдуна избавиться, всех из неволи вызволить. Слушай меня и запоминай хорошенько
все, что я скажу тебе. Короли всех окрестных земель задол
жали колдуну. О простом люде и говорить нечего, он и вов
се из кабалы у колдуна не выходит. Нынче настала пора ко
ролю одного ближнего королевства свой долг колдуну пла
тить. Не уплатит в срок - жизни лишится. А платить ему
нечем, точно знаю.
Ты сделай вот что: откажись от службы. Три года ты отслужил и волен теперь от колдуна уйти. Забирай шесть мешков далеров, что за эти годы заработал, ступай в то самое королевство и наймись на службу к тамошнему королю. А как приметишь, что король затужил, значит, настал ему срок долг колдуну платить. Тогда и скажи королю: знаю, мол, какое горе тебя гложет, могу, дескать, выручить, дать денег в долг. А королю и нужно ровнехонько шесть мешков далеров. Но дашь ты деньги королю взаймы с уговором: как пойдет он к колдуну, пусть возьмет тебя с собой, выдаст за шута королевского и позволит тебе впереди себя бежать. А у колдуна будешь вытворять все что вздумается: проказничать, стекла бить. Разгневается тогда батюшка мой, ^олдун, и призовет короля к ответу за твои шутовские проделки. Придется королю, хоть и заплатит он свой долг, либо три загадки отгадать, либо жизни лишиться.
Сперва спросит у него мой батюшка-колдун:
- Где моя дочка?
А ты стой рядом с королем и отвечай:
- На дне морском! Тогда он спросит:
- А признаешь ты мою дочку?
- Как не признать! - ответишь ты. Пройдут мимо тебя девушки гурьбой - все на одно лицо,
волос в волос, голос в голос. Самому тебе меня нипочем среди них не признать. Тогда я подам тебе знак, как стану мимо проходить. Ты хватай меня тогда за руку и держи крепко, не выпускай. Вот и отгадаешь первую загадку колдуна.
А потом спросит колдун:
- Где мое сердце? Выходи вперед и отвечай:
- В рыбьем брюхе!
- А признаешь ты ту рыбу?
- Как не признать! - ответишь ты. Проплывет тут мимо тебя стая рыб - все одна в одну. Са- .
мому тебе нипочем ту, что надо, не признать. Но я уж буду держаться поблизости и толкну тебя, когда та рыба мимо поплывет. Хватай сразу рыбу да вспори ей брюхо ножом. Тут колдуну и конец! А мы с тобой никогда больше не расстанемся.
Выслушал Анд ере советы Хельги и обещал ей все исполнить в точности. А как пришло время ему назад плыть, стал он вспоминать те слова, что говаривал, бывало, колдун, когда ворожил. Хельга тех слов не знала, а Андерс их, видно, начисто позабыл.
Бродил он день-деньской, думал-думал - никак вспомнить не может! И ночью ему не спалось, все думал да вспоминал;
чуть забылся Андерс на рассвете, его и осенило:
Снур-ре! Снур-ре! Снур-ре - випс!
Рыбкой, малый, обернись!
Едва произнес Андерс слова - обернулся рыбкой и -
плюх в воду! Кликнул тут колдун Андерса, переплыл тот
одним махом море и речку и вот уж у берега ныряет.
А на берегу колдун стоит и свои непонятные слова бормочет:
Снур-ре! Снур-ре! Снур-ре - випс! Человеком обернись!
Обернулась рыбка человеком.
- Ну как, доволен службой? - спрашивает колдун. - По душе тебе рыбкой плавать?
- Еще бы не доволен,- отвечает Андерс. - Лучше службы на всем свете не сыщешь!
И сказать по правде - душой он не покривил. Полюбилась ему красавица Хельга, по сердцу пришлась жизнь на дне морском.
Показал колдун Андерсу три мешка далеров, что он в тот год заработал. Стояли те мешки рядом с тремя прежними и было теперь у парня всего шесть мешков золота.
- Может, послужишь еще год? - спрашивает колдун.- Заработаешь еще шесть мешков далеров в придачу. Всего будет у тебя двенадцать. Такое богатство на дороге не валяется!
- Нет! - отвечает Андерс. - С меня и этих денег хватит. Хочу по другим землям побродить, у других людей послужить,их обычаи поглядеть, ума-разума набраться. Может, когда-то вернусь к тебе назад.
- Приходи, коли вздумаешь! - говорит колдун.-Ты верно служил мне три года, как уговорились. А удержать тебя не в моей воле!
Взял парень свои шесть мешков далеров и пустился в дорогу, в то самое ближнее королевство, о котором толковала его невеста Хельга.
Зарыл он золото в надежном месте, неподалеку от королевского двора, пошел к королю и попросился на службу. Наняли его конюхом, королевских лошадей холить да чистить.
Вскоре приметил Андерс: затужил-загоревал король. Гложет короля горе, гневается он на всех и про веселье забыл.
Приходит однажды король в конюшню, конюх ему и говорит:
- Дозвольте, ваше величество, спросить, от чего печалитесь? Почему гневаетесь и про веселье забыли?
- Что проку толковать попусту,- отвечает король,- все равно ты от меня беду не отведешь.
- Как знать! - говорит конюх.-Может, мне и ведомо, какое горе сердце ваше королевское гложет. Может статься, помогу я вам.
Обрадовался король несказанно и стал конюха расспрашивать: что ему делать да как быть.
- Дам я вам, ваше величество, шесть мешков далеров долг ваш колдуну уплатить, да только с уговором:
возьмите меня с собой, как пойдете долг платить. А я выряжусь посмешнее, прикинусь королевским шутом и впереди побегу.
Набедокурю я там, напроказничаю. Только вы, ваше величество, не опасайтесь. Беды от того не случится.
- Быть по-твоему! - весело сказал король.- А теперь
самое время в путь.
Пришли они к горе в лесу, а там прежнего жилья колдуна как не бывало. Зато вырос на взгорье хрустальный замок, которого Андерс раньше и не видывал.
Но знал он про хитрости колдуна и вовсе не удивился бы, исчезни неожиданно хрустальный замок, как неожиданно он и появился по велению колдуна.
Подошли они к замку поближе.
Прикинулся Андерс королевским шутом и ну проказничать, ну разные скоморошьи коленца выкидывать: задом наперед ходит, на голове стоит. А потом вдруг хрустальные двери да окна бить начал и все, что под руку попадется, ломать. Беда да и только!
Колдун чуть не задохнулся от злости. Выскочил из замка зверь зверем и давай короля на чем свет стоит поносить:
- Зачем, такой-сякой, мерзкого шута с собой привел?
Голодранец ты этакий, век тебе свои убытки не возместить.
И со старым-то долгом еще никак не расквитаешься!
А шут ему в ответ:
- Это мы мигом!
И подносит тут король колдуну шесть мешков далеров, что ему конюх дал. Взял колдун мерку, деньги размерил- все точно сошлось.
Разделался король со старым долгом, получил от колдуна долговую расписку. Только теперь за королем новый долг числился - за убытки, которые шут колдуну нанес. А платить королю нечем.
Говорит тогда колдун королю:
- Загадаю я тебе три загадки. Отгадаешь - твое счастье:
прощу тебе долг. Не отгадаешь - ответишь головой.
Делать нечего - пришлось королю согласиться.
- Вот тебе первая моя загадка,- говорит колдун.- Где
моя дочка?
А шут вместо короля отвечает:
- На дне морском!
- Откуда ты знаешь? - спрашивает колдун.
- Ее видела там серебристая рыбка,- отвечает шут.
- А признаешь ты мою дочку? - спрашивает колдун-
- Как не признать! Веди ее сюда! - говорит шут.
Махнул колдун рукой, и явились, откуда ни возьмись, девушки, все на одно лицо и все с Хельгой схожи. Но были тоне живые люди, а призраки. Под конец и Хельга показалась, д как проходила она мимо шута, ущипнула его тихонько. Чуть не вскрикнул Андерс, да вовремя опомнился.

Как схватит он ее за руку! И чувствует, что не призрак то, а живая Хельга.
Пришлось колдуну признать, что первую его загадку отгадали.
- А вот вторая моя загадка! - говорит колдун. - Где мое сердце?
- В рыбьем брюхе! - отвечает шут.
- А признаешь ты ту рыбу? - спрашивает колдун.
- Как не признать! Кликни ее сюда! - говорит шут. Махнул тут колдун рукой, и поплыла мимо стая
рыб - все одна в одну. Но как только показалась нужная рыбка, толкнула Хельга шута тихонько. Схватил он рыбку, вспорол ей брюхо ножом и вытащил сердце колдуна.
Упал тут колдун замертво и превратился в груду камней. Утратили в тот же миг силу все его колдовские чары. Вырвались из подземелий на волю звери, птицы и рыбы и рассеялись по лесам, в поднебесье, в реках, морях и озерах.
А бедный сирота Андерс с красавицей Хельгой вошли в хрустальный замок и свадьбу сыграли. Кого только на той свадьбе не было! Все пришли, кого Андерс от кабалы и неволи избавил.
Избрали люди Андерса своим королем, и правил он мудро и справедливо. И коли Андерс с красавицей Хельгой до сих пор не умерли, так и теперь живут в любви да радости.

[Alland]

Золотое яблоко

Жил на свете богатый купец, и было у него три дочери: Карен, Марен и Метте. Крепко любил купец своих дочерей, а всех больше - младшую. И она тоже души в нем не чаяла.
Вот однажды собирается купец по своим торговым делам в город Копенгаген на ярмарку и спрашивает дочек, какие им гостинцы привезти. Старшая, Карен, попросила купить ей золотую прялку; средняя, Марен,- золотое веретено, а младшая, Метте, подумала и говорит:
- Больше всего на свете, батюшка, хочется мне золотого яблока с той яблони, что я нынче во сне видела. Привези ты мне его!
- Все привезу вам, дочки мои дорогие! - отвечает ку
пец,- в лепешку расшибусь, а добуду!
Поехал купец на ярмарку, расторговался и стал гостинцу покупать. Повезло ему. Купил он для Карен золотую пряд. ку, для Марен золотое веретено, а вот яблока золотого дЛя Метте, как ни старался, нигде не мог раздобыть.
Воротился он опечаленный домой, отдал страшим дочерям гостинцы, а младшей говорит:
- Не достал я, дочка, золотого яблока! Ты уж не будь
на меня в обиде!
А Метте ему отвечает:
- Не тужи, батюшка! Беда невелика. Чует мое сердце,
что рано ли, поздно ли, а достанется мне золотое яблоко.
Спустя какое-то время приезжает к купцу незнакомый молодец и сватается к его младшей дочери.
- Нет! - отвечает ему купец.-У нас обычай таков: сперва старшую дочь замуж отдаешь, потом среднюю, а уж потом и младшей черед.
- Ладно,-говорит молодец.-Увезу я с собою твою старшую дочь. Только если она мне чем не угодит, не обессудь- ворочу ее обратно.
Снарядили Карен в путь-дорогу, и вышли все за ворота провожать. А молодец сел с невестой в возок и молвил:
Свет - впереди,
Тьма - позади,
Вослед возку никто не гляди!
Тут они с глаз и пропали.
Очутилась Карен и ее суженый в дремучем лесу. Темно, ни зги не видать. Долго ехали они - и встал вдруг возок перед низенькой кособокой избушкой. Вошли путники внутрь, а там посреди горницы широкое бархатное кресло стоит. Подивилась Карен: откуда в бедном домишке такое богатое кресло? А молодец ей сесть в него велит. Села она - и точно подхватили ее ласковые речные волны. Положила Карен голову на спинку - и точно в лебяжьем пуху утонула.
- Сиживала ли ты когда мягче, девушка? - спрашивает ее молодец.
- Нет, господин, никогда я мягче не сиживала,-отвечает Карен.
Поднес он ей тогда серебряный кубок с питьем. Было это питье сладкое, как мед, крепкое, как вино, студеное, как ключевая вода.
- Пивала ли ты что слаще этого питья? - спрашивает ее молодец.
- Нет, господин, сроду ничего я слаще не пивала,- отвечает Карен.
Вывел тогда ее молодец из избушки, усадил в возок и отвез в родительский дом. На этот раз взял он с собою среднюю дочь. Только с нею все так же, как с Карен вышло. Скоро и она к отцу воротилась.
Настал теперь черед младшей дочери с молодцом ехать. Привез он Метте в лесную избушку, усадил в широкое бархатное кресло и спрашивает:
- Сиживала ли ты когда мягче, девушка?
А Метте ему отвечает:
- Мягкое твое кресло, господин, да только колени моей родной матушки еще мягче.
Поднес ей молодец серебряный кубок с питьем и спрашивает:
- Пивала ли ты что слаще этого питья?
А Метте отхлебнула немного и говорит:
- Сладко твое питье, господин, да только молоко моей
родной матушки еще слаще.
В тот же миг избушки как не бывало, и очутилась Метте в королевских покоях, а молодец обернулся пригожим принцем.
И поведал ей принц, что много лет назад была у него невеста, гордячка, каких свет не видывал. Привыкла она
к роскоши да к богатству, и все хотелось ей слаще всех пить-есть, мягче всех спать. Разгневался на нее за это волшебник и заточил навеки в своем каменном замке. А принцу повелел жить в лесной избушке, покуда не сыщет он себе девушку простую, скромную, чтобы ее ни мягким креслом, ни сладким питьем не удивить было.
Долгие годы искал принц себе, невесту - и ни одна девушка перед мягким креслом да сладким питьем не устояла. А Метте с первого взгляда полюбилась ему, только и ее он должен был прежде испытать.
И зажили Метте с молодым принцем в королевском замке в любви и согласии. Раз вышла Метте в сад и видит: меж: Деревьев золотая яблоня, точь-в-точь такая, какую она во сне видела. Рассказала тут Метте принцу про свой сон и про то, как отец нигде для нее золотого яблока не смог добыть. Тогда сорвал принц с дерева три золотых яблока и говорит:
- Поедем к твоему отцу, отвезем ему яблоки. Пускай
Увидит, что сон твой сбылся.
А старый купец меж тем тужит-горюет, что любимая его дочь без вести сгинула. Только вдруг видит он: открываются ворота и въезжает в золоченой карете его дочь, а с нею ря-/ дом - молодой, пригожий принц. Подошла Метте к отцу, протянула ему три золотых яблока и говорит:
- Вот, батюшка, золотые яблоки. Чуяло мое сердце, что рано ли, поздно ли, а сон мой сбудется.Обрадовался купец и задал богатый пир. Три дня и три ночи пировали, всех прохожих потчевали, и мне, признаться, тоже кой-чего перепало.


Конек-колченог

Жил-был в давние времена король, и был у него один-единственный сын. А уж пригож был молодой принц! Таких на всем свете больше не сыскать! И сердцем он был добр, и умом не обижен. Одно плохо: очень уж кичился принц своим саном, разумом и красотой! Уродов вокруг себя он терпеть не мог. Подавай ему только красавцев да красавиц!
- Как гляну на урода, так мне тошно делается! - бывало, говорил он.
Довелось однажды принцу со своими придворными в отъезжем поле охотиться. Стали они станом у самой проселочной дороги и завтракают. И видят вдруг: едет по дороге старик на шелудивом коньке верхом.
Уж до чего был неказист с виду тот старик! И горбатый, и одноглазый, и кривошеий, а одежка на нем бедная да грязная. И лошадь под стать хозяину - конек маленький, брюхатый, косматый да еще хромой на переднюю ногу. Одним словом - кляча крестьянская заезженная!
- Фу! - закричал принц.- Глаза бы мои на это уродство не глядели! Убрать с дороги старикашку поганого вместе с его поганой клячей! Ну и уроды! Из-за них кусок в горло не идет!
Придворные рады стараться - прогнали ездока-оборванца, и вскоре он скрылся из виду.
Но старик-оборванец вовсе не был таким жалким и беззащитным, каким прикинулся. Был он искусный колдун и надумал проучить спесивого королевича, чтоб неповадно
ему было над несчастными уродами да над бедняками измываться.
Вскоре снова предстал он перед принцем в обличье кривого старика, тронул его своим посохом и сказал:
- Узнаешь теперь, сладко ли живется такому коньку,
как мой! Будь в его шкуре, покуда незамужняя принцесса не скажет тебе: "Друг ты мой любезный!"
Только вымолвил он эти слова, как обернулся красавец принц точь-в-точь таким же жалким коньком, что и стариковский. Прежде принц на такого бы и не взглянул!
В замке переполох: пропал королевский сын, и никто не знает, куда он подевался.
А принц тем временем бродил по лесу в обличье понурого конька, ростом с теленка, да винил во всем и бранил самого себя. Понял он наконец: никогда спесь к добру не приводит!
Понять-то понял, да поздно! И что ему теперь делать, он не знал. Идти домой в королевский замок не стоит: все равно никто его там не признает.
Голодный и бесприютный, ходил он по лесу день, ходил другой. А на третий день случилось так, что увидел конька крестьянский паренек Ханс. Подошел к нему мальчик, ласково заговорил, по холке потрепал, вот конек за ним и увязался. Так вместе и пришли они к Хансу домой. А жил Ханс с отцом на лесной опушке.
- Погляди-ка, отец! - сказал мальчик.- Вот тебе новый конек вместо старого, что пал вчера.
- Невелико счастье! - говорит крестьянин, отец Ханса.- Не конек это, а старая кляча. Он и корма-то своего не отработает. Ну да ладно, поглядим! Может, на что и сгодится!
Отвели они конька в конюшню, а наутро запряг его хозяин в плуг, и конек бодро потянул его.
- Я-то думал, что кляча заезженная,- говорит крестья
нин.- А конек только с виду дохлый. Корми его хорошень
ко, может, и будет тогда от него какой ни на есть прок.
Прозвал Ханс своего конька Конек-колченог. И до того он ему полюбился! Кормил Ханс конька, чистил, ласкал и холил. И был конек хозяевам не в тягость - корм свой отрабатывал.
Вот управился крестьянин с севом и говорит сыну:
- Езжай-ка поутру в город, сходи к кузнецу да вели
подковать коньку передние копыта, надо его продать.
Пригорюнился Ханс. Хотелось ему конька себе оставить. Ну да с отцом не поспоришь!
Отправился Ханс в город. Только подковал кузнец коньку передние копыта, глядь - пред Хансом кривой старик по-явился и спрашивает:
- Не продаешь ли коня?
А Ханс возьми да и пошути:
- Отчего не продать! Только цена ему -две сотни да-леров!
- Дороговато за такого-то коня! - говорит старик.-Ну
да ладно, по рукам! Вот тебе две сотни далеров!
- Нет! -молвил тогда Ханс-Продать я конька не смею. Не мой он, отцовский!
- Тогда ступай домой и спроси отца, можно ли конька продать,- сказал старик.
Не по душе пришлись Хансу такие слова. Сел он на конька и поскакал домой. Ни словом не обмолвился Ханс отцу, что мог он за конька две сотни далеров взять.
Немного погодя открылась в городе конская ярмарка. Собрался и крестьянин на торг ехать и говорит Хансу:
- Почисти получше конька, он нынче на ярмарку пой
дет!
Затужил Ханс, просит отца:
- Возьми меня, батюшка, с собой!
- Нет, поеду один! - сказал отец.
- Тогда проси за конька три сотни далеров! - говорит Ханс.
- Да ты, никак, рехнулся, малый! Сотня далеров -вот ему красная цена!
Тут Ханс и рассказал, что ему за конька две сотни далеров сулили.
- Простофиля!- закричал в сердцах отец и закатил
Хансу оплеуху.
Сел крестьянин на конька и на ярмарку поскакал. Хоть и разозлился он на Ханса, а все ж таки запомнил, что ему сын рассказал.Обступили крестьянина на торгу барышники, спрашивают:
- Какая коню цена?
- Три сотни далеров! - бойко отвечает крестьянин.
Посмеялись над ним покупщики и говорят:
- Такой-то падали красная цена - сотня далеров, да
и то в базарный день.
Но крестьянин стоял на своем и цену не сбавлял.
Под конец явился на ярмарку кривой старик. Не стал он с крестьянином торговаться - сразу выложил три сотни далеров.
Пришел крестьянин пешком домой, выгодной сделке не нарадуется. А Ханс плачет да горюет. Ищет его поутру отец, ищет, только паренька и след простыл.
- Побежал, поди, за коньком! - сказала мать.
А Ханс и вправду за коньком побежал.
Разузнал он на ярмарке, что старик, который конька сторговал, уехал за сотню миль от города.
- Богат тот человек несметно, да к тому же и из знатных!-сказали Хансу люди.-Уж не из королевских ли он приближенных?
Мигом собрался Ханс в путь-дорогу- Прошел он за день не один десяток миль и к вечеру добрался до королевского замка. Попросился он там на службу в конюшню. Взяли Ханса в конюхи, но конька своего он в королевской конюшне не сыскал.
И вот однажды видит Ханс: останавливаются на площади
перед замком санки, а в них его конек запряжен. Обрадовался Ханс, подошел к коньку, треплет его по холке, ласково поглаживает.
А тут, надо же, случись такое: пробегает мимо меньшая принцесса, совсем еще дитя. Видит она, как Ханс конька поглаживает, и говорит:
- Хочу такую лошадку! Пусть катает меня верхом и на санках. Ладно, Ханс?
- Ясное дело, пусть катает,-говорит Ханс-Мне ли этого конька не знать! До того он резввый, до того верный, что другого такого не сыщешь.
Побежала принцесса к своему королю-отцу и просит:
- Купи мне ту лошадку!
- Да это ж кляча дохлая!- говорит король.-Бери из моей конюшни любого коня, какой приглянется. Мало тут разве добрых коней?!
А королевна и слышать про другого коня не желает. И так она упрашивала отца, так умоляла, что король под конец согласился и купил ей конька.
- Ухаживай за ним хорошенько, Ханс! - приказала маленькая принцесса.
А Ханс и сам рад!
Холил Ханс конька, кормил досыта, и конек день ото дня все краше да краше становился. А маленькая принцесса каталась на нем и верхом, и на санках и души в своей лошадке не чаяла.Была у короля, кроме маленькой принцессы, еще одна Дочь, сыновьями его судьба обделила. И вот случилось однажды старшей принцессе рыбу удить. Удила она рыбу, удила да и обронила в воду перстень, что ей в наследство от матери достался. Перстень не простой, а волшебный - счастье он людям приносил.
Затужил король и его старшая дочка. И велел король перстень во что бы то ни стало сыскать. Но перстень так и не нашелся. Приказал тогда король глашатаям объявить: "Кто сумеет перстень отыскать, отдаст тому король в награду полкоролевства и старшую принцессу в жены. А кто возьмется за это дело и не сделает -не сносить ему головы".
Понаехало тут немало князей, графов да всякой знати из своих и из чужих земель. Искали они перстень, искали, многие жизни лишились, но перстень так и не отыскался.
А меньшая принцесса день ото дня любила своего конька все больше и больше. Велела даже его золотыми подковами подковать.
Вот однажды повел Ханс-конюх конька на водопой и видит в воде красивую золотую рыбку. Прыгнул он в озеро, хотел рыбку поймать, да не сумел. На другой день снова повел Ханс конька на водопой. Вошел конек в озеро, брык ногой - и выбросил из воды на берег ту самую золотую рыбку. Отнес Ханс рыбку на королевскую поварню, и все - король, его дочки, придворные и челядь, все от мала до
велика,- сбежались на нее поглядеть.
А как разрезали рыбку -видят: лежит у нее в брюхе перстень бесценный.
Сказал тут король старшей дочери:
- Придется тебе Ханса-конюха в мужья взять. Он твой
перстень принес.
Принцесса и сама-то, как видно, не прочь. Да и Ханс не отказывался, только сказал:
- Достал-то перстень не я, а королевский конек. Это он
золотую рыбку на берег выбросил.
Как услыхала это меньшая принцесса, побежала она в конюшню к своему коньку, обхватила его за шею, целует да приговаривает:
- Не хочу, чтоб ты женился на сестрице; пускай лучше
за Ханса-конюха выходит. А тебя я никуда не отпущу. Друг ты мой любезный!
Только вымолвила она эти слова - конька словно не бывало! Стоит перед принцессой молодой красавец принц, а принцесса его за шею обнимает.
Поведал ей принц про свои беды, про то, как был наказан за свою спесь и как потом раскаялся. Пошли они к королю и сыграли свадьбу в тот самый день, когда обвенчались Ханс-конюх со старшей принцессой.
Поехал красавец принц с молодой принцессой домой, в отцовское королевство. То-то было радости, как увидал его в живых да еще с красавицей женой! Думать забыл принц про свою спесь. И жил он в любви да согласии с меньшой принцессой долгие годы.
Ханс-конюх тоже жил не тужил со старшей принцессой. А как умер старый король, отошло Хансу все его королевство.

[Alland]

Леший

Было в одном королевстве глухое лесистое болото. Тянулось оно на много миль, и шла о нем в народе недобрая молва. Кто, случись, не забредет туда ненароком - человек ли, зверь ли - сгинет без следа, точно его и на свете не бывало. И прозвали это место "Чертова трясина".
Вот однажды надумал король дознаться, кто это там на болоте затаился и все живое губит. Снарядил он большое войско и велел своим ратникам болото вдоль и поперек исходить, чтобы ни одна живая душа от них не укрылась. Искали воины, искали и наткнулись на болотного лешего. Диковинное чудище был тот леший. Обличьем с человеком схож, только весь с головы до пят шерстью оброс да глаз у него один посреди лба торчит. Накинулись на него ратники, пока он спал, опутали крепкой железной цепью и поволокли к королю. Обрадовался король. Слышал он, будто хранят лешие в болотах богатства несметные; вот и не прочь он был запустить руку в лешачью казну. Только как ни пытали лешего, как ни выспрашивали его про сокровища - он и слова не проронил.
Тогда велел король посадить лешего в железную клетку за семью дверями и глаз с него не спускать. Еду и питье ему сквозь прутья клетки просовывали, а ключи от замков король всегда при себе держал. И поклялся король страшной клятвой, что немедля отрубит голову всякому, кто лешего из клетки вызволит.
А тут случилось вскоре королю в поход с войском идти -
иноземному королю на подмогу. В ту пору ведь многона свете королей было! Отдал он тогда ключи от клетки своей жене и наказал беречь их пуще глаза, а не то - не сносить ей головы. Королева ключи эти к поясу привесила и ни днем, ни ночью с ними не расставалась.
А был у короля с королевой сынок, хорошенький мальчик-семилеток. Играл однажды принц в саду золотым яблоком, а оно возьми да и прикатись к лешему в клетку. Стал мальчик лешего просить, чтобы он ему обратно яблоко кинул, а леший ему отвечает:
- Не отдам я тебе яблоко, пока ты сам ко мне в клетку не войдешь.
- Да как же мне войти к тебе, когда клетка на замке, а ключи моя матушка всегда при себе носит?
Научил тут леший мальчика, как ему хитростью у королевы с пояса ключи выкрасть. Побежал мальчик к королеве, головенку ей на колени положил и говорит:
- Растрепались у меня кудри, матушка, причеши мне
волосы!
Взяла тогда королева золотой гребень и принялась сын кудри расчесывать. А мальчик тем временем у нее украдко ключи с пояса снял и в карман спрятал. Воротился малень кий принц к пленнику, отомкнул первую дверь и говорит:
- Отдавай теперь мое яблоко. А леший ему в ответ:
- Отомкни и другую дверь!
Отомкнул мальчик другую дверь, а леший и тут яблоко не отдает, просит третью дверь открыть. Так королевич все семь дверей отпер и взял свое яблоко. Только тем временем леший из клетки выскочил. Протянул он мальчику серебряную дудочку и говорит:
- Коли попадешь когда в беду, подуди в эту дудочку,
и я тотчас к тебе явлюсь.
Сказал так леший и убежал обратно к себе на болото.
Увидел тут мальчик, что он натворил, и вся кровь ему в лицо кинулась. Вспомнил он, чем отец пригрозил тому, кто лешего из клетки вызволит. Замкнул тогда мальчик живо все семь дверей, прибежал к матери, головенку ей на колени положил и говорит:
- Опять у меня, матушка, кудри растрепались. Причеши меня!
- Незачем тебе неправду говорить, - отвечает королева,- вовсе у тебя кудри не растрепались.
Однако не стала она сыну перечить, взяла золотой гребень и снова принялась мальчику кудри расчесывать. тем временем незаметно ключи ей обратно к поясу привесил.
На другое утро пришли слуги лешего кормить, а его уж и след простыл. Поднялся тут переполох, стали все думать да гадать, как это леший из запертой клетки убежать сумел. А королева сразу смекнула, что не без сынка ее тут дело обошлось. Только она и словечка никому про это не проронила и спокойно стала мужа из похода дожидаться.
А как вернулся король и сказали ему, что леший убежал,
пришел он в страшный гнев и закричал на королеву:
- Помнишь, какук я клятву давал? Говори без утайки,
кто лешего из клетки выпустил?
А королева отвечает:
- Лешего я из клетки не выпускала, ключей никому не
давала, а как он убежал - про то мне ничего не известно.
И рассудил тут король, что раз ключи были королеве доверены, а она лешего не уберегла, значит, с нее и спрос. Повелел он снести королеве голову, и собрались уж было ее на казнь вести.
Но тут выступил вперед маленький принц и во всем отцу повинился. Рассказал он, как закатилось в клетку его золотое яблоко, как научил его леший у матери ключи выкрасть и как потом он на болото убежал.
Отпустили тогда королеву слуги, а принца под стражу взяли. Но не пожелал король, чтобы малолетку сына у него на глазах смерти предали. Повелел он отвести мальчика к Чертовой трясине и оставить его на болоте. Там, дескать, ему погибели ждать недолго, и выйдет, что король свою клятву сдержал.
Привели стражники маленького принца на болото и пригрозили:
- Вздумаешь обратно повернуть - добра не леди!
И побрел королевич по болоту. Идет, с кочки на кочку перескакивает, во мху тропку отыскивает - боится в трясине увязнуть. А кругом глушь да топь, травы высокие,болотные, кустарник колючий. Руки и колени мальчик в кровь исцарапал, платье в клочки изодрал. К вечеру стемнело, и тропки на болоте уж не видать стало. Выбился мальчик из сил и решил на дерево взобраться, до свету там переждать. Стал он по ветвям карабкаться, и тут зацепилось что-то за сук. Оглянулся мальчик, а это дудочка у него из кармана торчит. Он-то о ней и думать забыл. Стал мальчик что есть мочи в дудочку дудеть и лешего звать:
- Леший, леший, помоги мне!
Оглянуться не успел, а уж леший тут как тут. Смотрит над него ласково и говорит:
- Садись, королевич, ко мне на спину!
Вскарабкался мальчик лешему на плечи, шею его коленками зажал, пальцами крепко за его мохнатую гриву уцепился. В тот же миг засосала их обоих трясина и очутились они в подземном дворце. Привел леший мальчика в роскошные покои, смазал ему раны и ссадины целебным снадобьем. А потом накормил, напоил принца и уложил его на пуховую постель, под шелковое покрывало.
Наутро повел леший принца свои подземные владения показывать. Увидел мальчик и сады цветущие, и луга заливные, и поля колосистые. Увидел и табуны коней - гнедых, вороных и арабских скакунов белых. И еще показал ему леший в своих дворцах залы для игрищ рыцарских, палаты оружейные, а в них - доспехи из золота и серебра,
пики и рапиры острые, кинжалы из вороненой стали. А потом сказал леший принцу:
В ученье семь лет у меня проведешь - И счастья по свету искать пойдешь.
И с того дня стал леший мальчика рыцарскому искусству обучать. Всему обучил он принца: и верхом скакать, и мечом разить, и копьем колоть, и из лука стрелять. Стал мальчик бегать быстрее оленя, плавать лучше рыбы. А уж в смелости да силе в целом свете ему равных не сыскать было.
Минуло семь лет - и такой из него ладный да пригожий молодец вырос, что любо-дорого посмотреть.
Тогда подвел его леший к колодцу и говорит:
- Омочи голову водой из этого колодца.
Сделал принц так, как леший приказал, и стали у него волосы будто чистое золото.
А потом надел на него леший простое платье и сказал:
- Теперь отправишься ты по свету счастья искать.
В тот же вечер посадил он принца к себе на спину, и всю ночь неслись они, словно вихрь, через неведомые земли. Над морями ли они пролетали, над горами ли - принц и разглядеть не успел. А как рассвело, опустил его леший на землю в дальнем королевстве и на прощанье сказал:
- Видишь вон там королевский замок? Ступай туда
и попросись на службу. Гляди только, никому до времени
не открывай, кто ты родом. А покуда будешь в простом звании ходить - шапки с головы не снимай, чтобы никто твоих
золотых волос не увидал. Что тебе дальше делать, сам увидишь. Одно только помни: понадобятся тебе кони из моих табунов либо ратные доспехи из моих дворцов - пожелай только - и тотчас все пред тобою явится. И какое бы ни загадал ты желание - оно в тот же миг сбудется.
Простился с ним леший и пропал с глаз, а принц отправился в королевский дворец. Попросился он там на службу, и приставили его к королевскому садовнику в помощь - землю копать, деревья сажать, цветы выхаживать. Явился он к садовнику, а тот как закричит на него:
- Шапку долой, когда перед королевским садовником стоишь!
- Не могу я шапку снять,- отвечает принц.- Голова у меня вся в парше.
- Вот незадача! - покривился садовник.- Ну, тогда я тебя и на порог не пущу. Ночуй, коли хочешь, в сарае.
- Что ж, мне и этого довольно,- отвечает принц.
И стал он с той поры в королевском саду работать. Службу свою он нес исправно, и все только диву давались, до чего У него дело спорится. Никому ведь невдомек было, что леший ему помогает. Всадит принц лопату в землю, загадает, чтобы грядка вскопана была,- глядь, а она уже готова. Воткнет он прутик в землю, загадает, чтобы он зацвел, глядишь,
а там уже куст пышный вырос. И все у него точно на дрожжах поднималось. Садовник, бывало, им не нахвалится.
Однажды встал принц рано поутру и пошел в сад, к колодцу умываться. Умылся он, огляделся, нет ли кого поблизости, и снял шапку, чтобы свои золотые кудри расчесать. А тут случилось, что младшая дочь короля как раз в эту пору по саду гуляла. У короля-то три дочери-красавицы были. Вот гуляет младшая принцесса по саду, и мерещится ей меж деревьев какое-то сияние. Сперва подумала она было, что это заря утренняя занимается. А подошла поближе и видит: расчесывает подручный садовника волосы, а от них золотое сияние идет. Только в тот лее миг надел парень на голову шапку, и сияние померкло. И после уж не доводилось принцессе его золотыми кудрями любоваться, потому что подручный садовника ни перед кем шапки не снимал - ни перед рыцарями, ни перед принцессами, ни перед самим королем.
Но с того дня стала принцесса к парню приглядываться и увидела, что красивее молодца ей еще ни разу встречать не доводилось. И поняла она, что парень вовсе не тот, за кого себя выдает.
А старшие сестры заметили, что она от парня глаз отвести не может, и давай над ней насмехаться:
- Что ты на этого шелудивого засматриваешься? Не
ужели поприглядней кого найти не смогла?
Однажды гуляют король с дочерьми по саду и видят: лежит на траве подручный садовника и спит сладким сном. Не утерпела тут младшая принцесса, подбежала к нему, шапку приподняла и на кудри его поглядела. Стал король ей выговаривать:
- И как это ты не брезгуешь до его парши дотраги
ваться?
Только принцессе до отцовских попреков и дела нет. Хоть мельком, а все же полюбовалась она золотыми кудрями парня.
Спустя короткое время задумал король своих трех дочек замуж выдать. Назначен был рыцарский турнир, и велено было герольдам по всем королевствам возвестить: кто в первый день всех рыцарей одолеет, старшей принцессе женихом станет. А в знак того получит он из ее рук золотое яблоко. Кто на второй день победит -тому средняя принцесса в жены достанется. А кто в третий день над всеми верх одержит - младшую принцессу в жены получит. И эти принцессы тоже своим женихам по золотому яблоку подарят.
Вот настал первый день турнира. Со всех королевств съехались рыцари и принцы за старшую принцессу копья скрестить. А подручный садовника ушел подальше в лес и пожелал там себе вороного коня из табунов лешего и доспехи вороненой стали из его оружейной залы. Надел он доспехи, вскочил на горячего иноходца и поскакал на ристалище.
А там уж сражение насмерть разыгралось. Мечи звенят,
копья сверкают, кони вздыбленные ржут. Иные рыцари наземь валятся, а иные и вовсе замертво лежат. Сошелся стальной рыцарь грудь с грудью с соперниками и всех, одного за другим, из седла вышиб. Получил он из рук старшей принцессы золотое яблоко и умчался неведомо куда. А яблоко он на всем скаку кинул разодетому щеголю - герцогскому сынку. Тот-то вовсе и не думал в битву ввязываться, а просто пришел на турнир поглазеть.
На другой день съехались принцы и рыцари за среднюю принцессу копьями переведаться. Много в этот день бойцов собралось. Средняя-то принцесса еще краше сестры была, и каждому хотелось счастья попытать.
А подручный садовника ушел подальше в лес и пожелал себе гнедого коня и доспехи боевые из серебра. Обнажил серебряный рыцарь меч и ринулся в битву. И нынче он всех соперников одолел, и досталось ему из рук средней принцессы золотое яблоко. Только и это яблоко он у себя не оставил, а кинул его графскому сынку, которого он еще в начале турнира из седла вышиб.
На третий день за младшую принцессу началось сраженье. Была она всех сестер краше, и немало явилось охотников золотое яблоко добыть.
А подручный садовника пожелал в этот день белого арабского скакуна и доспехи ратные из чистого золота. Надел он панцирь, кольчугу и латы, по плечам золотые кудри распустил, взял в руки боевой щит и меч и понесся
галопом на поле. И все, кто ни видел его, глаз от него отвести не могли. Никогда еще не доводилось людям таким статным и красивым воином любоваться. А золотой рыцарь на лету мечом рубит, копьем разит, и никто против него устоять не может. И в этот день он над всеми верх одержал и получил из рук младшей принцессы золотое яблоко. Только уж это яблоко он никому не отдал, а зажал его крепко в руке и ускакал с ним в лес.
После турнира созвал король на пир всех, кто награду из рук принцесс получил. А герцогский и графский сынки тоже во дворец заявились. Показали они гордо золотые яблоки, и обручили их с двумя старшими принцессами. А золо-того рыцаря нет как нет, и никто не знает, куда он подевался. Старшие принцессы на своих женихов не нарадуются, а над младшей сестрой насмехаются:
- Куда же это твой золотой рыцарь подевался? Видно,
сбежал он от тебя. Ну, да не печалься! У тебя ведь другой жених есть - тот, шелудивый, что у садовника в подручных ходит. Эй, позвать его сюда немедля!
Явился подручный садовника - весь в лохмотьях, ша чонка на нем потрепанная, а в руке у него - золото яблоко.
Тут король на него напустился:
- Ты это яблоко на поле подобрал! Оно не твое!
А подручный садовника отвечает:
- Нет, я его в честном бою добыл. И принцесса тепер
моя невеста.
Выступила тогда вперед младшая принцесса, взяла парн за руку и говорит:
- Раз у него мое золотое яблоко, значит, ему и быть мо им женихом.
- Стыд и срам! - закричал король.- Золотой рыцарь наверное, яблоко-то на поле обронил! Он теперь небос ищет его повсюду, оттого и во дворец не показывается А шелудивый этот - мошенник и самозванец!
Тут и старшие сестры принцессу на смех подняли:
- Ха-ха-ха! Вот потеха-то! Обманулась ты, сестрица! Дурачит тебя этот шелудивый, а ты ему и поверила!
И уж потешались они над ней, глумились и подсмеивались, не знали, чем только ей и досадить. Но принцесса твердо на своем стояла. Она-то узнала в парне того самого золотого рыцаря, что на турнире яблоко добыл.
Прогнал король парня обратно в сарай и повелел дожидаться, покуда золотой рыцарь не объявится. А других женихов он на пир позвал, и отпраздновали в тот вечер обру-ченье двух старших принцесс.
Минул день, другой, а золотой рыцарь все не объявляется.
Король ходит туча тучей, а старшие сестры над принцессой насмешки строят:
- Не приглянулась ты, видно, золотому рыцарю. Выбро
сил он небось золотое яблоко и сбежал за тридевять земель.Так что быть тебе теперь замужем за этим шелудивым-
Только принцессе до их зубоскальства и дела нет.
- А по мне и он хорош,- отвечает она сестрам.
Вышла принцесса в сад, отыскала там своего нареченного, а он снял перед нею шапку, и его золотые кудри по плечам рассыпались. Опустился он на колено, поцеловал принцессе руку и говорит:
- Тебе не придется стыдиться меня, принцесса. Я тако
го же королевского рода, как и ты. Это я во всех трех турнирах победил и все три яблока добыл. Но те два яблока я другим отдал; они мне ни к чему. Только тебя хочу я назвать своей невестой, потому что вернее и преданнее тебя на свете и девушки нет. Скоро вся правда объявится, дай срок - и я с честью сяду рядом с тобою за королевский стол.
На другой день собрались высокородные женихи поохотиться. Разрядились они в пух и прах, сели на резвых коней, луки со стрелами взяли. А старшие сестры потехи ради повелели и третьего жениха на охоту снарядить. Призвали они парня, посадили на серого ослика, а в руки навозные вилы дали. Глянули на него старшие принцессы - и чуть животы не надорвали от смеха.
Затрубили женихи в рог и поскакали. Только отъехали немного от дворца - видят, дорога на две стороны уходит. В одной стороне лес зеленеет, а в другой - болото тряское с колючим кустарником.
Знатные женихи к лесу повернули, а подручный садовника на своем осле к болоту затрусил. Там пожелал он себе лук да колчан со стрелами и загадал, чтобы встретились ему без счета олени и зайцы, лисицы и дикие кабаны. Настрелял принц дичины, сколько его осел везти мог, и повернул обратно к дороге.
А у развилки сел и стал других женихов поджидать.
К вечеру видит - едут они обратно, нос повесив. И зайчишки тощего не попалось им в лесу. Глянули знатные женихи, сколько парень дичи набил, и стали его упрашивать, чтобы он им добычу продал.
- Ладно,- говорит парень,-только давайте меняться.
Я вам дичь, а вы мне золотые яблоки, что принцессы вам дали. А не то - и хвоста заячьего не получите.
Мялись-мялись женихи, а под конец все-таки согласились. Поделили они меж; собой дичь и важно на королевский двор въехали. А подручный садовника на своем ослике ни с чем приплелся. То-то посмеялись над ним старшие принцессы!
На другой день опять знатные женихи на охоту собрались. Взял подручный садовника вилы из хлева, сел на осла и вслед за ними потрусил. У развилки герцогский и графский сынки опять к лесу повернули. "Авось, - думают,- нынче нам больше повезет". Только и в этот день удачи им не было. А подручный садовника свернул на болото, настрелял дичи и скоро к развилке воротился.
К вечеру видит он - едут знатные женихи несолоно хлебавши.Поглядели они, сколько парень дичи настрелял, и сызнова с ним торг затеяли.
- Дичь я отдам,- говорит подручный садовника.- Только сперва высеку вас розгами. А не то - и лисьего хвоста от меня не получите.
Долго на этот раз упирались женихи, да что станешь делать? Уж очень зазорно знатным рыцарям с пустыми руками во дворец ехать. Вот они и согласились. Взял парень розги и давай женихов пониже спины сечь! Завопили они не своим голосом. Но все-таки перетерпели они боль, сели кое-как на коней и поскакали во дворец с богатой добычей. Тут их все с почетом встретили, и сам король их за удачную охоту похвалил. А подручный садовника следом приплелся - вилы на плече несет, ослика за узду тащит.

На другой день назначил король свадебный пир во дворце. Только ночью, пред тем как свадьбе быть, прискакали к королю гонцы с недоброй вестью. Напали на королевство морские разбойники. Народ грабят, все кругом огнем жгут. Тут все королевские ратники навстречу врагу двинулись. Пришлось и знатным женихам в поход отправляться. А подручный садовника взял вилы, сел на ослика и следом за войском потрусил.
Дорога войску через болото пролегала. Стали герцогский да графский сынки осла к самому краю тропы теснить. Свалился ослик в трясину и увяз там по самое брюхо. Барахтается он в болоте, брыкается. И чем больше
барахтается, тем больше вязнет. Попросил парень знатных женихов, чтобы они ему на дорогу выбраться помогли, а они ему отвечают:
- И не подумаем! Подыхай себе тут. Засосет тебя трясина, и тогда уж никто на свете не проведает, как мы тебе золотые яблоки отдали и как ты нас розгами высек.
Посмеялись женихи над парнем и вслед за войском ускакали. А как скрылись они из виду, загадал принц, чтобы осел его на твердую землю выбрался, и пожелал он себе белого скакуна и доспехи из чистого золота, те самые, в которых он за младшую принцессу сражался.Пришпорил золотой рыцарь коня и помчался в самую гущу битвы. Видит он - худо дело. Теснят разбойники королевское войско. Под конец не выдержали ратники короля, дрогнули и побежали. А графский да герцогский сынки, ясное дело, первыми стрекача задали. Тут налетел золотой рыцарь, как буря, на врагов. Колет, рубит, только головы вражьи во все стороны летят. Приободрились королевские воины, повернули назад и погнали разбойников прочь. До самого моря враги опрометью бежали. Добрая половина их на поле полегла, а кто уцелел - те мигом на корабли погрузились и уплыли восвяси.
Стали тогда все ратники в один голос твердить, что, кабы не золотой рыцарь, не совладать бы им с врагом. И позвали его в королевский дворец, чтобы он там мог из рук самого короля награду за храбрость получить. А герцогский да графский сынки сразу признали в нем того самого рыцаря, что на турнире золотое яблоко младшей принцессы добыл. Подошли они к нему, поклонились учтиво и говорят:
- Вас уж давно во дворце дожидаются. А мы с двумя старшими принцессами обручены, и, стало быть, вы нам родня. Невеста ваша - девушка хоть куда, только разумом не вышла малость. До сестер-то ей далеко. Ну, посудите сами: вбила она себе в голову, что какой-то шелудивый оборванец на турнире победил, взяла да и обручилась с ним. А он, видно, яблоко нашел, что вы ненароком обронили. Ну, да ничего! Теперь вся правда наружу выйдет и принцесса вам достанется. Да и парня того уж давно в живых нет. Утонул он в болоте.
Выслушал принц молча их речи, и поехали они в королевский дворец. Тут и сам король им навстречу вышел. Ему уж обо всем дали знать. Взял король за руку младшую дочь, подвел ее к золотому рыцарю и усадил их рядышком за свадебный стол, на самое почетное место.
А во время трапезы вынимает принц золотое яблоко, что на турнире добыл, и другое яблоко с королевским гербом, что из родительского дома увез, и подает их своей невесте. Сидит король, дожидается, когда же герцогский да графский сынки свои яблоки вынут? А те пируют, как ни в чем не бывало. Немного погодя вынимает принц еще два яблока, подает их невесте и говорит:
- Золото к золоту! И эти яблоки тоже тебе! Поглядел король,

что на яблоках имена старших принцесс выведены, и понял, что это те самые яблоки, которые они на турнире своим женихам подарили.
- Как к тебе эти яблоки попали? - спрашивает он золотого рыцаря.
Тут золотой рыцарь и открыл, что он и есть тот самый шелудивый оборванец, над которым все во дворце потешались. И рассказал он, как победил на всех турнирах и отдал два яблока другим женихам, а те потом у него эти яблоки на дичь выменяли. И на другой день он тоже всю дичину женихам отдал и выпорол их за это розгами.
Выслушал его речи король и повелел двум женихам-обманщикам прочь из дворца убираться да невест с собою прихватить. А те и рады были сбежать - не знали, куда глаза со стыда деть.
Получил принц в жены младшую принцессу и полкоролевства в придачу. И по сей день живут они счастливо и горя не знают.

[Alland]

Человек-медведь

Жил-был на свете солдат. Служил он королю верой и правдой много лет, а как вышел ему срок, отпустили его на все четыре стороны. Стоит солдат на перепутье и не знает, куда ему податься. В родной-то деревне у него уж никог не осталось. Служба у короля долгая, а за это время вся род ня солдата перемерла. Да и от крестьянской работы он давно отвык. "Э, была не была,- решил солдат,- пойду куда глаза глядят, а там видно будет". Забрел он в густой лес, идет по тропке, на деревья поглядывает и думает: "А не удавиться ли мне на первом же суку?"
Вдруг попадается ему навстречу какой-то человек.
- О чем, служивый, задумался? - спрашивает он солдата.
- Да ищу вот сук, на котором удавиться сподручнее. Остался я один на свете, деваться мне некуда и кормиться нечем.
- Удавиться - дело нехитрое,-говорит человек.-Лучше иди-ка ты ко мне на службу.
- А ты кто таков? - спрашивает его солдат.
- Я черт,- отвечает тот.- Слыхал про меня?
- Слыхать-то слыхал, да связываться с чертом у меня охоты нет. Не пойду я к тебе на службу.
- Да от тебя ничего такого и не потребуется, - говорит черт.- Служить ты мне будешь всего семь лет, а денег получишь без счету. Ну-ка, обернись назад!
Оглянулся солдат и видит: стоит у него за спиной
здоровенный медведь на задних лапах. Пасть разинул, зубы оскалил, вот-вот кинется! Приставил тут солдат ружьишко к плечу - бах-бабах! - и уложил медведя наповал.
- Эге, да ты, я вижу, не робкого десятка,- говорит
черт. - Такие-то мне и нужны.
Кинулся он к убитому медведю, содрал с него шкуру, выдубил ее и опять солдата спрашивает:
- Ну, так как же, пойдешь ко мне на службу?
Пораскинул солдат умом и решил: "Деваться мне все
одно некуда - и так, и так пропадать. Так и быть, пойду служить черту. А там, глядишь, может, и я над ним верх возьму".
- Ладно, черт, каков твой уговор?
- А уговор мой таков,- отвечает черт.- Зашью я тебя сейчас в медвежью шкуру, и не будешь ты снимать ее ни днем, ни ночью целых семь лет. И все это время нельзя тебе будет ни мыться, ни бороды стричь. За это получишь от меня бездонный кошелек. Понадобятся тебе деньги, запусти в него руку и черпай золото полной горстью, сколько душа пожелает. А деньги те куда хочешь трать - пей, ешь, бражничай, в кости играй. Выполнишь уговор - твое счастье, ступай через семь лет на все четыре стороны. А не выполнишь- тогда уж не взыщи. Заберу твою душу на веки вечные.
- По рукам! - говорит солдат.Зашил его черт в медвежью шкуру, и стал солдат такой, что страшнее и не придумаешь.
- Ну, прощай, служивый, через семь лет свидимся,-
сказал черт и пропал неведомо куда.
А солдат пошел по деревням странствовать. Нелегко ему поначалу приходилось, ведь был он до того страшен, что все его сторонились. В богатых усадьбах его со двора прочь гнали, ночевать не пускали и крошки хлеба не хотели дать. И только бедняки его жалели. И у самих-то есть нечего, а они солдата пригреют, приветят, последним куском поделятся. И за это щедро платил им солдат из своего неистощимого кошелька. И прошел по деревням слух, что объявился в округе человек-медведь. Собою уж больно страшен - нечесан, немыт - а сердце у него, видно, доброе. За приют и ласку сторицей воздает, за каждый ломоть хлеба золотом расплачивается и никому в помощи не отказывает. И повалил к нему валом народ. Многих бедняков он из нужды вызволил, от долгов спас. И всех он щедро деньгами оделял. Самому-то ему немного надо было. Попил, поел, переночевал на соломе - и ладно.
Так четыре года минуло. Пришел однажды человек-медведь на постоялый двор и попросился переночевать.
- В комнаты я тебя не пущу,- говорит ему хозяин,- уж больно ты страшен. А на сеновале, коли хочешь, ночуй.
- Согласен,- говорит солдат.
Пошел он на сеновал и улегся на сене. А рядом конюшня была.Вот лежит солдат и слышит - кто-то с конюхом разговаривает. Перегородка-то дощатая, и каждое слово слышно. Говорит конюху какой-то старик:
- Вовсе мы обнищали, хоть по миру иди. А тут еще должен я помещику семь сотен далеров. Где их взять - ума не приложу. Коли не отдам в срок, выгонит нас помещик из дому, и негде будет голову преклонить.
- Да неужто помещик обождать хоть сколько-нибудь не может? - спрашивает конюх.- У него-то ведь денег - хоть пруд пруди.
- Просил я его,- отвечает старик.- И слушать не хочет. "Плати,- говорит,- долг, а не то убирайся из дома".
Встал тут человек-медведь, пришел на конюшню и говорит:
- Не бойтесь меня, люди добрые. Слышал я, старик,
про твою беду и хочу тебя из нужды выручить.
Поглядел на солдата старый крестьянин и видит: собою человек безобразен, хуже черта, а глаза у него добрые.
- Ты где живешь? - спрашивает солдат. Крестьянин и рассказал, где его домишко стоит.
- Завтра я приду к тебе и деньги принесу.
Старик и опомниться не успел, а уж солдат обратно на сеновал пошел и спать завалился.
Наутро проснулся он, позавтракал, расплатился с хозяином за ночлег и пошел к старику. А старик на дворе дрова колет:
- Здравствуй, добрый человек, вот я и явился, как обещал,- говорит солдат.
- Милости просим в дом,- отвечает старик.
Вошел солдат в горницу и видит: сидят три девушки за работой. Две, постарше, прядут, а младшая пряжу мотает.
- Соберите-ка на стол гостя попотчевать,- говорит девушкам старик,- он нам денег принес, хочет нас из беды выручить.
- Ни-ни! - отвечает солдат.- Есть я у вас не стану; я и поел и попил на постоялом дворе. А деньги - вот они. Возьми их и отдай помещику долг.
- Тебе небось расписку надо? - спрашивает крестьянин.
- Зачем мне расписка? - говорит солдат.- Я тебе деньги эти без отдачи дарю.
Стал тут старик от радости сам не свой. Не знает, как гостя и благодарить. А солдат спрашивает:
- Эти девушки - дочки твои?
- Угадал ты, дочки,- отвечает крестьянин.
- Ишь какие славные; одна другой краше. Не посватаешь ли за меня которую-нибудь? Человек я холостой, может, скоро и жениться надумаю.
- Да я-то бы с радостью. Только вот как они? Неволить я их не стану.
- Зачем неволить? - говорит солдат.- А ты спроси их.
Тут две старшие дочки разом закричали:
- И спрашивать нечего! Не пойдем за такого страхолюда! Да и грязнющий он, спасу нет! Нет уж, пускай себе другую поищет.
А младшая, Ингрид, покраснела и говорит отцу.
- Хоть он и не вышел лицом, а видно, что человек доб
рый. Раз он нас, батюшка, из беды выручил, то я согласна за него замуж; идти.
Тут солдат ей отвечает:
- Нет, моя красавица, сейчас я тебя еще в жены не возь
му, а вернусь я сюда ровно через три года. Только много за этот срок воды утечет, и может статься, что не признаем мы друг друга. Есть вот у меня кольцо золотое. Я его переломлю пополам; одну половину себе возьму, а другую тебе отдам. А как увидимся через три года, приладим две половинки- и таким путем друг друга признаем.
Простился солдат со всеми и пошел дальше странствовать.
А старшие сестры давай над Ингрид насмехаться. Уж такого, дескать, женишка себе отхватила, что ни людям показать, ни самой поглядеть! Ингрид им на это отвечает:
- Я его и на красавца писаного не променяю. С лица не воду пить, было бы сердце доброе.
Минул срок, и пришел человек-медведь на то самое место, где он семь лет назад с чертом повстречался. А черт уж тут как тут.
- Ну, что, нечистый, не нарушил я уговор? - спрашивает его солдат.
- Нарушить-то не нарушил, да только плохую ты мне,солдат, службу сослужил. Ты все мои деньги на добрые дела тратил, бедный люд из нужды вызволял, и это мне, черту, не с руки. Просил разве я тебя об этом?
- Просить-то не просил, да и запрету вроде тоже не было.
- Твоя правда,- говорит черт.- У меня-то этого и в мыслях не было.
- Ну, так снимай с меня медвежью шкуру долой. Теперь мы квиты, и я тебе больше не слуга.
Заскрежетал черт зубами, завыл от злости, завертелся волчком, да делать нечего. Против уговора не пойдешь. Снял он с солдата медвежью шкуру и отпустил его на все четыре стороны.
Пошел тогда солдат в деревню и взял свои деньги, что еще раньше на черный день припрятал. Раздобыл себе новую одежду, помылся и таким стал молодцом, что хоть куда. А потом купил он возок да пару добрых коней и поехал к своей невесте. Подъезжает он к дому, а навстречу ему отец Ингрид выходит. Только теперь-то солдат совсем другой стал, старик и не признал его.
Поклонился он гостю и спрашивает:
- Что угодно вашей милости?
- Нельзя ли у тебя, хозяин, отдохнуть, коней напоить? - спрашивает солдат.
- Да тут и постоялый двор недалеко,- отвечает старик.- Но уж коли ты моим домом не побрезгуешь, то
милости просим.
Вошел солдат в дом и видит, сидят две сестры за прялками, а младшая, Ингрид, пряжу мотает.
- Соберите гостю закусить,- говорит дочерям старик.
Тут две старшие дочки зашептались меж; собою:
- До чего же пригожий молодец! И собою видный, и одежа на нем богатая!
Забегали они, захлопотали, наставили всяких кушаний на стол.
А младшая, Ингрид, как сидела за работой, так и с места не двинулась.
- Эти девушки-дочки твои?-спрашивает гость старика.
- Угадал, господин, дочки,- отвечает старик.
- А не отдашь ли мне в жены вот эту? - говорит гость и на Ингрид показывает.
- Нет, господин, я уже просватана,- отвечает ему Ингрид.
- А где же твой жених?
- Да ныне три года минуло, как ушел он, и с той поры никаких вестей о себе не подавал.
- Так он, верно, давно тебя забыл. Нечего тебе его дожидаться, выходи за меня замуж,- уговаривает ее гость.
А Ингрид свое твердит:
- Нет, он непременно вернется, я знаю!
Тут две старшие сестры наперебой зашумели:- И на что она вам сдалась? Пускай себе сидит да своего страхолюда дожидается. Берите нас в жены, любую выбирайте, чем мы ее хуже?
Только гость на них и смотреть не хочет и опять у Ингрид спрашивает:
- А как же ты своего жениха признаешь? Он, может, теперь совсем другой стал?
- Оставил он мне половинку кольца,- отвечает Ингрид. - У кого другая половинка объявится, тот, стало быть, и есть мой суженый.
- Тогда, выходит, это я и никто другой,- говорит гость,- вот она, половинка-то, у меня!
Обрадовалась Ингрид и жениху на шею кинулась. Созвали они гостей и веселую свадьбу сыграли.
Прикупил себе солдат земли и стал жить припеваючи с молодой женой и ее стариком отцом.

Пер-сквалыга

На острове Зеландия, близ озера Арре, жил старый холостяк; звали его Пер, а по прозвищу Сквалыга. Досталась ему в наследство богатая усадьба и куча новехоньких далеров. Но был Пер такой жадный, что далее жениться боялся.
"А ну как попадется мне такая жена, что хозяйство вести толком не сможет и все мое имение по ветру пустит!" - думал он.
И еще вбил он себе в голову, что женщины - объедалы заправские. День-деньской только и знают, что едят да едят: то тут кусок схватят, то там. Не успеешь оглянуться - проедят все твое добро.
Как подумает про то Пер -в дрожь его кидает!
Ну, а ежели с другой стороны взять, так без помощи ему в усадьбе все равно не обойтись, а чертовых работничков кормить-то тоже надо!
Одолели Пера черные думы, и никто никогда не видел, чтоб богатей веселился. День и ночь выискивал он, как бы ему прожить подешевле да тратить поменьше.
Был Пер уже в летах, и ломота в костях докучать ему стала. А присматривать за ним некому. И еще стал Пер к старости поболтать охотник, а словом перемолвиться ему тоже не с кем. Вот и пришло Перу на ум, что не худо бы, может, и жениться. Пускай жена за всем в хозяйстве приглядывает и его, Пера, старость покоит. Только жену надо сыскать такую, чтоб была не обжориста, ела б поменьше, а работала
б побольше. Иначе и расчета нет жену брать, очень уж накладно выйдет.
Прослышал один бедняк хусман, что Пер жениться надумал. А была у того хусмана дочка по имени Грете. Вот и стал бедняк дочку уламывать, чтоб замуж за Пера шла да помогла б своим из нужды выбиться. Заупрямилась, было, Грете поначалу. Да и то сказать: ведь старик не бог весть что за находка для молодой пригожей девушки!
А потом подумала Грете про братьев и сестер: "Вечно они голодные сидят! А уж обновки-то и в глаза не видят! Пойду-ка я за Пера. Пускай хоть моим хорошо будет".
Только надо было, чтоб Пер поверил, будто Грете мало ест. Вот и уговорились Грете с отцом, что богачу сказать.
А как дальше было - сейчас узнаете.
Однажды утром проходил Пер-сквалыга мимо хусмано-вой лачуги и глядит - у обочины Грете гусей пасет. Пасет она гусей и чулок на ходу вяжет, а сама все приговаривает:
- Гуси, милые, вперед! Пасет вас та, что не ест, не пьет!
Заслышал те слова Пер-сквалыга, да так и обмер. Стоит,
подслеповатыми глазами моргает и ушам своим не верит. А Грете знай себе повторяет:
- Гуси, милые, вперед! Пасет вас та, что не ест, не пьет!
- Кто это не ест, не пьет? - спрашивает Пер.
- Да я! - отвечает Грете.- Слыханное ли дело! Как это ты можешь - не есть, н
пить?!
- Дома-то семь голодных ртов, а еды только на шестерых хватает. Вот я и привыкла почти что вовсе без еды обходиться.
- Чем же ты тогда живешь?
- А воздухом! Просверлил отец дырки в столбе, что посреди горницы стоит, вот я и сосу из них воздух. Видно, и воздухом можно жить!
- И не такая уж ты тощая! - сказал Пер.
Откашлялся он и говорит:
- Может, ты слыхала, я жениться надумал. Только нужна мне жена такая, чтоб за всем приглядывала. Девушка ты пригожая и мне по сердцу пришлась. Скажи, хочешь стать в усадьбе хозяйкой?
- Отчего ж не стать! - ответила Грете.
Сыграли они свадьбу, и переехала Грете к богатею в усадьбу. Поставил Пер-сквалыга столб посреди горницы, провертел в нем дырки, чтоб Грете могла из них воздух сосать и тем воздухом питаться.
Прошло немного времени, и однажды говорит Пер своему работнику Нильсу:
- Сдается мне, будто жена моя раздобрела! Уж не подкармливается ли она случаем в поварне? Как бы мне про это разузнать?
- Вот что, хозяин, - отвечает Нильс. - Подсажу-ка я
тебя в дымовую трубу, а ты оттуда в поварню подглядывай, не ест ли Грете там чего?
- Ловко придумано! - обрадовался Пер.-Давай подсаживай!
Подсадил Нильс хозяина в дымовую трубу, уселся там Пер на доске; сидит, будто в люльке.
А тем временем пошел Нильс к хозяйке и говорит:
- Берегись, не ешь ничего в поварне, хозяин в дымовой трубе сидит!
- Ладно! - сказала Грете.
Знала Грете и раньше, что Пер - сквалыга. Только хотелось ей своим помочь. Потому и пошла за него. А как насмотрелась, что богатей людей своих голодом морит, надумала проучить этого толстосума. Работники да служанки в усадьбе все на ее стороне были. Если б не Грете, вовсе бы они с голоду померли. Она их всех тайком подкармливала.
Вот позвала Грете служанок и велит:
- Наносите сырых дров да зеленых сучьев и подложите
их в очаг!
От такого топлива, ясное дело, больше дыму да копоти, чем тепла!
А как смекнул Нильс, что хозяин уж довольно в трубе подкоптился, забрался он на крышу к самому коньку и вытащил Пера на свет божий. Смахивал теперь Пер-сквалыга на копченую баранью ногу; и слова вымолвить не мог, не то чтоб лаяться. Пришлось Перу тут же в постель улечься.
- Ну как, ела она что в поварне? - спросил Нильс
хозяина.
- Нет, там она ничего не ела,-ответил Пер-сквалыга.
Прошло какое-то время, и опять Пер говорит:
- Сдается мне, Нильс, что Грете еще ядренее стала. Щеки у нее круглые, да и сама она - бочка бочкой, такая дородная да гладкая. Уж не подкармливается ли она чем? Как бы мне про это разузнать?
- Вот что,-говорит Нильс,-может статься, она наверху в клети разными кушаньями лакомится. Давай распорем большую перину, что в клети лежит, запихну я тебя туда и снова зашью. А ты дырку в перине проткни и подглядывай. Так и узнаешь, не подкармливается ли хозяйка чем в клети.
- Ловко придумано!- обрадовался Пер. -Давай распорем!
Зашил работник хозяина в большую перину, а сам пошел к Грете и говорит:
- Не вздумай ничего наверху, в клети, есть, там хозяин в перине зашит.
- Ладно! - сказала Грете.
Позвала она служанок и велит:
- Выволоките-ка постели из клети на солнышко да вы
колотите их хорошенько! А то они давно не проветрива
лись. Лежат там и плесенью покрываются.Служанки -не будь дуры -тут же смекнули, что к чему. Хохочут, заливаются, а сами постели вниз волокут. А большую перину, хоть она и тяжелая, тоже во двор выволокли. Колотят ее служанки, колотят, что есть сил, а сами песни веселые распевают. Выколотили служанки постели, а потом их опять наверх втащили.
Вызволил Нильс Пера-сквалыгу из перины, а на нем живого места нет: не может ни идти, ни ползком ползти.
- Ну как, ела она что в клети? - спрашивает Нильс
- Нет, там она ничего не ела,- стонет Пер.
Пришлось ему опять в постель лечь, и прохворал он целую неделю. Ходит за ним Грете хорошенько, а сама ему выговаривает:
- Послушался б меня, Пер, ел бы, как я ем, вот и был
бы здоровехонек.
Прошло немного времени, а как оправился Пер после колотушек, что ему задали, призвал он снова Нильса и говорит:
- Сдается мне, что хозяйка твоя все ж таки чем-то подкармливается. Щеки у нее такие круглые, того и гляди, лопнут. Одним воздухом такого жиру не нагуляешь. Как бы все в точности разузнать?
- Да, задал ты задачу,- говорит Нильс-Коли она ни в поварне, ни в клети не кормится и никто никогда не видал, чтоб она ела, ума не приложу, где она прячется. А может, она в погребе подкармливается? Знаешь что, стоит там старая пивная кадка, вот ты и залезай туда и сквозь дырочку, куда втулку вставляют, подглядывай. Так и разузнаешь, не прячется ли она в погребе, не подкармливается ли там.
- Ловко придумано! - говорит Пер.
Залез он в кадку. Нильс накрыл его крышкой, а сам пошел к Грете и говорит:
- Не вздумай ничего в погребе есть, там в пивной кадке хозяин сидит, сквозь дырочку подглядывает.
- Ладно! - сказала Грете.
Позвала она служанок и велит:
- Подогрейте-ка воды да принесите щелоку! Старая
пивная кадка в погребе смердит так, что дух захватывает.
Вылейте воду со щелоком в кадку сквозь дырочку, пускай
стоит кадка да отмокает, покуда чистой не станет.
Расхохотались служанки и живо взялись за дело. Налили они в кадку воды и ушли из погреба. Снял тут Нильс крышку с кадки и спас Пера-сквалыгу от смерти. А то он чуть было не захлебнулся.
Однако обварили все же хозяина служанки. Пришлось его в постель укладывать, мазями целебными смазывать да тряпками перевязывать. Прохворал Пер ровно месяц.
А Грете ходит за ним да приговаривает:
- Не впрок тебе эти поездки - всякий раз хворым домой возвращаешься.
Как соберется, бывало, Пер за женой подглядывать, он и
врет ей, что в дальнюю поездку уезжает.
Покуда Пер хворал, у Нильса дома последняя скотина пала. А у Пера стояли в хлеву два жирных вола. Вот и говорит Грете Нильсу:
- Слышь-ка, Нильс, служил ты мне верно; бери этих
волов, ступай с ними на ярмарку во Фредериксборг да про-
дай их, а деньги себе оставь или старикам родителям отдай. Очень уж вы обнищали!
Нильс так и сделал.
А Пер-сквалыга стал меж тем во двор выходить. Хоть и больно ему было, а все же ходит по двору, на палку опирается да глядит, как служанки по хозяйству управляются. Зашел он как-то в хлев и хватился тех жирных волов. Заковылял он из последних сил в поварню. А там у огня сидит Грете да присматривает, как бы вода из котла не выкипела.
- Где волы? - спрашивает Пер.
- Я их съела,- отвечает Грете.
- Как это съела,- говорит Пер. - Ты в своем уме?!
- А меня к еде потянуло,- глазом не моргнув, говорит Грете. - Брюхо своего требует. Раньше я себя сдерживала да воздухом кормилась. Но все до поры, до времени!
- Волы мои, волы,- захныкал Пер,- где мои волы? Их можно было продать.
- Я их съела,- опять отвечает Грете,- с рогами и с копытами. Трудненько, правда, было их глотать, но все ж проехало. Беда только, что я не досыта наелась. Правда, осталось у нас еще одиннадцать поросят да двадцать три овцы. Коли не засадишь служанок овец стричь, чтоб шерсть мне горло не щекотала, я их со шкурой съем.
Как услыхал Пер такие речи, потерял он разум да как грохнется оземь. Пришлось его в постель тащить и лекаря к нему звать, но средства от его хвори не нашлось.
Пришел тут конец Перу-сквалыге, похоронили его, и положила Грете тяжелую плиту на его могилу. А что денег на эту плиту пошло! Ох, и разозлился бы Пер до смерти, будь он жив!
Вышла Грете замуж за Нильса, и живут-поживают они до сих пор в радости и веселье.

[Alland]

Откуда птицы-пигалицы пошли

В давние времена стояла на полуострове Ютландия, в приходе Эллинг, старинная мельничья усадьба. Мельник с женой умерли, и досталась усадьба трем их дочерям: Сис-се, Миссе и Кисее. Жили сестры на мельниковом дворе одни, а мельницу издольщику Кристиану внаймы сдавали.
{Сраше Сиссе и Миссе во всем приходе не было. А кто из них двоих краше был - Сиссе или Миссе, тут уж и вовсе не разобрать.
Спорят, бывало, парни, спорят. Один: "Сиссе краше", другой: "Миссе краше". И кончалось дело потасовкой. Наставят синяков друг другу, да толку все равно мало. Каждый свое твердит.
Третья сестра, Кисее, была не очень-то пригожа. Зато работящая: хозяйство вела, и все у нее в руках спорилось.
А у сестриц ее только и дела, что наряжаться да на красу свою в зеркало любоваться.
Слава о Мельниковых дочках за сто миль по округе Вен-сюссель шла. И столько к ним хороших и ладных парней сваталось, что кумушки со счету сбились. Одним парням красота Сиссе и Миссе по душе пришлась. Другие, что поразумней, работящую Кисее себе присмотрели.
Только Сиссе и Миссе на простых парней даже не смотрели. Приискивали они себе женихов побогаче да познат-нее. А Кисее - так та вовсе боялась замуж: идти.
И вот затеял однажды сватовство издольщик Кристиан.
Был Кристиан хозяин добрый и мельник толковый. Добывал
свой хлеб честно. И все в округе знали: крестьян он не обирает, за помол не дерет и муки не ворует. Таких мельников мало в ту пору было.
Держал мельницу Кристиан три года, наживал добро себе и сестрам, а потом вдруг надумал: "Не лучше ли все деньги в один карман класть? И Миссе мне по душам пришлась. Пойду-ка я посватаюсь".
Пришел он на мельников двор и говорит:
- Надумал я, Миссе, на тебе жениться!
Миссе ему в ответ:
- Ты что, рехнулся? Ступай откуда пришел, знай свое
место да поищи себе жену ровню!
Кристиану будто в лицо плюнули. Обозлился мельник, глаза кровью налились, но ни слова не сказал он и вышел.
А в саду Сиссе стоит.
Подумал Кристиан: "Негоже мне без невесты домой возвращаться".
И посватался он к Сиссе.
Сиссе ему в ответ:
- Неужто я за такого, как ты, замуж пойду?
Еще больше обозлился Кристиан и не солоно хлебавши пошел к себе домой.
Вдруг видит - у дверей пивоварни Кисее стоит.
Он и подумал: "Красота сотрется, а сноровка остается, От работящей жены в хозяйстве проку больше". Взял и посватался к Кисее.
- Спасибо на добром слове! - сказала Кисее и отер, руки о передник. - Рада бы я за тебя пойти, да не могу! Боюсь я!
- Чего ж ты боишься? - спрашивает ее арендатор.
- Хлопот с мужем не оберешься,-отвечает Ки се.- Обихаживай его, ублажай, ходи за ним да деток расти. А то еще повадится в харчевню; воротится домой хмельной, того и гляди, поколотит. Нет уж, лучше я в девицах останусь. А то как бы хуже не было.
Так и ушел Кристиан ни с чем. Ходит дома туча тучей, глядит волком. А все-таки видит, что без хозяйки ему никак не обойтись.
Отправился Кристиан на другой двор, и отыскалась там девица, что согласилась пойти за него. И была она ему потом доброй женой.
Вскоре пришел свататься на мельников двор пасторский сын Кристоффер. Был он человек ученый и мыслями все в облаках витал, да только рассудил, что не грех и о земном подумать. А с доброй-то красавицей женой и наука веселее пойдет! К тому же у сестер из мельничьей усадьбы денег, говорят, куры не клюют. Так что покуда можно будет и у них на хлебах посидеть.
Посватался он к Сиссе.
Сиссе ему в ответ:
- Да ты в своем уме? Неужто, по-твоему, я за длиннорясого замуж пойду? Ты на своих отца с матерью
погляди!
Отец твой раздобрел что боров. А матушка как щепка то
щая! За день и не присядет. То пиво пастору в кружку подливай, то пеленки малым ребятам меняй! Так вот и мается!
А чем бы вы все кормились, кабы люди добрые вам гостинцев не подносили? Нет уж, поищи себе жену ровню!
Вышел Кристоффер из горницы, а у дверей Миссе стоит.
- Может, ты со мной обручишься? - спрашивает Кристоффер.
- Нет уж, подожду, когда станешь епископом. Епи-скопшей быть да жить в Ольборге, где все епископы живут, куда ни шло! Только торопись, покуда молод. За старика я ни за что не пойду!
Проглотил обиду Кристоффер и пошел было домой, но повстречалась ему у дверей пивоварни Кисее.
Посватался к ней Кристоффер, а Кисее ему от ворот поворот, как и Кристиану. С тем он и ушел.
Третий жених был купец Серен с Фладстранна. Слыл Серен купцом обходительным. Покупателям в пояс кланялся, оттого у него и спина согнулась. А покупателям-то невдомек, что он их обвешивает и обходительностью плутни прикрывает. Нажил Серен обманом большое имение.
Прикатил он на мельников двор в карете, расфранченный; карманы битком далерами набиты. Повстречалась ему первой Кисее - чистила она чугуны.
- Ты, верно, служанка, а не хозяйская дочка?-спрашивает купец
- Не-ет, хозяйская,- отвечает Кисее.-Только нас, дочек, трое, и коли тебе красавицы нужны, так они в горнице сидят.
Пошел он в горницу, а там, и вправду, Сиссе с Миссе рядышком сидят. Надумали они женихам смотрины устраивать и спроваживать тех, кто не по душе придется, вместе.
Поглядел Серен на одну сестру, поглядел на другую, потом отвесил Сиссе поклон и просит:
- Выходи за меня замуж;!
Миссе за нее отвечает:
- Ты что, рехнулся? Только и в мыслях у нас, что
в твоей поганой лавчонке сыром торговать! Еще что выду
мал! Явится какая-нибудь с двумя скиллингами в кармане,
а мы перед ней шею гни! Как бы не так! У нас своего добра хватает!
Стал тут купец кланяться, прощения просить. Пятился он к выходу, пятился да и налетел прямо на Кисее. А та с ведром в руках шла в сенях пол мыть. Пришло тут Серену на ум, что проку от Кисее в хозяйстве больше, а доля ее в наследстве не меньше сестриных; может, и жена из нее еще лучше выйдет. Он и посватался.
Отерла Кисее руки о тряпку и говорит:
- Рада бы я за тебя пойти, да боюсь. Нынче-то ты сладко поешь, а вот как запоешь, когда домой хмельной явишься Да станешь сапогами в меня швырять!

И отъехал купец ни с чем.
Разнеслась тут молва, что в приходе Эллинг невестятся сестры, до того привередливые и спесивые, что ни один жених им не по нраву.
Прослышал про то граф из замка Дронниглюнн. Был он человек неженатый, вот и решил поглядеть на девиц, что УЖ стольких женихов спровадили.
Разрядился граф в пух и прах и явился со свитой на мельников двор. Провели его в залу, где Сиссе с Миссе сидели. И увидел тут граф, что люди правду говорят: краше девиц ему встречать не доводилось. А уж он-то немало поездил по белу свету!

"М-да,- подумал граф,- одна лучше другой! К которой бы посвататься? Э, да не все ль равно? Посватаюсь к обеим. Кто согласие даст, ту и в жены возьму!"
Пустил он тут всю свою графскую обходительность в ход. Махнул ручкой, шаркнул ножкой. Глядит на сестер, не наглядится, глаз отвести не может, чуть не окосел.
Как выговорился граф, переглянулись сестры, улыбнулись, а Миссе и говорит:
- Господин граф, поди, думают, что честь это для нас
превеликая! Но в Дании графов - хоть пруд пруди; еще и познатнее вас найдутся! Но не тужите! Отыщется небось
и для вас какая ни на есть завалящая дворяночка, что метит, бедняжка, в графини. Поговорите с ней!
Выбежал граф из залы как ошпаренный, вскочил на коня и прочь со двора. Сметал он все на своем пути, опрокинул и ведро, что Кисее как раз с водой из колодца вытащила.
- Так это ты третья сестра, что не желает замуж идти? - спрашивает граф.
- Хочу, да боюсь! - отвечает Кисее.
- Ах, чтоб тебя! Не пристало мне домой без невесты возвращаться. Лицом-то ты не больно пригожа, ну да не с лица воду пить! А моей красы на двоих хватит. Скинь свои деревенские башмаки и иди сюда! Лошадь нас обоих выдержит.
Думала Кисее, думала, а потом сказала:
- Боюсь я! Графы-то, верно, из того же теста, что и другие. Сватать идет - речи что мед, а женится - переменится.
Да и не житье простой девушке среди знатных.
Взбеленился граф и отъехал со своей свитой, злющий-презлющий.
А вскоре явился на мельницу герцог, верный слуга короля. Прослышал он, как сватался граф из Дроннинглюнна и как выставили его с позором со двора. Захотелось тут герцогу этому бесталанному графчику нос утереть.
Разрядился герцог в пух и прах, взял с собой преогромную свиту.
Миссе аж глазами заморгала при виде герцога и забормотала:
- Его-то уж можно бы взять в мужья!
- Помолчи! - прикрикнула на нее Сиссе.-Не приста
ло мне выходить за кого попало, а неужто ты хуже меня?
Пошел в залу герцог и тоже увидел, что люди правду говорят: красота девиц была его герцогскому званию под стать.
Заговорил тут герцог как по-писаному. Посватался он и стал ответа ждать.
В этот раз повела речь Сиссе.
- Честь велика, да не очень,-молвила она,- и своя
честь у всякого есть. Не подобает мне выходить за слугу,
хоть и королевского. Сестрица моя думает так же.
Ущипнула она Миссе за руку, а Миссе вздохнула и смолчала. На сей раз была она не прочь замуж выйти, но Сиссе в доме верховодила, и Миссе ей перечить не посмела.
Вскочил герцог на коня - и прочь со двора, только искры из-под копыт посыпались. Но вдруг углядел он Кисее, что поила скотину, и мигом осадил коня.
"Вот и третья сестрица! - сказал он про себя.- Не посвататься ли к ней? Бесталанному графчику она отказала, так что согласие ее нынче в цене. Да и девица, видать, самостоятельная! А не приживется при королевском дворе, будет дома сидеть, деток растить".
Выпрямился герцог в седле и крикнул:
- Эй, девица! Садись на коня! Заживем мы с тобой на славу! Детки у нас пойдут!
- Боюсь я! - сказала Кисее, а сама чуть не плачет.
- Ну, тогда шут с тобой! Мне жены-трусихи не надо! - ответил герцог и поскакал домой ни с чем.
Случилось так, что в Венсюсселе и в Химмерланне, в Тю и на острове Морс все люди до единого узнали, как три сестрицы графа с герцогом спровадили. И потому-то боялись теперь женихи к сестрам заглядывать. Долгие годы никто на мельников двор в приходе Эллинг и глаз не казал.
Кисее тому не нарадуется - только бы не докучали ей сватовством. Хлопотала она по хозяйству и была добра ко всем, так что окрестные женщины хвалят ее, бывало, не нахвалятся.
А в парадной горнице тихо было - слышно, как муха пролетит. Там Сиссе с Миссе сидели, женихов поджидали, неделя за неделей, год за годом. Молодости и красоты у них не прибавлялось. Засиделись они, и в народе стали поговаривать: "Девушки невестятся, а бабушке ровесницы".
Миссе было пожалела:
- Зря не пошли за графа или за герцога.
Но Сиссе молвила спесиво:
- Коли я могу ждать, можешь и ты. Найдется же наконец какой-нибудь жених. За первого пойду я, а потом оты-щу мужа и тебе.
Явился наконец сам датский король. Потому что молва о разборчивых невестах с Мельникова двора в Эллинге и до
него дошла. Правда, прослышал он про них уж тому лет десять назад, когда жива была еще королева. И король не приезжал, чтоб жене обиды не причинить. Но все те десять лет у короля только и думы было, что о красавицах, которые и графа и герцога с носом оставили.
Но вот умерла королева. А как схоронили ее честь по чести, приказал король переправить его на корабле через Большой и Малый Бельт. Оттуда покатил он в карете прямо в Ольборг, а потом снова переправился на корабле в Сюнн-бю. Так что езда заняла немало времени.
Под конец прибыл король в Книвхольт и посылает гонца в Эллинг с наказом: приехал-де король, желает переговорить с высокочтимыми девицами и ждет их к себе. Гонец привез ответ:
"Ежели король желает с нами переговорить, пусть сам и явится".
- Ах, чтоб вас!.. - в сердцах ругнул девиц король.
Стал он думать, как дальше быть, а потом махнул рукой: "Не поворачивать же назад ни с чем, коли так далеко забрался".
Велел он заложить золотую карету и покатил в Эллинг.
Едет король, а народ за ним валом валит. Ведь по всей округе молва разнеслась: "Сам датский король приехал Мельниковых дочек сватать!"
Вошел король в залу, где Сиссе и Миссе сидели. Как увидели сестрицы короля с золотой короной на голове и в горностаевой мантии, поднялись они разом и низко поклонились.
Уселся король в кресло, снял золотую корону и на пол ее рядом с креслом поставил. Обмахнул король лоб шелковым платочком, протер очки. Был он уже в летах, да и не в первый раз сватался, так что хотелось ему невест получше разглядеть.
Вдруг король ухмыльнулся:
- Это ж два перестарка! Ну и пигалицы облезлые! Ах, чтоб их!.. Ну да ничего! Стоило поехать за тридевять земель, чтоб своими глазами увидеть, как граф с герцогом обманулись.Ухмыльнулся король снова,-Йбднялся, надел корону и к двери пошел. А на сестер и не глядит.
На дворе Кисее стояла. Поклонилась она королю низко и пробормотала:
- Сдается мне, я уже не боюсь!
- Ты не боишься, зато я боюсь! - молвил король.- И скажу тебе, голубушка, довелось мне биться и со шведами, и с вендами, и с англичанами; их я не боялся, а тебя - боюсь!
Прыснула тут со смеху вся свита, и король вместе с ней, и укатили все со двора. Только их невесты и видели.
Люди, что сбежались в усадьбу, тоже услыхали королевские слова - и ну хохотать. Молва про королевские речи стала переходить из уст в уста. И уже смеялся народ во всем Венсюсселе и еще дальше, в Ольборге, на острове Морс и

в Тю, в Виборге и в Рибе. Прокатился хохот через Малый Бельт, и захохотали в Оденсе, на острове Фюн. Большой Бельт - тоже не помеха, и вот уже заливается остров Зеландия. Дошло до того, что хохотали люди по всей Дании. Задребезжали от смеха оконные стекла мельничьей усадьбы в Эллинге, услыхали смех сестры, надулись от обиды; дулись, дулись - и лопнули.
Ей-ей, не вру! Вмиг как не бывало! И с той самой поры никто их больше не видел. Но в народе говорят, что сестры не вовсе пропали: от них болотные птицы - чибисы, которых пигалицами кличут, пошли. Не велики те пигалицы, с голубя величиной; красы в них, что в цапле облезлой. А кричат жалостливо-прежалостливо.
Бывает, бредешь мимо ютландских болот да трясин и слышишь - кто-то жалостно так кричит:
"То-го не хо-чу! Э-то-го не хо-чу!"
И всегда которая-нибудь из пигалиц отвечает:
"А я бо-ю-сь! А я бо-ю-сь!"

Ханс и Грете

На краю деревни, у околицы стоял одинокий покосившийся домишко. Жили там муж и жена со своей единственной дочерью, а звали ее Грете. Жили они в большой бедности, хоть и трудились с утра до вечера.
Грете была девушкой работящей и красивой. Одно нехорошо: не умела она держать язык за зубами. Болтала без умолку, что надо и что не надо. Да и то сказать: у отца ее с матерью тоже язык без костей был.
В той же деревне была богатая усадьба, и жил в ней молодой красивый парень Ханс. Отец его умер и отказал все свое добро сыну. Жил Ханс с матерью; старушка домовничала, а Ханс всю мужскую работу в усадьбе справлял. Шел Хансу двадцатый год, и жениха богаче его во всем приходе не было. А уж пригож был Ханс! Первый на всю округу красавец!
И немудрено, что девушки по нему сохли. Грете, бывало, тоже на него заглядывалась.
Как-то утром, только рассвело, приходит Ханс на поварню, где стряпала Грете, и говорит:
- Послушай-ка, голубушка Грете! Девушка ты скром
ная, добрая и очень мне по душе пришлась. Надумал я взять тебя в жены. Только гляди, до поры до времени никому про то не сказывай.
Боялся Ханс: не проведала бы мать раньше срока, что за| думал он сватать девушку из бедных. Хотелось ей невестку побогаче да познатнее. Вот и просил Ханс, чтоб Грете помолчала.
- Спасибо тебе,-отвечает Грете,- уж я-то не пробол
таюсь.
Ушел он, а Грете опять взялась за стряпню - молочный кисель к завтраку готовила. Засыпала она в горшок при-горшню-другую муки, развела молоком... Стряпает Грете, а у самой только Ханс на уме. Вот и всыпала она невзначай золу в кисель вместо сахару. Помешивает Грете кисель уполовником, а сама от счастья будто солнышко сияет.
Мать ждала-ждала завтрака, не дождалась и пошла по-глядеть, чего это дочка так на кухне замешкалась. Вошла она в кухню, увидела дочкину стряпню да как закричит:
- Ты что это, Грете, делаешь? Для чего золу в кисель сыплешь?
- Ох, матушка,-отвечает Грете,- я от радости себя не помню.
- Чему ж ты так обрадовалась? - спрашивает мать.
- Был тут Ханс, сказал, что возьмет меня в жены, ДА только с уговором, молчать про то до поры до времени.
- Ну, уж мы-то не проболтаемся,- говорит мать. - Вот счастье привалило!
Стала она сама кисель уполовником мешать и вовсе горшок опрокинула.
И отец ждал-ждал завтрака, не дождался и пошел поглядеть, чего это дочка с матерью на кухне замешкались. Входит он в кухню и видит: горшок опрокинут, а кисель весь по столу разлился.
- Что это вы тут настряпали? - спрашивает хозяин.
- Ох, батюшка, мы от радости себя не помним! - в один голос отвечают мать с дочерью.
- Чему ж вы так обрадовались? - спрашивает отец.
- Был тут Ханс, сказал, что возьмет Грете в жены, да только с уговором: молчать про то до поры до времени.
- Ну, за этим дело не станет! - говорит хозяин.
На радостях он и про завтрак забыл. Вышел во двор и давай коней своих задом наперед в телегу впрягать. А мимо как раз Ханс проходил. Увидал он, что хозяин выделывает, и дивится:
- Ты зачем коней мордой к телеге ставишь?
- Ох, Ханс,- отвечает отец,-я от радости себя не помню.
- Чему ж ты обрадовался? - спрашивает Ханс.
- Как чему? Ты ведь сказал, что хочешь взять нашу доч-КУ в жены? - удивился и хозяин.
Разозлился тут Ханс и говорит:
- Да, хотел, а теперь свои слова назад беру. Не сумела она держать язык за зубами, пусть на себя пеняет.
Пошел Ханс своей дорогой, а Грете ни с чем осталась.
С той поры Ханс к ней и носу не казал.
И вот дошел однажды до Грете слух, будто посватался Ханс к дочке богатого хуторянина и в воскресенье будет
оглашенье в церкви. В воскресенье Грете говорит матери.
- Схожу-ка я нынче в церковь, перекинусь словечком
с моим суженым.
Вошел Ханс со своей невестой в церковь, а Грете улучила время, отозвала его в сторону и шепчет:
- Хоть и покинул ты меня, а я тебя из сердца не выки
нула.
Видит невеста, что какая-то девушка с ее женихом шепчется, и ну Ханса выспрашивать:
- Кто да что? И чего это она тебе на ухо шептала?
- Да одна тут,- отвечает Ханс,-обещался я взять ее в жены, коли она про то до поры до времени не проболтается, а она не сумела держать язык за зубами.
- Слыханное ли дело? - усмехнулась невеста.- Не-уж-то она помолчать не сумела! Кто ее за язык тянул? Я семерых женихов обманула и никогда ни одной живой душе ни единым словом про это не обмолвилась. Вот только сейчас ненароком с языка слетело.
Как услыхал такие слова Ханс, как пустится бежать! Только невеста его и видела.
Рассудил потом Ханс: "Все же Грете - девушка скромная и работящая".
Поженились Ханс с Грете и жили долго и счастливо.
И теперь еще живут, коли не умерли.

[Alland]

Санный поезд

Жил-был в старину один датский король. А как звали короля - никто теперь уже и не помнит. Сказывают только - была у того короля одна-единственная дочка.
Всем взяла молодая принцесса - и умом, и красотой, и добрым нравом. Только вот беда: печальней ее на всем свете не было. Не засмеется, бывало, принцесса, не улыбнется даже - что хочешь делай!
День-деньской плачет да горюет, хмурится да куксится. Так и прозвали ее - принцесса Кукса.
Сам-то король был человек веселый. Однако, глядя на дочь, и он сам не свой стал: брюзжит, ворчит, все-то не по нем. И то сказать: детей у него - одна дочка. Значит, ей и королевой после него быть. А как ей государство доверить, когда она только и умеет, что плакать да вздыхать. Не ровен час - и вовсе от печали умрет!
Испугался король и объявил: "Всякий, кто рассмешит принцессу, получит ее в жены и полкоролевства в придачу".
Отыскалось тут немало охотников счастья попытать. Как только не потешали они королевскую дочь, как не веселили! И притчи сказывали, и загадки загадывали, и пели, и плясали. А все зря! Принцесса и не улыбнется. Так и отъезжали все женихи со двора не солоно хлебавши.
До того нагляделся король на эти потехи, до того наслушался разных шуток-прибауток, что ни видеть, ни слышать их больше не мог. А пуще всего надоела ему родная дочка. Как ни веселили ее, как ни потешали, она все
плакала да куксилась.
И вот, чтоб поменьше докучали ему бесталанные женихи, издал король новый указ:
"Всякий, кто рассмешит принцессу, получит ее в жены и полкоролевства в придачу. А не рассмешит - горе ему! Окунут его в смолу, вываляют в перьях и прогонят с позором со двора".
Женихов сразу поубавилось. А принцесса как была, так и осталась Кукса.
Жил в той самой стране один человек, и было у него три сына: Педер, Палле и Еспер, по прозвищу Настырный.
Жили они в глуши, так что немалый срок прошел, покуда они про королевский указ прослышали.

Смекнули тут братья разом: "Счастье само нам в руки идет. Всего-то и дела - принцессу рассмешить!"
"Уж я-то в забавах толк знаю",- подумал Педер и тут же собрался счастья попытать. Дала ему мать на дорогу котомку со всякой снедью, а отец - кошелек с далерами.
Идет Педер путем-дорогою, а как дошел до курганов Ос, что меж Северным морем и Лимфьордом, глядь - идет навстречу ему старушка, бедная, в лохмотьях, саночки за собой волочит.
- Здравствуй, добрый человек! - говорит старушка.-Не подашь ли хлебца да скиллинг на бедность?
- Ишь чего захотела старая карга! - обозлился Педер
дер.- Хлеба и денег у меня самого в обрез, а путь еще близкий!
- Не будет тебе пути! - молвила старушка.
Махнул Педер рукой на старушкины речи.
"Пусть ее, старая ведьма, болтает!" - подумал они
Шел Педер, шел, близко ли, далеко ли, пришел наконви
на королевский двор и говорит:
- Зовут меня- Педер, и хочу я принцессу рассмешитьь
Введи его в,королевские покои, стал он королю и ееа
дочке свое искусство показывать. А умел Педер самые пив тешные на свете песни петь. Крепко он на них надеялся, кие гда в замок шел. Пел он теперь эти песни, пел одну за дркуу гой. А толку - ни на грош! Хоть бы улыбнулась принцесса. Окунули тут Педера в смолу, вываляли в перьях и прогнааив с позором с королевского двора.
Добрую четверть постного масла извела мать, покуда смолу с Педера смыла.
"Педеру не повезло, авось Палле счастье улыбнётся-решили старики.
Собрали они Палле в дорогу. Дала ему мать котомку са снедью, а отец--кошелек с далерами. Отправился и он" в путь-дорогу, и ему у курганов Ос старушка с саночками пив встречалась.
- Здравствуй, добрый человек! - говорит старушка.
Не подашь ли хлебца да скиллинг на бедность?
Но и Палле отговорился и ничего ей не дал.
- Не будет тебе пути! - молвила старушка.
- Не будет тебе пути! - молвила старушка.
Махнул Педер рукой на старушкины речи.
"Пусть ее, старая ведьма, болтает!" - подумал они
Шел Педер, шел, близко ли, далеко ли, пришел наконви
на королевский двор и говорит:
- Зовут меня- Педер, и хочу я принцессу рассмешитьь
Введи его в,королевские покои, стал он королю и ееа
дочке свое искусство показывать. А умел Педер самые пив тешные на свете песни петь. Крепко он на них надеялся, кие гда в замок шел. Пел он теперь эти песни, пел одну за дркуу гой. А толку - ни на грош! Хоть бы улыбнулась принцесса. Окунули тут Педера в смолу, вываляли в перьях и прогнааив с позором с королевского двора.
Добрую четверть постного масла извела мать, покуда смолу с Педера смыла.
"Педеру не повезло, авось Палле счастье улыбиеет ся"у-решили старики.
Собрали они Палле в дорогу. Дала ему мать котомку са снедью, а отец--кошелек с далерами. Отправился и он" в путь-дорогу, и ему у курганов Ос старушка с саночками пив встречалась.
- Здравствуй, добрый человек! - говорит старушка.
Не подашь ли хлебца да скиллинг на бедность?
Но и Палле отговорился и ничего ей не дал.
- Не будет тебе пути! - молвила старушка.
Махнул рукой на старушкины речи Палле.
"Пусть ее, старая ведьма, болтает",-подумал он.
Шел Палле, шел, близко ли, далеко ли, пришел наконяв на королевский двор и говорит:
- Зовут меня Палле, и хочу я принцессу рассмешите
Ввели его в королевские покои, стал он королю и еет
дочке свое искусство показывать. А умел Палле самые гам тешные небылицы плести. Плетет он, бывало, свои небылям цы, плетет, все кругом, со смеху помирают. Вот и теперь, кия стал он сказывать, сам хохочет, король хохочет, а принцессе* только от скуки позевывает.
Отпотчевали тут Палле так же, как и Педера: окунули" в смолу, вываляли в перьях, и вернулся -он домой - глядесгЦ жалко.
А Есперухотыбы что! Не боится он, что и его участь,',1^И тьев постигнет. Заладил одно:
- Пойду на королевский двор принцессу смешить!
- Эх, дурень ты горемычный! - сказали отец с матерью.- Неужто, по-твоему, ты удачливее братьев? Куда тебе до них! И песни они поют, и небылицы плетут. А с тобой - один грех! Ничего-то ты не умеешь, только на потеху себя выставишь!
- Этого-то мне и надо! - обрадовался Еспер.
Отговаривали его старики по-всякому, только Еспер знай
свое твердит:
- Пойду на королевский двор принцессу смешить!
Что тут делать? Дала ему мать черствых корок на дорогу,
а отец - денег малость. С тем он и в путь отправился.
Вот идет; себе Еспер, притомился, и захотелось ему отдохнуть.
Уселся он у обочины дороги-близ курганов Ос, черствые корки грызет. А тут, откуда ни возьмись, старушка. И саночки за собою волочит.
- Здравствуй, добрый человек! - говорит старушка. - Не подашь ли хлебца да скиллинг на бедность?
- Бери, бабушка, на здоровье!
Отдал ей Еспер все корки, какие остались, да половину денег.
Поела старушка и спрашивает:
- Куда идешь, добрый человек?
- К королевскому двору иду,-отвечает Еспер.- Надо принцессу Куксу рассмешить, тогда мне ее в жены отдадут.
- А придумал ты, как ее потешать будешь? - спрашивает старушка.
- Нет! - говорит Еспер.- Ну да не беда, придумаю! Люди-то все и так надо мной смеются, а принцесса, чай, тоже человек!
- А не лучше ли будет, коли я тебе помогу, как и ты мне помог? Бери мои санки! Видишь, сзади на них резная деревянная птичка? Так вот. Только сядешь в санки да скажешь ей: "Чик-чирик, пташка!" - санки и помчатся по дороге. Потому что санки эти не простые, а самоходные.
Скажешь: "Тпр-ру!"'--они и станут. А тронет кто санки, птичка встрепенется и закричит: "Чик-чирик! Чик-чирик!" Прикажешь: "Держи крепче!" - и кто бы ни был в санках - не оторваться ему от них, покуда не скажешь: "Отпусти!" Приглядывай хорошенько за санками, чтоб их никто у тебя не украл. Уж с ними-то наверняка ждет тебя удача!
- Спасибо, бабушка, за подарекюЬ-поблагодарил Еспер старушку, уселся в санки- и крикнул:: - Чик-чиришь, пташка!
Понеслись тут санки-самоходы по проселочной дороге словно мчала их пара лихих коней. Глядят люди вслед, ди_ вятся - не надивятся. А Есперу будто и дела нет, будто и не привыкать ему так ездить.
Мчатся санки по проселочной дороге, не останавливает их Еспер. Лишь поздно вечером повернул он на постоялый двор - ночевать. Санки взял с собой в горницу, привязал их крепко-накрепко к постели. Санки-то резвые да скорые, того и гляди, сбегут!
Люди на постоялом дворе видели, как лихо подкатил Еспер к воротам, и долго удивлялись такому чуду. Но пуще всех разобрало любопытство трех служанок.
Очень уж хотелось им самоходные санки разглядеть. И вот ночью, только Еспер заснул, встает одна из служанок и тихонько в горницу пробирается. Подкралась она к санкам, нащупала их, и тут:
- Чик-чирик! Чик-чирик! - встрепенулась и закричала птичка. Вмиг проснулся Еспер и приказывает:
- Держи крепче!
И вот уже служанке от санок не оторваться. Стоит, с места двинуться не может. А Еспер перевернулся на бок и опять заснул.
Немного погодя прокралась в горницу другая служанка и то лее - хвать санки!
- Чик-чирик! Чик-чирик! - крикнула птичка. Проснулся Еспер и приказывает:
- Держи крепче!
И вот уже вторая служанка с места двинуться не может. А Еспер перевернулся на бок и^снова заснул.
Служанки на постоялом дворе были одна другой любопытней. Под конец и третья служанка не выдержала, прокралась в горницу и тоже - хвать санки.
- Чик-чирик! Чик-чирик! - крикнула птичка. Проснулся Еспер и приказывает:
- Держи крепче!
Стоят все три служанки, с места двинуться не могут.
Спозаранку, покуда на постоялом дворе еще не проснулись, выволок Еспер санки на дорогу. И пришлось служанкам, хочешь не хочешь, следом тащиться, а они в одних ночных рубахах!
- Чик-чирик, птичка!
И покатили санки по проселочной дороге, а горемычные служанки бегут что есть духу следом. Щеки у них от стыда
пылают, слезы градом катятся: в одних рубахах при всем честном народе предстали.
Ехал Еспер, ехал, попадается ему по дороге церковь. А пастор с пономарем как раз идут туда службу отправлять.
Увидели они чудной поезд, крестятся!
Эй вы, бесстыжие! Бегаете за парнем, да еще в одних рубахах!-крикнул пастор служанкам.
Схватил он за руку ту, что позади всех бежала, и тянет ее прочь.
Но не тут-то было!
- Чик-чирик! Чик-чирик! - крикнула птичка.
- Держи крепче! - приказал Еспер.
И уж не разжать пастору руки. Пришлось ему следом за служанками бежать.
- Господи, помилуй нас! Ваше преподобие! - заорал
пономарь. -Куда вы? Да и не пристало в ваши лета да при
ваш ем-то сане за молодыми служанками гоняться!
Подбегает пономарь к санкам и хватается за пасторскую
ризу.
- Чик-чирик! Чик-чирик! - крикнула птичка.
- Держи крепче! - приказал Еспер.
Пришлось и пономарю вместе со всеми по дороге бежать.
Подъехали санки к кузнице. Кузнец только-только лошадь подковал и в правой руке еще кузнечные клещи держит, а в левой у него - пучок сена, которым он лошадь подкармливал.
Мчатся мимо санки, полощется по ветру пола Пономаревой рясы. А кузнец был малый веселый. Как увидел самоходный поезд, захохотал во всю глотку и цап клещами пономаря за полу.
- Чик-чирик! Чик-чирик! - крикнула птичка.
- Держи крепче! - приказал Еспер.
Пришлось и кузнецу бегом за пономарем пуститься, а пучок сена за ним следом волочится.
Летят санки по дороге, навстречу им -гусиное стадо. Увидали гуси сено, крылья распустили, бегут к санкам, с ноги на ногу переваливаются, и ну сено щипать.
- Чик-чирик! Чик-чирик! - крикнула птичка.
Пришлось и гусям от других не отставать; сколько ни
шипели, сколько ни гоготали - толку мало. Бегут следом, с ноги на ногу переваливаются.
Долго ли, коротко ли ехали, а подъехал санный поездк королевскому двору. Завернул туда Еспер со всей своей свитой.
Трижды объехал потешный поезд вокруг замка. Что тут было! Шум на всю округу!
Служанки в одних рубахах голосят что есть мочи; пастор в полном облачении молится и стонет; пономарь не своим голосом воет и ревет; кузнец хохочет и чертыхается; гуси гогочут и шипят.
На шум сбежалась вся челядь из замка, пришлось и королю с принцессой выйти поглядеть на Еспера со свитой. Ну и

хохотал король, даже икать стал. А как взглянул на дочку - глазам не верит, хохочет принцесса Кукса, да так, что слезы у нее по щекам градом катятся.
- Тпр-ру! - приказал Еспер, и санки-самоходы стали.
- Отпусти! - снова приказал Еспер Настырный.
Пустились тут бежать без оглядки гуси и кузнец, поно
марь и пастор, а под конец - все три служанки.
Взбежал Еспер к принцессе на крыльцо и говорит:
- Ага, рассмешил я тебя! Теперь ты моя!
Вот так и взял себе в жены Еспер, по прозвищу Настырный, принцессу Куксу да еще полкоролевства в придачу получил. А после смерти старого короля досталось ему и все королевство.


Вау-вау

Жила в округе Венсюссель бедная крестьянская семья. Хозяин умер, и осталась вдова с кучей ребятишек мал мала меньше. Недаром ведь говорят: "У богача - деньги, у бедняка-дети". И раньше-то они кое-как перебивались, а как не стало хозяина,- и вовсе обнищали. Вот однажды и говорит вдова старшему сыну Пелле:
- Сходи, сынок, к пастору. Авось подаст он нам че
го-нибудь на бедность.
А пастор в той округе враждовал с помещиком и ни в чем ему уступать не хотел. Пришел Пелле к пастору, а тот его спрашивает:
- Ты у помещика был?
- Был,- отвечает Пелле.
- Ну и что же он тебе на бедность дал? А Пелле не будь дурак и скажи:
- Дал мне помещик ржи мешок да окорок свиной.
- Вон что! - говорит пастор.- Ну, так и мне от него отставать негоже.- И велел выдать Пелле два мешка ржи
и два окорока в придачу.
Воротился Пелле домой и накормил мать с детишками досыта. Только ртов-то ведь в доме много! Скоро все припасы у них вышли, и опять приспела нужда Пелле за милостыней идти. Явился он теперь уже к помещику, а тот его спрашивает:
- Ты у пастора был?
- Был,- отвечает Пелле.
- Ну и что ж тебе скряга дал? Небось шиш с маслом?
- Да нет,- говорит Пелле,- дал мне пастор два мешка ржи да два окорока.
- Ишь как расщедрился! - удивился помещик.- Ну так и мы не хуже его.- И приказал выдать Пелле четыре мешка ржи да четыре окорока.
Хоть и надолго хватило им теперь еды, а все же и эти запасы они приели. Тогда Пелле говорит матери:
- Надоело мне, матушка, побираться. Да и не дело это.
Отправлюсь-ка я лучше по свету искать счастья. Авось и хозяином стану. Тебя на старости пригрею, братишек да сестренок в люди выведу.

Напекла ему вдова лепешек, надел он на спину котомку, взял в руки палку и отправился в путь-дорогу. Шел он лесом весь день, а к вечеру проголодался и присел на пенек закусить. Вдруг видит - идет по тропинке старуха с клюкой. Подошла она к нему поближе и говорит:

- Вечер добрый, паренек! Не дашь ли и мне чего на ужин?
- Как не дать,- отвечает Пелле,- садись, бабушка, все, что есть, пополам разделим.
Вот ужинают они, а старуха его расспрашивает:
- Далеко ли идешь, сынок? Куда путь держишь?
- Брожу по свету, счастья ищу,-говорит Пелле.-Дома у меня мать да сестренки с братишками голодные сидят. А сейчас надо куда-нибудь на ночлег проситься. Дело-то к ночи!
- Вижу я, сердце у тебя доброе,- говорит ему старуха.- О матери и детишках душой болеешь, со мной последним куском поделился. И за это не придется тебе далеко за счастьем ходить. Как выйдешь из лесу, свернешь на дорогу- постучись в первый дом по левую руку. Только перед тем, как войти, отыщи под дверью серый камешек и положи его в карман. А войдешь в горницу - норови хозяевам за зло лаской отплатить. Что бы ни говорили они тебе, ты отвечай им: "Спасибо" - и только! А как улягутся все спать, проберись тихохонько к очагу, разгреби золу да и спрячь камешек в жар.
- Спасибо тебе, бабушка,-говорит Пелле.-Все сде
лаю, как ты велела.
Вышел он из лесу, свернул на дорогу и увидел по левую руку большой красный дом. Взошел он на крыльцо, поднял из-под двери серый камешек, сунул его в карман и постучался.
А в доме этом жил богатый крестьянин с женой. И до того были они люди жадные да прижимистые, что просто беда. Снегу у них зимой не выпросишь. А уж чтоб приютить или накормить прохожего человека - так это ни-ни! И была у богатеев дочь на выданье. Девушка красивая, расторопная и всему отцову добру наследница.
Вот вошел Пелле в горницу к богатеям и видит: хозяйка у очага ужин стряпает. Поклонился ей Пелле и говорит-.
- Вечер добрый, хозяюшка, нельзя ли у тебя в доме переночевать?
- Еще чего! - закричала хозяйка.- Много вас тут бродит! Проваливай, откуда пришел!
- Спасибо на добром слове! - ответил Пелле.
- Да ты никак оглох! - опять закричала хозяйка.- Я говорю, убирайся отсюда вон!
- Спасибо на добром слове,- отвечает Пелле. Сел он. на дровяной ларь и котомку на пол скинул.
Хозяйка только руками развела. Не силой же парня из дому выволакивать!
Отстряпалась хозяйка, а тут и муж домой подоспел. Увидел он Пелле и спрашивает у жены:
- Это что за парень?
- А кто его знает,- говорит хозяйка.-То ли глухой, то ли придурковатый. Я ему говорю: "Убирайся отсюда", а он мне: "Спасибо на добром слове".
Собрала хозяйка на стол и говорит мужу:
- Садись ужинать, а что не доешь, я к завтрему при
прячу.
А Пелле живо к столу подсел и говорит:
- Спасибо тебе, хозяюшка! - Положил он себе и каши,
и масла, и мяса - и давай за обе щеки уплетать.
Хозяин с хозяйкой только глаза выпучили. Поужинали все, хозяйка постель постлала и говорит мужу:
- Иди ложись спать.
А Пелле вместо него отвечает:
- Спасибо! - Разделся он скорехонько и лег. Хозяева оглянуться не успели, а уж он храпит вовсю. Что тут будешь делать? Пришлось им в эту ночь на полу укладываться.Выждал Пелле, покуда все уснули, подкрался к очагу, разгреб золу и спрятал камешек в жар.
Наутро хозяйская дочка первая поднялась. Так уж у них в доме заведено было, что она раньше всех вставала, огонь в очаге разводила и кофе варила. Взяла она кочергу, разгребла золу и положила хворосту на угли. Ждет-пождет, а огонь все не разгорается. Встала тогда девушка на коленки, надула щеки и хотела было угли раздуть. Только вдруг, сама не знает как, завопила она что есть мочи:
- Вау-вау-вау-вау!..
И огонь ей никак не раздуть, и крика не унять. Ударилась тут девушка в слезы, а сама все повторяет: "Вау-вау-вау-вау!.."
Проснулась мать и спрашивает:
- Что это с тобой?
- Вау-вау... - всхлипывает девушка,- огонь... вау-вау... не разгорается!.. Вау-вау-вау-вау...
- Ну, что за беда - огонь не разгорается,- говорит мать.- Зачем же этак-то убиваться?
Вскочила хозяйка с пола, взяла кочергу, помешала угли и хотела было подуть на них. Только вдруг как завопит сама:
- Вау-вау-вау-вау-вау-вау!..
Тут уж мать с дочерью в два голоса взвыли. Проснулся отец и спрашивает:
- Вы что, спятили? С чего это вы так расшумелись? А мать с дочерью знай вопят:
- Вау-вау-вау-вау-вау!..
Встал хозяин и видит, что они огонь в очаге развести не могут.
- Вот уж правду молвят люди, что у бабы волос долог,
а ум короток,- говорит он,- из-за этакого вздора крик подняли!
Взял хозяин кочергу, помешал угли и хотел было подуть на них. Только вдруг как завопит что есть мочи:
- Вау-вау-вау-вау-вау-вау!..
И стали тут они все трое голосить: "Вау-вау-вау-вау!.." Послал тогда хозяин дочку за пономарем. Пускай, мол, придет поскорее да прочтет над очагом молитву. Туда, видно, нечистый забрался.

Кинулась девушка со всех ног к пономарю. Прибегает и говорит:
- Вау-вау-вау... кланяется вам батюшка... вау-вау... и матушка... вау... вау... и просят прийти... вау-вау... молитву над
очагом прочитать... вау-вау... он у нас... вау-вау... заворожен...
вау-вау-вау-вау-вау!. Понял пономарь, что с девушкой неладно, и помчался следом за ней к дому богатея. Прибежал и видит: топчутся хозяева у очага и изо всех сил орут-надрываются: "Вау вау-вау-вау-вау-вау..."
Взял пономарь кочергу, чтобы очаг перекрестить и нечистого прогнать, дотронулся до углей и тоже завел:
- Вау-вау-вау-вау-вау-вау!..
Послали тогда девушку за пастором. Прибежала он к нему и говорит:
- Вау-вау-вау... нечистый... вау-вау... в очаг забрался...
вау-вау... и на всех порчу напустил... вау-вау... и на батюшку...
вау-вау... и на матушку... вау-вау... и на пономаря... вау-вау...
Прочитайте, ваше преподобие... вау-вау... молитву над очагом... вау-вау-вау-вау.
Нацепил пастор на нос очки, взял под мышку молитвенник и зашагал следом за девушкой. Явился он в дом к богатею и видит: топчутся все у очага, орут наперебой: "Вау-вау", а огонь все не разгорается.
Взял пастор кочергу, дотронулся ею до углей. Раскрывает он молитвенник, а у него вместо "отче наш" одно выходит: - Вау-вау-вау-вау-вау...
Тут хозяин и вовсе голову от страха потерял. Посулил он, что тому, кто его дом от заклятья избавит, отдаст он в жены единственную дочку и все добро после смерти откажет.
А Пелле уж давно проснулся и весь этот переполох видел. Тут смекнул он, что теперь самое время ему вмешаться. Вскочил с постели, вытащил камешек из очага и выкинул его

за дверь. А сам к хозяевам повернулся и говорит,
- Спасибо вам, добрые люди, что берете меня в зятья.
Тут со всех колдовские чары разом спали, и принялись
они Пелле обнимать и кричать:
- Спасибо, спасибо тебе!
Хочешь не хочешь, а пришлось богатею свою дочь за
Пелле замуж отдать. Пастор их на радостях задаром обвенчал, а пономарь для них задаром псалмы пел. Скоро богач с женой умерли, и стал Пелле в усадьбе полным хозяином. Перевез он к себе мать с сестренками и братишками, и зажили они все вместе припеваючи. Так и нашел Пелле свое счастье. Жена у Пелле, по счастью, не в отца с матерью уродилась. Была она женщина добрая и хозяйка радушная. А Пелле всегда помнил, как тяжко ему смолоду приходилось. И потому всяк, кто проходил мимо их дома, всегда находил у них место у огня, сытный ужин и приют на ночь.

[Alland]

Совет стряпчего

Жил в Ютландии человек по прозвищу Пер-пройдоха. Прозвали его так потому, что во всяком деле норовил он словчить да сплутовать и честных людей в дураках оставить. Вот раз ухитрился он продать свою корову семи мясникам зараз и со всех деньги в задаток получить. Пришли они всей гурьбой за покупкой, а корова-то одна! Кому ее брать?
Разозлились мясники и подняли крик:
- Ах ты жулик этакий, плут, мошенник! Ну, погоди, на
плачешься ты у нас! Найдем на тебя управу!
Взяли и подали на него в суд.
Стал тут Пер-пройдоха думать, как бы ему расправы избежать. Думал-думал, чуть голова не лопнула, а никакое средство на ум нейдет.
Вот вызвали его в город, к судье. Бредет Пер по улице и все по сторонам озирается, словно подмоги ищет. Увидел его из окна один стряпчий. А был тот стряпчий мошенник и хитрец почище Пера. Наловчился он темные делишки обделывать да жуликов от правого суда спасать. Глядит стряпчий на Пера из окна и думает:
"По всему видать, этому человеку без моего совета не обойтись. Помогу ему и сдеру за это с него десяток-другой далеров". Выбежал он на улицу и кричит Перу:
- Постой, добрый человек! Вижу, беда у тебя. Расскажи, что с тобой стряслось. Авось сумею тебе помочь.
- Чего там рассказывать! - отвечает Пер. - Помочь мне никто не поможет, разве что ловкач какой-нибудь, что и
в игольное ушко пролезет, и сухим из воды выйдет.
- Очень тебе подвезло, голубчик,- говорит стряпчий,- потому что я как раз такой ловкач и есть.
Взял он Пера об руку и повел в дом. Поведал ему пройдоха про свои беды и спрашивает:
- Ну как, сможешь мне помочь?
- А это нам раз плюнуть, - говорит стряпчий. - Выкладывай двадцать далеров - получишь добрый совет.
- Э, нет! - отвечает Пер-пройдоха. -А ну как дело-то не выгорит? Нет уж, ты сперва совет дай, а после я тебе денежки выложу.

- Ну ладно, будь по-твоему. Совет мой таков: как придешь в суд и станут тебе всякие вопросы задавать, ты отвечай только одно: "Э, отстаньте!" А больше ни слова не говори. Понял?
Пришел Пер-пройдоха в суд. Судья его спрашивает:
- Это правда, что ты корову сразу семи мясникам продал?
Пер в ответ:
- Э, отстаньте! Судья опять его спрашивает:
- Ты толком отвечай, продал ты корову или нет? А Пер свое:
- Э, отстаньте!
Тут судья вовсе из себя вышел. Покраснел как рак, на
клонился к самому уху Пера да как заорет:
- Отвечай, черт побери, продал ты корову семи мясникам? Получил с них деньги?
А Пер отвечает:
- Э, отстаньте!
Бились, бились с ним - так и не смогли из него путного слова выжать. Да и вид у него был какой-то придурковатый. Тогда судья и говорит жалобщикам:
- Не могу я, люди добрые, ваше дело разбирать. Сами
видите - у этого парня не все дома. Придется отпустить его подобру-поздорову.
Обернулся он к Перу и говорит:
- Ступай домой, бездельник! А Пер отвечает:
- Э, отстаньте! - И с места не двигается.
Взяли его служители за шиворот и вытолкали за дверь. Засмеялся Пер и домой пошел.
А стряпчий меж тем его у окна дожидается. Только видит он: идет Пер из суда, а к нему и не думает заглядывать. Вот уж и мимо двери прошел! Тогда выскочил стряпчий на улицу и кричит:
- Эй ты, погоди! Постой! Отдавай мне двадцать далеров!
- Э, отстань! - ответил Пер и пошел своей дорогой.
Так ловкач стряпчий в собственную западню угодил. Да
и поделом ему! Совсем по пословице вышло: "Вор у вора дубинку украл".

Два плута

Бродяжили по дорогам острова Борнхольм два плута - Ларе и Енс.
Шли они, шли и сильно проголодались, а в кармане у них ни единого скиллинга и в котомке пусто. Сели они рядышком на обочине и стали думать, как бы им еды да денег раздобыть.
И вот, послушайте-ка, что они надумали. Подошли они к крестьянской усадьбе. Ларе неподалеку в кустах спрятался, а Енс вбежал во двор и ну вопить что есть мочи! Поднялся тут переполох, народ сбежался.
- Что такое, что стряслось? - спрашивают у Енса.
А он не своим голосом кричит:
- Люди добрые, слыхали вы страшную весть? Северное море загорелось! Так вот огнем и полыхает!
- Ты что за околесицу несешь, мошенник? - закричали
кругом.- Где ж это слыхано, чтобы Северное море - да
еще загорелось? Видно, ты нас за болванов считаешь!
Набросились на него с кулаками и отдубасили так, что он еле ноги унес.
Только он скрылся из виду,-Ларе в усадьбу входит. Поздоровался он с народом и сел тихонько в стороне. Окружили его люди и рассказывают:
- Был тут давеча какой-то мошенник и хотел, видно,
посмеяться над нами. Ишь что удумал! Северное море, де
скать, загорелось! Ты вот по дорогам бродяжишь, так не
слыхал ли про это каких разговоров?
- Чего не слыхал - того не слыхал,- отвечает Ларе. - Только по пути сюда повстречался мне обоз, а возы сельдью жареной набиты. Так что, может статься, парень и не врал вам.
- Да неужто? - так и ахнули люди. - Стало быть, он правду говорил! А мы-то его зря отдубасили! Стыд какой!
Накормили они Ларса, напоили, и котомку доверху всякой снедью набили. А на прощанье сказали:
- Повстречаешь этого парня - подели с ним поровну
все, что мы тебе дали. Да скажи, пусть не помнит зла за тумаки.
Рассказали они Ларсу, какой Енс с виду, и посулил он им сделать так, как они просили. А после встретились Ларе и Енс на дороге, поделили еду, наелись досыта и нахохотались вдоволь. Пошли они дальше веселые, сытые. Только спустя день-другой котомка у плутов опустела, и опять у них животы подвело. Решили они и в другой усадьбе такую асе шутку выкинуть.
- Только теперь уж ты вперед иди,- говорит Енс
А то что ж выходит -мне одному колотушки?
Поохал, повздыхал Ларе, да куда денешься? Пришлось ему согласиться.
Притаился Енс в кустах, а Ларе вбежал во двор и подняд крик на всю усадьбу. Собрался народ, а Ларе не своим голосом вопит:
- Люди добрые, слыхали страшную весть? Прилетела в соседнюю деревню птица-великан. Села на колокольню, крылья расправила, и до того она большая, что солнце застилает.
- Вранье все это!- зашумели кругом.-Таких птиц и на свете-то нет! Полно тебе чепуху молоть. Катись-ка ты отсюда подобру-поздорову!
Набросились люди на Ларса, отколотили и вытолкали взашей за ворота. Только он из виду скрылся,-Енс в усадьбу входит. Поздоровался чин чином и попросил позволения отдохнуть с дороги. Народ к нему кинулся:
- Не слыхал ли ты, прохожий человек, про птицу-великана, что в соседней деревне объявилась! Будто села она на колокольню, крылья расправила и солнце застилает? Был тут давеча какой-то мошенник и наплел с три короба. Хотел, видно, посмеяться над нами. Ну уж мы его и проучили! Век не забудет!
- Чего не слыхал, того не слыхал, - отвечает Енс. - Только когда проходил я в той деревне мимо церкви, попалась мне навстречу толпа людей. И тащили они цепями да канатами яйцо с дом величиной. Так что, может, тот парень и не врал вам.
- Стало быть, правду он говорил! А мы-то его отколотили да прогнали! Стыд и срам! Возьми, добрый человек, у нас денег и еды на дорогу, поделись с тем парнем. Скажи, пускай зла на нас не держит.
Встретились опять Ларе и Енс на дороге, наелись, напились и дальше пошли.
Так и бродяжили они с той поры по острову Борнхольм. Дураков да простаков за нос водили, но зато умные и сами им спуску не давали. Так что иной день они бывали сыты, иной день - биты, а иной день - и то, и другое.

[Alland]

Вэтры из Скали

Однажды на острове Эйструрой в деревне Скали сгорел так называемый «сонхус» (дом-сарай для сушки зерна). Вскоре после этого события к жене фермера во сне пришел вэтр и сказал ей, что им нужно построить вновь этот дом, иначе вэтры замерзнут до смерти. Вэтр сказал, что они смогут найти необходимое сплавное дерево для работ у мыса неподалёку. Женщина рассказала мужу о своем сне и том, что он должен отстроить дом. Но он её не послушал. Через некоторое время вэтр снова явился женщине во сне и повторил сказанное ещё раз. И снова женщина рассказала об этом мужу.

Он сходил к мысу и нашел сплавное дерево там, где указал ветр. Но больше ничего не предпринял и вскоре, вообще, забыл об этом.

Тогда в третий раз вэтр явился во сне к этой женщине, и на этот раз он был очень зол. Он повторил всё, что уже было сказано дважды, но на этот предупредил, что больше не придёт. Если они не отстроят дом, то у старшего сына в каждом поколении этой семьи будет изъян. Женщина опять предупредила мужа, но дом так и не был построен.

И тогда случилось то, что предрекал вэттр. Старший сын, родившийся в этой семье, был настолько умственно слаб, что не смог управлять фермой. Поэтому ферма отошла второму сыну. Когда фермой стало управлять уже третье поколение, фермер отстроил дом и женился. Тогда тот же вэтр явился во сне к новой жене фермера и сказал ей, что старший сын станет нормальным и сможет управлять фермой.

Источник: FÆRØSKE FOLKESAGN OG ÆVENTYR, by Dr. Jakob Jakobsen. København 1898–1901.
Перевод с фарерского Анкер Эли Петерсен. Перевод с английского Илайдж.

Марьюн Мудрая и вэтры
Вэтры – это маленькие и прекрасные создания. Они хорошие духи, что живут в домах добросердечных и почтенных людей. Любой дом, населённый вэтрами, – мирный и спокойный дом, где всё идёт так, как и должно. Если вы друзья с вэтрами, то ни тролли, ни скрытый народец не смогут навредить вам.

Марьюн Мудрая жила в деревне Эравик на острове Супурой. Согласно легенде она была искусна в колдовстве лучше других в этой местности. Иными словами, она была мудрой и сведущей женщиной. Она была богатой, держала много скота, овец и богатств, а причиной всему были вэтры, что жили в её доме.

Марьюн была успешна во всём. За её удачу отвечали вэтры, жившие в коровнике её дома, а она всегда заботилась, чтобы там всегда было ведро с молоком для них каждый раз, когда служанка доила коров.

Вэтры вознаграждали её за такое отношение. Всё время, пока они жили в коровнике, коровы давали много молока и любая болезнь обходила скот и овец стороной, пока их защищали ветры. Когда корова должна была отелиться, не нужно было оставаться с ней всю ночь. Если телёнок рождался в ночи, он всегда стоял утром привязанный шелковой верёвкой рядом с коровой так, чтобы корова могла его вылизать. Служанка должна была только отвязать теленка и положить шёлковую верёвку на доски, чтобы вэтры забрали её позже.

Марьюн любила вэтров, что ей всегда так сильно помогали, и всегда напоминала своему старшему сыну обращаться с ними вежливо, всегда заботиться, чтобы им было, где жить, когда он станет хозяином фермы. Если ты когда-нибудь разрушишь коровник, ты навлечёшь беду на себя и других, – говорила она.

Затем Марьюн умерла, но её сын не последовал совету матери и снёс коровник. Но когда вэттры убегали прочь, они прокляли его и его семью. Всех их ждала скоропостижная смерть. В тот же день, когда снесли коровник, путник из южной деревни Виг встретил очень маленькую женщину на горе. Двое маленьких детей сопровождали её, а третьего она несла на своей спине. Как только путник поровнялся с маленькой женщиной, он услышал, как она говорила: «Наше изгнание будет отмщено».

И отмщение наступило. Одним вечером, три брата поехали на рыбалку на лодке. Они были недалеко от берега, когда внезапно волна от подводного рифа перевернула её лодку, и все они утонули.

У Марьюны было три дочери в Эравике. Все они умерли вскоре от эпидемии. Все эти смертельные случаи были следствием проклятья вэтров, которые были вынуждены покинуть свой дом в Эравике.

Источник: FÆRÆSK ANTHOLOGI by V. U. Hammershaimb, København 1891.

[Dikson]

Девочка со спичками. Г. Х. Андерсен




Как холодно было в этот вечер! Шел снег, и сумерки сгущались. А вечер был последний в году — канун Нового года. В эту холодную и темную пору по улицам брела маленькая нищая девочка с непокрытой головой и босая.




Правда, из дому она вышла обутая, но много ли было проку в огромных старых туфлях? Туфли эти прежде носила ее мать — вот какие они были большие,— и девочка потеряла их сегодня, когда бросилась бежать через дорогу, испугавшись двух карет, которые мчались во весь опор. Одной туфли она так и не нашла, другую утащил какой-то мальчишка, заявив, что из нее выйдет отличная люлька для его будущих ребят.



Вот девочка и брела теперь босиком, и ножки ее покраснели и посинели от холода. В кармане ее старенького передника лежало несколько пачек серных спичек, и одну пачку она держала в руке. За весь этот день она не продала ни одной спички, и ей не подали ни гроша. Она брела голодная и продрогшая и так измучилась, бедняжка!




Снежинки садились на ее длинные белокурые локоны, красиво рассыпавшиеся по плечам, но она, право же, и не подозревала о том, что они красивы. Изо всех окон лился свет, на улице вкусно пахло жареным гусем — ведь был канун Нового года. Вот о чем она думала!



Наконец девочка нашла уголок за выступом дома. Тут она села и съежилась, поджав под себя ножки. Но ей стало еще холоднее, а вернуться домой она не смела: ей ведь не удалось продать ни одной спички, она не выручила ни гроша, а она знала, что за это отец прибьет ее; к тому же, думала она, дома тоже холодно; они живут на чердаке, где гуляет ветер, хотя самые большие щели в стенах и заткнуты соломой и тряпками.



Ручонки ее совсем закоченели. Ах, как бы их согрел огонек маленькой спички! Если бы только она посмела вытащить спичку, чиркнуть ею о стену и погреть пальцы! Девочка робко вытянула одну спичку и... чирк! Как спичка вспыхнула, как ярко она загорелась! Девочка прикрыла ее рукой, и спичка стала гореть ровным светлым пламенем, точно крохотная свечечка.



Удивительная свечка! Девочке почудилось, будто она сидит перед большой железной печью с блестящими медными шариками и заслонками. Как славно пылает в ней огонь, каким теплом от него веет! Но что это? Девочка протянула ноги к огню, чтобы погреть их, — и вдруг... пламя погасло, печка исчезла, а в руке у девочки осталась обгорелая спичка.



Она чиркнула еще одной спичкой, спичка загорелась, засветилась, и когда ее отблеск упал на стену, стена стала прозрачной, как кисея. Девочка увидела перед собой комнату, а в пей стол, покрытый белоснежной скатертью и уставленный дорогим фарфором; на столе, распространяя чудесный аромат, стояло блюдо с жареным гусем, начиненным черносливом и яблоками! И всего чудеснее было то, что гусь вдруг спрыгнул со стола и, как был, с вилкой и ножом в спине, вперевалку заковылял по полу. Он шел прямо к бедной девочке, но... спичка погасла, и перед бедняжкой снова встала непроницаемая, холодная, сырая стена.



Девочка зажгла еще одну спичку. Теперь она сидела перед роскошной рождественской елкой. Эта елка была гораздо выше и наряднее той, которую девочка увидела в сочельник, подойдя к дому одного богатого купца и заглянув в окно. Тысячи свечей горели на ее зеленых ветках, а разноцветные картинки, какими украшают витрины магазинов, смотрели на девочку. Малютка протянула к ним руки, но... спичка погасла. Огоньки стали уходить все выше и выше и вскоре превратились в ясные звездочки. Одна из них покатилась по небу, оставив за собой длинный огненный след.




"Кто-то умер", — подумала девочка, потому что ее недавно умершая старая бабушка, которая одна во всем мире любила ее, не раз говорила ей: "Когда падет звездочка, чья-то душа отлетает к богу".



Девочка снова чиркнула о стену спичкой и, когда все вокруг осветилось, увидела в этом сиянии свою старенькую бабушку, такую тихую и просветленную, такую добрую и ласковую.
— Бабушка, — воскликнула девочка, — возьми, возьми меня к себе! Я знаю, что ты уйдешь, когда погаснет спичка, исчезнешь, как теплая печка, как вкусный жареный гусь и чудесная большая елка!




И она торопливо чиркнула всеми спичками, оставшимися в пачке, — вот как ей хотелось удержать бабушку! И спички вспыхнули так ослепительно, что стало светлее, чем днем. Бабушка при жизни никогда не была такой красивой, такой величавой. Она взяла девочку на руки, и, озаренные светом и радостью, обе они вознеслись высоко-высоко — туда, где нет ни голода, ни холода, ни страха, — они вознеслись к богу.




Морозным утром за выступом дома нашли девочку: на щечках ее играл румянец, на губах — улыбка, но она была мертва; она замерзла в последний вечер старого года. Новогоднее солнце осветило мертвое тельце девочки со спичками; она сожгла почти целую пачку.

— Девочка хотела погреться, — говорили люди. И никто не знал, какие чудеса она видела, среди какой красоты они вместе с бабушкой встретили Новогоднее Счастье.

[Dikson]

Стойкий оловянный солдатик


Было когда-то двадцать пять оловянных солдатиков, родных братьев по матери – старой оловянной ложке, ружьё на плече, голова прямо, красный с синим мундир – ну, прелесть что за солдаты! Первые слова, которые они услышали, когда открыли их домик-коробку, были: "Ах, оловянные солдатики!" Это закричал, хлопая в ладоши, маленький мальчик, которому подарили оловянных солдатиков в день его рождения.

И он сейчас же принялся расставлять их на столе. Все солдатики были совершенно одинаковы, кроме одного, который был с одной ногой. Его отливали последним, и олова немножко не хватило, но он стоял на своей ноге так же твердо, как другие на двух; и он-то как раз и оказался самым замечательным из всех.
На столе, где очутились солдатики, было много разных игрушек, но больше всего бросался в глаза дворец из картона. Сквозь маленькие окна можно было видеть дворцовые покои; перед самым дворцом, вокруг маленького зеркальца, которое изображало озеро, стояли деревца, а по озеру плавали и любовались своим отражением восковые лебеди.




Всё это было чудо как мило, но милее всего была барышня, стоявшая на самом пороге дворца. Она тоже была вырезана из бумаги и одета в юбочку из тончайшего батиста; через плечо у неё шла узенькая голубая ленточка в виде шарфа, а на груди сверкала розетка величиною с лицо самой барышни. Барышня стояла на одной ножке, вытянув руки, – она была танцовщицей, – а другую ногу подняла так высоко, что наш солдатик её и не увидел, и подумал, что красавица тоже одноногая, как он.





"Вот бы мне такую жену! – подумал он. – Только она, как видно, из знатных, живёт во дворце, а у меня только и есть, что коробка, да и то в ней нас набито двадцать пять штук, ей там не место! Но познакомиться всё же не мешает".
И он притаился за табакеркой, которая стояла тут же на столе; отсюда ему отлично было видно прелестную танцовщицу, которая всё стояла на одной ноге, не теряя равновесия.

Поздно вечером всех других оловянных солдатиков уложили в коробку, и все люди в доме легли спать. Теперь игрушки сами стали играть в гости, в войну и в бал. Оловянные солдатики принялись стучать в стенки коробки – они тоже хотели играть, да не могли приподнять крышки. Щелкунчик кувыркался, грифель писал по доске; поднялся такой шум и гам, что проснулась канарейка и тоже заговорила, да ещё стихами!

Не трогались с места только танцовщица и оловянный солдатик: она по-прежнему держалась на вытянутом носке, простирая руки вперёд, он бодро стоял и не сводил с неё глаз.

Пробило двенадцать. Щёлк! – табакерка раскрылась.
Там не было табаку, а сидел маленький чёрный тролль; табакерка-то была с фокусом!

– Оловянный солдатик, – сказал тролль, – нечего тебе заглядываться!
Оловянный солдатик будто и не слыхал.
– Ну постой же! – сказал тролль.

Утром дети встали, и оловянного солдатика поставили на окно.
Вдруг – по милости ли тролля или от сквозняка – окно распахнулось, и наш солдатик полетел головой вниз с третьего этажа, – только в ушах засвистело! Минута – и он уже стоял на мостовой кверху ногой: голова его в каске и ружьё застряли между камнями мостовой.

Мальчик и служанка сейчас же выбежали на поиски, но сколько ни старались, найти солдатика не могли; они чуть не наступали на него ногами и всё-таки не замечали его. Закричи он им: "Я тут!" – они, конечно, сейчас же нашли бы его, но он считал неприличным кричать на улице, он ведь носил мундир!
Начал накрапывать дождик; сильнее, сильнее, наконец хлынул ливень. Когда опять прояснилось, пришли двое уличных мальчишек.

– Гляди! – сказал один. – Вон оловянный солдатик! Отправим его в плавание!
И они сделали из газетной бумаги лодочку, посадили туда оловянного солдатика и пустили в канавку. Сами мальчишки бежали рядом и хлопали в ладошки. Ну и ну! Вот так волны ходили по канавке! Течение так и несло, – не мудрено после такого ливня!

Лодочку бросало и вертело во все стороны, так что оловянный солдатик весь дрожал, но он держался стойко: ружьё на плече, голова прямо, грудь вперёд!

Лодку понесло под длинные мостки: стало так темно, точно солдатик опять попал в коробку.

"Куда меня несёт? – думал он. – Да, это всё шутки гадкого тролля! Ах, если бы со мною в лодке сидела та красавица – по мне, будь хоть вдвое темнее!"
В эту минуту из-под мостков выскочила большая крыса.

– Паспорт есть? – спросила она. – Давай паспорт!
Но оловянный солдатик молчал и ещё крепче сжимал ружьё. Лодку несло, а крыса плыла за ней вдогонку. У! Как она скрежетала зубами и кричала плывущим навстречу щепкам и соломинкам:
– Держи, держи его! Он не внёс пошлины, не показал паспорта!

Но течение несло лодку всё быстрее и быстрее, и оловянный солдатик уже увидел впереди свет, как вдруг услышал такой страшный шум, что струсил бы любой храбрец. Представьте себе, у конца мостика вода из канавки устремилась в большой канал! Это было для солдатика так же страшно, как для нас нестись на лодке к большому водопаду.

Но солдатика несло всё дальше, остановиться было нельзя. Лодка с солдатиком скользнула вниз; бедняга держался по-прежнему стойко и даже глазом не моргнул. Лодка завертелась... Раз, два – наполнилась водой до краёв и стала тонуть. Оловянный солдатик очутился по горло в воде; дальше больше... вода покрыла его с головой! Тут он подумал о своей красавице: не видать ему больше.

В ушах у него звучало:
Вперёд стремись, о воин,
И смерть спокойно встреть!

Бумага разорвалась, и оловянный солдатик пошёл было ко дну, но в ту же минуту его проглотила рыба.

Какая темнота! Хуже, чем под мостками, да ещё страх как тесно! Но оловянный солдатик держался стойко и лежал, вытянувшись во всю длину, крепко прижимая к себе ружьё.

Рыба металась туда и сюда, выделывала самые удивительные скачки, но вдруг замерла, точно в неё ударила молния. Блеснул свет и кто-то закричал: "Оловянный солдатик!"

Дело в том, что рыбу поймали, свезли на рынок, потом она попала на кухню, и кухарка распорола ей брюхо большим ножом. Кухарка взяла оловянного солдатика двумя пальцами за талию и понесла в комнату, куда сбежались посмотреть на замечательного путешественника все домашние.

Но оловянный солдатик ничуть не загордился. Его поставили на стол, и – чего-чего не бывает на свете! – он оказался в той же комнате, увидал тех же детей, те же игрушки и чудесный дворец с прелестной маленькой танцовщицей. Она по-прежнему стояла на одной ножке, высоко подняв другую. Вот так стойкость!

Оловянный солдатик был тронут и чуть не заплакал оловом, но это было бы неприлично, и он удержался. Он смотрел на неё, она на него, но они не обмолвились ни словом.

Вдруг один из мальчиков схватил оловянного солдатика и ни с того ни с сего швырнул его прямо в печку. Наверно, это всё тролль подстроил!

Оловянный солдатик стоял охваченный пламенем: ему было ужасно жарко, от огня или любви – он и сам не знал. Краски с него совсем слезли, он весь полинял; кто знает от чего – от дороги или от горя? Он смотрел на танцовщицу, она него, и он чувствовал, что тает, но ещё держался стойко, с ружьём на плече.

Вдруг дверь в комнате распахнулась, ветер подхватил танцовщицу, и она, как сильфида, порхнула прямо в печку к оловянному солдатику, вспыхнула разом и – конец! А оловянный солдатик растаял и сплавился в комочек. На другой день горничная выгребала из печки золу и нашла маленькое оловянное сердечко; от танцовщицы же осталась одна розетка, да и та вся обгорела и почернела, как уголь.

[Dikson]

Свинопас



Жил-был бедный принц. Королевство у него было маленькое-премаленькое, но жениться все-таки было можно, а жениться-то принцу хотелось.


Разумеется, с его стороны было несколько смело спросить дочь императора: "Пойдешь за меня?" Впрочем, он носил славное имя и знал, что сотни принцесс с благодарностью ответили бы на его предложение согласием. Да вот, ждите-ка этого от императорской дочки! Послушаем же, как было дело.
На могиле у отца принца вырос розовый куст несказанной красоты; цвел он только раз в пять лет, и распускалась на нем всего одна-единственная роза. Зато она разливала такой сладкий аромат, что, впивая его, можно было забыть все свои горести и заботы.



Еще был у принца соловей, который пел так дивно, словно у него в горлышке были собраны все чудеснейшие мелодии, какие только есть на свете. И роза и соловей предназначены были в дар принцессе; их положили в большие серебряные ларцы и отослали к ней.



Император велел принести ларцы прямо в большую залу, где принцесса играла со своими фрейлинами в гости; других занятий у нее не было. Увидав большие ларцы с подарками, принцесса захлопала от радости в ладоши.
– Ах, если бы тут была маленькая киска! – сказала она.
Но появилась прелестная роза.
– Ах, как это мило сделано! – сказали все фрейлины.
– Больше чем мило! – сказал император, – Это прямо недурно!



Но принцесса потрогала розу и чуть не заплакала.
– Фи, папа! – сказала она. – Она не искусственная, а настоящая!
– Фи! – повторили все придворные. – Настоящая!
– Погодим сердиться! Посмотрим сначала, что в другом ларце! – возразил император.
И вот из ларца появился соловей и запел так чудесно, что нельзя было сейчас же найти какого-нибудь недостатка.
– Superbe! Charmant! (Бесподобно! Прелестно! – франц.) – сказали фрейлины; все они болтали по-французски, одна хуже другой.
– Как эта птичка напоминает мне органчик покойной императрицы! – сказал один старый придворный. – Да, тот же он, та же манера давать звук!
– Да! – сказал император и заплакал, как ребенок.
– Надеюсь, что птица не настоящая? – спросила принцесса.
– Настоящая! – ответили ей доставившие подарки послы.



– Так пусть она летит! – сказала принцесса и так и не позволила принцу явиться к ней самому.



Но принц не унывал, вымазал себе все лицо черной и бурой краской, нахлобучил шапку и постучался.
– Здравствуйте, император! – сказал он. – Не найдется ли у вас для меня во дворце какого-нибудь местечка?
– Много вас тут ходит да ищет! – ответил император. – Впрочем, постой, мне нужен свинопас! У нас пропасть свиней!


И вот принца утвердили придворным свинопасом и отвели ему жалкую, крошечную каморку рядом со свиными закутками. Весь день просидел он за работой и к вечеру смастерил чудесный горшочек. Горшочек был весь увешан бубенчиками, и когда в нем что-нибудь варили, бубенчики названивали старую песенку:

Ах, мой милый Августин,
Все прошло, прошло, прошло!

Занимательнее же всего было то, что, держа над подымавшимся из горшочка паром руку, можно было узнать, какое у кого в городе готовилось кушанье. Да уж, горшочек был не чета какой-нибудь розе!
Вот принцесса отправилась со своими фрейлинами на прогулку и вдруг услыхала мелодичный звон бубенчиков. Она сразу же остановилась и вся просияла: она тоже умела наигрывать на фортепиано "Ах, мой милый Августин". Только одну эту мелодию она и наигрывала, зато одним пальцем.
– Ах, ведь и я это играю! – сказала она. – Так свинопас-то у нас образованный!
Слушайте, пусть кто-нибудь из вас пойдет и спросит у него, что стоит этот инструмент.



Одной из фрейлин пришлось надеть деревянные башмаки и пойти на задний двор.
– Что возьмешь за горшочек? – спросила она.
– Десять припцессиных поцелуев! – отвечал свинопас.
– Как можно! – сказала фрейлина.
– А дешевле нельзя! – отвечал свинопас.
– Ну, что он сказал? – спросила принцесса.
– Право, и передать нельзя! – отвечала фрейлина. – Это ужасно!
– Так шепни мне на ухо!
И фрейлина шепнула принцессе.
– Вот невежа! – сказала принцесса и пошла было, но... бубенчики зазвенели так мило:
Ах, мой милый Августин,
Все прошло, прошло, прошло!
– Послушай! – сказала принцесса фрейлиле. – Пойди спроси, не возьмет ли он десять поцелуев моих фрейлин?
– Нет, спасибо! – ответил свинопас. – Десять поцелуев принцессы, или горшочек останется у меня.
– Как это скучно! – сказала принцесса, – Ну, придется вам стать вокруг, чтобы никто нас не увидал!


Фрейлины обступили ее и растопырили свои юбки; свинопас получил десять принцессиных поцелуев, а принцесса – горшочек.
Вот была радость! Целый вечер и весь следующий день горшочек не сходил с очага, и в городе не осталось ни одной кухни, от камергерской до сапожниковой, о которой бы они не знали, что в ней стряпалось. Фрейлины прыгали и хлопали в ладоши.
– Мы знаем, у кого сегодня сладкий суп и блинчики! Мы знаем, у кого каша и свиные котлеты! Как интересно!


– Еще бы! – подтвердила обер-гофмейстерина.
– Да, но держите язык за зубами, я ведь императорская дочка!
– Помилуйте! – сказали все.
А свинопас (то есть принц, но для них-то он был ведь свинопасом) даром времени не терял и смастерил трещотку; когда ею начинали вертеть по воздуху, раздавались звуки всех вальсов и полек, какие только есть на белом свете.


– Но это superbe! – сказала принцесса, проходя мимо. – Вот так попурри! Лучше этого я ничего не слыхала! Послушайте, спросите, что он хочет за этот инструмент. Но целоваться я больше не стану!
– Он требует сто принцессиных поцелуев! – доложила фрейлина, побывав у свинопаса.
– Да что он, в уме? – сказала принцесса и пошла своею дорогой, но сделала два шага и остановилась.
– Надо поощрять искусство! – сказала она. – Я ведь императорская дочь! Скажите ему, что я дам ему по-вчерашнему десять поцелуев, а остальные пусть дополучит с моих фрейлин!
– Ну, нам это вовсе не по вкусу! – сказали фрейлины.
– Пустяки! – сказала принцесса. – Уж если я могу целовать его, то вы и подавно!
Не забывайте, что я кормлю вас и плачу вам жалованье!
И фрейлине пришлось еще раз отправиться к свинопасу.
– Сто принцессиных поцелуев! – повторил он. – А нет – каждый останется при своем.


– Становитесь вокруг! – скомандовала принцесса, и фрейлины обступили ее, а свинопас принялся ее целовать.
– Что это за сборище у свиных закуток? – спросил, выйдя на балкон, император, протер глаза и надел очки. – Э, да это фрейлины опять что-то затеяли! Надо пойти посмотреть.


И он расправил задники своих домашних туфель. Туфлями служили ему стоптанные башмаки. Эх ты, ну, как он быстро зашлепал в них!
Придя на задний двор, он потихоньку подкрался к фрейлинам, а те все были ужасно заняты счетом поцелуев, – надо же было следить за тем, чтобы расплата была честной и свинопас не получил ни больше, ни меньше, чем ему следовало. Никто поэтому не заметил императора, а он привстал па цыпочки.
– Это еще что за штуки! – сказал он, увидав целующихся, и швырнул в них туфлей как раз в ту минуту, когда свинопас получал от принцессы восемьдесят шестой поцелуй. – Вон! – закричал рассерженный император и выгнал из своего государства и принцессу и свинопаса.


Принцесса стояла и плакала, свинопас бранился, а дождик так и лил на них.


– Ах, я несчастная! – плакала принцесса. – Что бы мне выйти за прекрасного принца! Ах, какая я несчастная!
А свинопас зашел за дерево, стер с лица черную и бурую краску, сбросил грязную одежду и. явился перед ней во всем своем королевском величии и красе, и так он был хорош собой, что принцесса сделала реверанс.


– Теперь я только презираю тебя! – сказал он. – Ты не захотела выйти за честного принца! Ты не поняла толку в соловье и розе, а свинопаса целовала за игрушки!
Поделом же тебе!
И он ушел к себе в королевство, крепко захлопнув за собой дверь.

А ей оставалось стоять да петь:
Ах, мой милый Августин,
Все прошло, прошло, прошло!

[Dikson]

ОГНИВО. Г.Х. Андерсн



Шел солдат по дороге: раз-два! раз-два! Ранец за спиной, сабля на боку; он шел домой с войны.




На дороге встретилась ему старая ведьма – безобразная, противная: нижняя губа висела у нее до самой груди.
– Здорово, служивый! – сказала она. – Какая у тебя славная сабля! А ранец-то какой большой! Вот бравый солдат! Ну, сейчас ты получишь денег, сколько твоей душе угодно.




– Спасибо, старая ведьма! – сказал солдат.
– Видишь вон то старое дерево? – сказала ведьма, показывая на дерево, которое стояло неподалеку. – Оно внутри пустое. Влезь наверх, там будет дупло, ты и спустись в него, в самый низ! А перед тем я обвяжу тебя веревкой вокруг пояса, ты мне крикни, и я тебя вытащу.




– Зачем мне туда лезть? – спросил солдат.
– За деньгами! – сказала ведьма. – Знай, что когда ты доберешься до самого низа, то увидишь большой подземный ход; в нем горит больше сотни ламп, и там совсем светло. Ты увидишь три двери; можешь отворить их, ключи торчат снаружи. Войди в первую комнату; посреди комнаты увидишь большой сундук, а на нем собаку: глаза у нее, словно чайные чашки! Но ты не бойся! Я дам тебе свой синий клетчатый передник, расстели его на полу, а сам живо подойди и схвати собаку, посади ее на передник, открой сундук и бери из него денег вволю. В этом сундуке одни медяки; захочешь серебра – ступай в другую комнату; там сидит собака с глазами, как мельничные колеса! Но ты не пугайся: сажай ее на передник и бери себе денежки. А захочешь, так достанешь и золота, сколько сможешь унести; пойди только в третью комнату. Но у собаки, что сидит там на деревянном сундуке, глаза – каждый с круглую башню. Вот это собака! Злющая-презлющая! Но ты ее не бойся: посади на мой передник, и она тебя не тронет, а ты бери себе золота, сколько хочешь!

– Оно бы недурно! – сказал солдат. – Но что ты с меня за это возьмешь, старая ведьма? Ведь что-нибудь да тебе от меня нужно?
– Я не возьму с тебя ни полушки! – сказала ведьма. – Только принеси мне старое огниво, его позабыла там моя бабушка, когда спускалась в последний раз.
– Ну, обвязывай меня веревкой! – приказал солдат.
– Готово! – сказала ведьма. – А вот и мой синий клетчатый передник!
Солдат влез на дерево, спустился в дупло и очутился, как сказала ведьма, в большом проходе, где горели сотни ламп.
Вот он открыл первую дверь. Ох! Там сидела собака с глазами, как чайные чашки, и таращилась на солдата.




– Вот так молодец! – сказал солдат, посадил пса на ведьмин передник и набрал полный карман медных денег, потом закрыл сундук, опять посадил на него собаку и отправился в другую комнату. Ай-ай! Там сидела собака с глазами, как мельничные колеса.
– Нечего тебе таращиться на меня, глаза заболят! – сказал солдат и посадил собаку на ведьмин передник. Увидев в сундуке огромную кучу серебра, он выбросил все медяки и набил оба кармана и ранец серебром. Затем солдат пошел в третью комнату. Фу ты пропасть! У этой собаки глаза были ни дать ни взять две круглые башни и вертелись, точно колеса.
– Мое почтение! – сказал солдат и взял под козырек. Такой собаки он еще не видывал.




Долго смотреть на нее он, впрочем, не стал, а взял да и посадил на передник и открыл сундук. Батюшки! Сколько тут было золота! Он мог бы купить на него весь Копенгаген, всех сахарных поросят у торговки сластями, всех оловянных солдатиков, всех деревянных лошадок и все кнутики на свете! На все хватило бы! Солдат повыбросил из карманов и ранца серебряные деньги и так набил карманы, ранец, шапку и сапоги золотом, что еле-еле мог двигаться. Ну, наконец-то он был с деньгами! Собаку он опять посадил на сундук, потом захлопнул дверь, поднял голову и закричал:
– Тащи меня, старая ведьма!
– Огниво взял? – спросила ведьма.
– Ах черт, чуть не забыл! – сказал солдат, пошел и взял огниво.
Ведьма вытащила его наверх, и он опять очутился на дороге, только теперь и карманы его, и сапоги, и ранец, и фуражка были набиты золотом.
– Зачем тебе это огниво? – спросил солдат.
– Не твое дело! – ответила ведьма. – Получил деньги, и хватит с тебя! Ну, отдай огниво!
– Как бы не так! – сказал солдат. – Сейчас же говори, зачем тебе оно, не то вытащу саблю да отрублю тебе голову.
– Не скажу! – уперлась ведьма.
Солдат взял и отрубил ей голову. Ведьма повалилась мертвая, а он завязал все деньги в ее передник, взвалил узел на спину, сунул огниво в карман и зашагал прямо в город.
Город был чудесный; солдат остановился на самом дорогом постоялом дворе, занял самые лучшие комнаты и потребовал все свои любимые блюда – теперь ведь он был богачом!
Слуга, который чистил приезжим обувь, удивился, что у такого богатого господина такие плохие сапоги, но солдат еще не успел обзавестись новыми. Зато на другой день он купил себе и хорошие сапоги и богатое платье. Теперь солдат стал настоящим барином, и ему рассказали обо всех чудесах, какие были тут, в городе, и о короле, и о его прелестной дочери, принцессе.




– Как бы ее увидать? – спросил солдат.
– Этого никак нельзя! – сказали ему. – Она живет в огромном медном замке, за высокими стенами с башнями. Никто, кроме самого короля, не смеет ни войти туда, ни выйти оттуда, потому что королю предсказали, будто дочь его выйдет замуж за простого солдата, а короли этого не любят!
"Вот бы на нее поглядеть!" – подумал солдат.
Да кто бы ему позволил?!
Теперь-то он зажил весело: ходил в театры, ездил кататься в королевский сад и много помогал бедным. И хорошо делал: он ведь по себе знал, как плохо сидеть без гроша в кармане!




Теперь он был богат, прекрасно одевался и приобрел очень много друзей; все они называли его славным малым, настоящим кавалером, а ему это очень нравилось. Так он все тратил да тратил деньги, а вновь-то взять было неоткуда, и осталось у него в конце концов всего-навсего две денежки! Пришлось перебраться из хороших комнат в крошечную каморку под самой крышей, самому чистить себе сапоги и даже латать их; никто из друзей не навещал его, – уж очень высоко было к нему подниматься!




Раз как-то, вечером, сидел солдат в своей каморке; совсем уже стемнело, а у него не было денег на свечку; он и вспомнил про маленький огарочек в огниве, которое взял в подземелье, куда спускала его ведьма. Солдат достал огниво и огарок, но стоило ему ударить по кремню, как дверь распахнулась, и перед ним очутилась собака с глазами, точно чайные чашки, та самая, которую он видел в подземелье.
– Что угодно, господин? – пролаяла она.



– Вот так история! – сказал солдат. – Огниво-то, выходит, прелюбопытная вещица: я могу получить все, что захочу! Эй ты, добудь мне деньжонок! – сказал он собаке. Раз – ее уж и след простыл, два – она опять тут как тут, а в зубах у нее большой кошель, набитый медью! Тут солдат понял, что за чудное у него огниво. Ударишь по кремню раз – является собака, которая сидела на сундуке с медными деньгами; ударишь два – является та, которая сидела на серебре; ударишь три – прибегает собака, что сидела на золоте.
Солдат опять перебрался в хорошие комнаты, стал ходить в щегольском платье, и все его друзья сейчас же узнали его и ужасно полюбили.

Вот ему и приди в голову: "Как это глупо, что нельзя видеть принцессу. Такая красавица, говорят, а что толку? Ведь она век свой сидит в медном замке, за высокими стенами с башнями. Неужели мне так и не удастся поглядеть на нее хоть одним глазком? Ну-ка, где мое огниво?" И он ударил по кремню раз – в тот же миг перед ним стояла собака с глазами, точно чайные чашки.
– Теперь, правда, уже ночь, – сказал солдат. – Но мне до смерти захотелось увидеть принцессу, хоть на одну минуточку!




Собака сейчас же за дверь, и не успел солдат опомниться, как она явилась с принцессой. Принцесса сидела у собаки на спине и спала. Она была чудо как хороша; всякий сразу бы увидел, что это настоящая принцесса, и солдат не утерпел и поцеловал ее, – он ведь был бравый воин, настоящий солдат.
Собака отнесла принцессу назад, и за утренним чаем принцесса рассказала королю с королевой, какой она видела сегодня ночью удивительный сон про собаку и солдата: будто она ехала верхом на собаке, а солдат поцеловал ее.

– Вот так история! – сказала королева.
И на следующую ночь к постели принцессы приставили старуху фрейлину – она должна была разузнать, был ли то в самом деле сон или что другое.
А солдату опять до смерти захотелось увидеть прелестную принцессу.




И вот ночью опять явилась собака, схватила принцессу и помчалась с ней во всю прыть, но старуха фрейлина надела непромокаемые сапоги и пустилась вдогонку. Увидав, что собака скрылась с принцессой в одном большом доме, фрейлина подумала: "Теперь я знаю, где их найти!" – взяла кусок мела, поставила на воротах дома крест и отправилась домой спать. Но собака, когда понесла принцессу назад, увидала этот крест, тоже взяла кусок мела и наставила крестов на всех воротах в городе. Это было ловко придумано: теперь фрейлина не могла отыскать нужные ворота – повсюду белели кресты.
Рано утром король с королевой, старуха фрейлина и все офицеры пошли посмотреть, куда это ездила принцесса ночью.

– Вот куда! – сказал король, увидев первые ворота с крестом.
– Нет, вот куда, муженек! – возразила королева, заметив крест на других воротах.




– Да и здесь крест и здесь! – зашумели другие, увидев кресты на всех воротах. Тут все поняли, что толку им не добиться.

Но королева была женщина умная, умела не только в каретах разъезжать. Взяла она большие золотые ножницы, изрезала на лоскутки штуку шелковой материи, сшила крошечный хорошенький мешочек, насыпала в него мелкой гречневой крупы, привязала его на спину принцессе и потом прорезала в мешочке дырочку, чтобы крупа могла сыпаться на дорогу, по которой ездила принцесса.

Ночью собака явилась опять, посадила принцессу на спину и понесла к солдату; солдат так полюбил принцессу, что начал жалеть, отчего он не принц, – так хотелось ему жениться на ней.
Собака и не заметила, что крупа сыпалась за нею по всей дороге, от самого дворца до окна солдата, куда она прыгнула с принцессой. Поутру король и королева сразу узнали, куда ездила принцесса, и солдата посадили в тюрьму.




Как там было темно и скучно! Засадили его туда и сказали: "Завтра утром тебя повесят!" Очень было невесело услышать это, а огниво свое он позабыл дома, на постоялом дворе.
Утром солдат подошел к маленькому окошку и стал смотреть сквозь железную решетку на улицу: народ толпами валил за город смотреть, как будут вешать солдата; били барабаны, проходили полки. Все спешили, бежали бегом. Бежал и мальчишка-сапожник в кожаном переднике и туфлях. Он мчался вприпрыжку, и одна туфля слетела у него с ноги и ударилась прямо о стену, у которой стоял солдат и глядел в окошко.




– Эй ты, куда торопишься! – сказал мальчику солдат. – Без меня ведь дело не обойдется! А вот, если сбегаешь туда, где я жил, за моим огнивом, получишь четыре монеты. Только живо!
Мальчишка был не прочь получить четыре монеты, он стрелой пустился за огнивом, отдал его солдату и... А вот теперь послушаем!

За городом построили огромную виселицу, вокруг стояли солдаты и сотни тысяч народу. Король и королева сидели на роскошном троне прямо против судей и всего королевского совета.




Солдат уже стоял на лестнице, и ему собирались накинуть веревку на шею, но он сказал, что, прежде чем казнить преступника, всегда исполняют какое-нибудь его желание. А ему бы очень хотелось выкурить трубочку, – это ведь будет последняя его трубочка на этом свете!

Король не посмел отказать в этой просьбе, и солдат вытащил свое огниво. Ударил по кремню раз, два, три – и перед ним предстали все три собаки: собака с глазами, как чайные чашки, собака с глазами, как мельничные колеса, и собака с глазами, как круглая башня.
– А ну помогите мне избавиться от петли! – приказал солдат.




И собаки бросились на судей и на весь королевский совет: того за ноги, того за нос да кверху на несколько сажен, и все падали и разбивались вдребезги!

– Не надо! – закричал король, но самая большая собака схватила его вместе с королевой и подбросила их вверх вслед за другими. Тогда солдаты испугались, а весь народ закричал:
– Служивый, будь нашим королем и возьми за себя прекрасную принцессу!




Солдата посадили в королевскую карету, и все три собаки танцевали перед ней и кричали "ура". Мальчишки свистели, засунув пальцы в рот, солдаты отдавали честь.




Принцесса вышла из своего медного замка и сделалась королевой, чем была очень довольна.
Свадебный пир продолжался целую неделю; собаки тоже сидели за столом и таращили глаза.

[Dikson]

Жил-был купец, да такой богатый, что мог бы вымостить серебряными деньгами целую улицу и ещё переулок в придачу. Однако он этого не делал, — иначе расходовал свои деньги,— и уж если тратил скиллинг (мелкая медная монета), то наживал целый далер (крупная серебряная монета).

Вот какой это был купец! И вдруг он умер.

Все скопленные им деньги достались его сыну, а тот зажил весело: каждую ночь он ездил на маскарад, запускал змеев, склеенных из кредитных бумажек, пускал круги по воде не камешками, а золотыми монетами.

Немудрено, что денежки быстро проскочили у него между пальцами; и, наконец, из всего полученного им наследства осталось только четыре скиллинга, а из платья — старый халат да туфли-шлёпанцы. Теперь друзья и знать его не хотели, стеснялись даже показываться с ним на улице.

Только один из них, человек добрый, прислал ему старый сундук и сказал: «Складывай сюда свои пожитки!»
Это бы хорошо, да вот пожиток-то у него больше не осталось, так что он уселся в сундук сам.

А сундук был не простой: стоило только нажать на его замок, и сундук взвивался в воздух. Купеческий сын так и сделал: нажал, и — фьють! — сундук вылетел с ним в трубу и понёсся высоко-высоко над облаками, только дно потрескивало! Купеческий сын поэтому очень побаивался, как бы сундук не разлетелся на куски, — ну и прыжок пришлось бы ему тогда сделать! Боже упаси от такого прыжка!
И вот купеческий сын прилетел в Турцию, зарыл свой сундук в лесу, в куче сухих листьев, а сам отправился в город, — в Турции стесняться было не нужно, там ведь все ходят в халатах и туфлях. Вскоре он встретил на улице кормилицу с ребёнком и сказал ей:

— Послушай-ка, турецкая мамка! Скажи, кто живёт в большом дворце, что стоит на краю города? В том, у которого окна так высоко от земли?
— Там живёт принцесса, — ответила кормилица. — Ей предсказано, что она будет очень несчастной по милости своего жениха. Вот никто и не смеет бывать у неё иначе, как в присутствии самого короля и королевы.
— Спасибо! — сказал купеческий сын, потом вернулся в лес, сел в свой сундук, полетел, опустился прямо на крышу дворца и влез к принцессе в окно.

Принцесса спала на диване, и была она такая красивая, что купеческий сын не утерпел и поцеловал её. Она проснулась и, увидев незнакомца, очень испугалась. Но купеческий сын сказал, что он турецкий бог и прилетел к ней по воздуху; и ей это очень понравилось.
Они уселись рядышком, и он принялся рассказывать ей сказки. Рассказывал про её глаза: это-де два дивных тёмных озера, а в них плавают русалочки-мысли; рассказывал про её белый лоб: это-де снежная гора, а в ней таятся прекрасные залы и картины; рассказывал, наконец, про аиста, что приносит людям маленьких деток.
Да, чудесные были сказки! А потом он сделал ей предложение, и принцесса сразу согласилась выйти за него замуж.

— Приходите сюда в субботу! — сказала она ему. — Ко мне придут на чашку чая король с королевой. Они будут очень польщены тем, что я выхожу замуж за турецкого бога, а вы уж постарайтесь рассказать им сказку получше. Мои родители очень любят сказки. Матери нравятся рассказы серьёзные и поучительные, а отцу — весёлые, чтобы можно было посмеяться.
— Я не принесу никакого свадебного подарка, кроме сказки, — сказал купеческий сын. Принцесса же подарила ему на прощанье саблю, всю выложенную золотыми монетами, а их-то ему как раз и недоставало. На том они и расстались.
Купеческий сын улетел, купил себе новый халат, а затем уселся в лесу сочинять сказку, — она была нужна ему к субботе; а сочинять сказки это не так просто, как кажется.
Но вот сказка была готова, и настала суббота. Король с королевой и весь двор собрались у принцессы. Приготовили чай и купеческого сына приняли как нельзя лучше.

— Ну-ка, расскажите нам сказку! — попросила его королева. — Только что-нибудь серьёзное и поучительное.
— Но чтоб и посмеяться можно было, — добавил король.

— Хорошо, — отозвался купеческий сын. — Так слушайте внимательно. И начал рассказывать:

Жила-была пачка серных спичек. Они очень гордились своим высоким происхождением: ведь их родовое дерево — сосна, от которой все они родились, — было одним из самых крупных и старых деревьев в лесу. Теперь спички лежали на полке между огнивом и ветхим железным котелком и рассказывали соседям о своей юности. — Да, хорошо нам жилось, когда мы были молоды-зелены (мы ведь когда-то и в самом деле были зелёными!), — говорили они. — Каждое утро и каждый вечер мы пили алмазный чай — то есть росу; в ясную погоду на нас день-деньской светило солнышко, а птички рассказывали нам сказки.
Мы отлично понимали, что принадлежим к богатой семье: лиственные деревья были одеты только летом, а у нас хватало средств и зимою носить, зелёную одежду. Но вот раз явились дровосеки и произвели великий переворот. Семья наша разбрелась по всему свету. Глава семьи — ствол — получил место грот-мачты на великолепном корабле и мог бы совершить кругосветное путешествие, когда бы только ни захотел; ветви разбрелись кто куда; а нам выпало на долю служить светочами для толпы. Вот почему мы, высокородные, очутились на кухне.
— Ну, у меня судьба иная! — сказал котелок, рядом с которым лежали спички. — Меня с самого рождения беспрестанно чистят, скребут, ставят на огонь. Я делаю важное дело и, говоря откровенно, занимаю здесь в доме первое.место. Единственное мое развлечение — это лежать чистеньким на полке после обеда и вести приятную беседу с друзьями. Все мы вообще закоренелые домоседы, если не считать ведра, которое иногда бывает на дворе. А новости мы узнаём только от корзинки для провизии — она часто ходит на рынок.

Но она слишком уж резко отзывается о правительстве и народе! На днях старый горшок слушал-слушал её, да так испугался, что от страха слетел с полки и разбился на куски! Вот до чего может довести праздная болтовня!
— Хватит, больно ты сам разболтался!— крикнуло вдруг огниво, и сталь его так сильно ударила по кремню, что посыпались искры. — Не лучше ли нам устроить вечеринку?
— Нет, побеседуем о том, кто из нас всех родовитее! — сказали спички.
— А я не люблю болтать о самой себе, — проговорила глиняная миска. — Будем просто развлекаться. Начну я: расскажу какой-нибудь случай из жизни, понятный всем и каждому, — это ведь приятнее всего. Так вот; на берегу Балтийского моря, в тени датских буков...
— Чудесное начало! — перебили её тарелки. — Вот это будет история как раз по нашему вкусу.
— ...в одной мирной семье провела я свою молодость, — продолжала глиняная миска. — Мебель там полировали, пол мыли, а занавески на окнах меняли каждые две недели.
— Как вы интересно рассказываете! — воскликнула метёлка. — Так может рассказывать только женщина, — от ваших слов веет какой-то особой чистоплотностью.
— Да, да! — проговорило ведро и от удовольствия даже подпрыгнуло, выплеснув воду на пол.
Глиняная миска продолжала свой рассказ, и конец его был не хуже начала.
Тарелки гремели в восторге, а метёлка достала из ящика с песком пучок зелёной петрушки и увенчала ею миску, она знала, что все остальные разозлятся, но подумала: «Если сегодня я увенчаю её, завтра она увенчает меня!»
— А теперь попляшем! — сказали угольные щипцы и пустились в пляс.

И, боже мой, как высоко они вскидывали то одну ногу, то другую! Старая обивка на стуле, что стоял в углу, не выдержала этого зрелища и лопнула!
— А нас увенчают? — спросили щипцы. И их тоже увенчали.
«Сплошная чернь!» — думали спички.
Настала очередь самовара, — он должен был что-нибудь спеть. Но самовар отговорился тем, что уже остыл, — а петь он может лишь тогда, когда кипит. На самом деле он просто важничал и не хотел петь иначе, как стоя на столе у хозяев.
На окне лежало старое гусиное перо, которым обыкновенно писала служанка; в нём не было ничего замечательного, разве что его слишком глубоко макали в чернильницу, — но именно этим оно и гордилось. — Самовар не хочет петь? И не надо! — сказало оно. — За окном в клетке висит соловей — пусть он и споёт! Правда, он не учёный, но стоит ли об этом говорить?

— По-моему, это в высшей степени неприлично слушать какую-то залётную птицу! — проговорил большой медный чайник, кухонный певец и сводный брат самовара. — Разве это патриотично? Пусть рассудит корзинка для провизии!
— Я просто сама не своя! — воскликнула корзинка. — Вы не поверите, до чего я выхожу из себя! Да разве так следует проводить вечера? Не лучше ли было бы навести порядок в доме? Каждый бы тогда знал своё место, а я руководила бы всеми. Тогда дело пошло бы совсем иначе.
— Давайте шуметь! — закричали все.
Вдруг дверь отворилась, вошла служанка, и все присмирели, никто ни гу-гу; но втайне каждый был уверен, что он знатнее прочих и чего только бы не сделал, если бы было можно! «Вот кабы за дело взялся я, вечеринка у нас удалась бы на славу!» — думал про себя каждый.

Служанка взяла спички и разожгла огонь. Боже ты мой, как они фыркнули, загораясь!
«Вот теперь все видят, что мы здесь самые важные персоны! — подумали спички. — Какой от нас блеск, сколько света!»
Но не успели они это подумать, как догорели.
— Чудесная сказка! — воскликнула королева. — Я точно сама побывала на кухне вместе со спичками. Да, ты достоин руки нашей дочери.
— Безусловно! — подтвердил король. — Свадьба будет в понедельник.

Теперь король и королева говорили молодому человеку «ты», так как он должен был войти в их семью.
Итак, день свадьбы был объявлен. Вечером в городе устроили иллюминацию, народу бросали пышки и крендели, а уличные мальчишки поднимались на цыпочки, чтобы их поймать, кричали «ура!» и свистели, засунув пальцы в рот. Великолепие было несказанное!
«Надо же и мне устроить что-нибудь!» — подумал купеческий сын. И вот он накупил ракет, хлопушек и прочего, положил всё это в свой сундук и взлетел ввысь.

Пиф, паф! Пш-шшш! Ну и трескотня пошла! Ну и шипенье!
Турки подпрыгивали так, что туфли их перелетали через головы. Никогда ещё не видывали они такого фейерверка. Теперь-то все поверили, что на принцессе женится сам турецкий бог.
А купеческий сын, вернувшись со своим сундуком в лес, стал думать: «Надо пойти в город послушать, что обо мне говорят».
Да и немудрено, что ему захотелось узнать это: каких только рассказов не ходило по городу! К кому он ни обращался, каждый рассказывал о виденном по-своему, но все в один голос говорили, что зрелище было дивное.

— Я видел самого турецкого бога! — говорил один. — Глаза у него блестят, как звёзды, а борода — словно пена морская!
— Он был в огненном плаще, — рассказывал другой, — а из складок этого плаща выглядывали прелестнейшие маленькие ангелы.
Да, о многих чудесах понаговорили купеческому сыну.
На другой день должна была состояться его свадьба.
И вот он пошёл назад в лес, чтобы опять сесть в свой сундук. Посмотрел, а сундука нет как нет! Куда же он девался? Сгорел! В него попала искра от фейерверка, — вот сундук тлел-тлел, да и вспыхнул, и осталась от него только зола.

Так и не удалось купеческому сыну опять прилететь к своей невесте.
Она весь день стояла на крыше, всё жениха дожидалась. Ждёт и до сих пор. А он ходит по белу свету и рассказывает сказки, только уже не такие весёлые, какой была его первая сказка о серных спичках.

[Dikson]

Принцесса на горошине. Андерсен.

Жил-был принц, и захотелось ему жениться на принцессе, но только на самой настоящей принцессе. Он объездил весь свет, чтобы найти себе невесту, да так и не нашел.



Принцесс-то было сколько угодно, но он никак не мог узнать, настоящие они или нет. Всем им чего-нибудь не хватало.



И вот принц вернулся домой огорченный, — очень уж ему хотелось найти настоящую принцессу.



Раз вечером разыгралась непогода: молния так и сверкала, гром гремел, а дождь лил как из ведра; ужас что такое!
Вдруг в городские ворота постучали, и старый король пошел отворять.



У ворот стояла принцесса. Боже мой, на что она была похожа! Вода бежала с ее волос и платья прямо в носки башмаков и вытекала из пяток, а она все-таки уверяла, что она настоящая принцесса!



"Ну, уж это мы узнаем!" — подумала старая королева, но не сказала ни слова и пошла в спальню. Там она сняла с постели все тюфяки и подушки и положила на доски горошину; поверх горошины постлала двадцать тюфяков, а еще сверху двадцать пуховиков.



На эту постель и уложили принцессу на ночь.
Утром ее спросили, как она почивала.
— Ах, очень дурно! — сказала принцесса. — Я почти глаз не сомкнула! Бог знает, что у меня была за постель! Я лежала на чем-то таком твердом, что у меня все тело теперь в синяках! Просто ужасно!



Тут-то все и увидали, что она была настоящею принцессой! Она почувствовала горошину через сорок тюфяков и пуховиков, — такою деликатною особой могла быть только настоящая принцесса.



И принц женился на ней. Теперь он знал, что берет за себя настоящую принцессу! А горошину отдали в кунсткамеру; там она и лежит, если только никто ее не украл.



Знай, что история эта истинная!