[frozenPUNK]

Служебный выход.

Он же вход. Порог, который не каждый имеет право переступить по собственной воле. Он потому и служебный, что пройти через этот дверной проём могут только силы, обладающие властью над процессами, совокупность которых принято называть жизнью. Чтобы открыть эту умозрительную по сути дверь, не требуется особых усилий, но чтобы войти туда, куда падёт тень фигуры, ставшей препятствием на пути света земного солнца, нужно нечто большее, чем блаженное желание и целеустремлённая решимость, необходим сопровождающий элемент, который служит своеобразным пропуском в иное измерение. Этот элемент единственный, кто обеспечит легальный проход, и он сам по себе уникален, поскольку ничто в мире не заменит его. Точнее Её.
Она как своеобразный проводник, без которого нельзя обойтись, не зная точного пути. Только есть один факт, являющий разницу между Ней и обычным гидом, монотонно вещающим о том, что из вычурных произведений рационального математического искусства деловой архитектуры должно понравиться туристам в незнакомом и холодном городе. Ему лишь на короткое мгновение утомительной культурным оттенком экскурсии доступна та власть, которой обладает Она. Его задача – бежать по первому требованию капризных иностранных клиентов, которых он ненавидит, также как тех жителей душного мегаполиса, что глазеют на чужаков, как на звёзды, предаваясь мечтательной праздности о далёких и полных сомнительного счастья путешествиях. Она же сама приходит за клиентом, и как бы тот не сопротивлялся, Она унесёт его с собой за дверь, щёлкнет перед ним блестящим замком и запрёт навечно, обрекая стучаться и рвать растущими когтями каменную плиту на скрипящих петлях, которая с той стороны казалась сделанной из благородных пород дерева. Её уже не будет рядом, когда жертва осознает, что нет больше никаких дверей, врат и вообще каких-либо зияющих пустотой коридоров, подходящих для того, чтобы использовать их в качестве выхода из тяжёлой и душной тьмы, поглощающей тело холодными челюстями с утробным звуком звона лопат и заволакивающей пульсирующее сознание густой пеленой забвения и ужаса. Именно поэтому человеческое общество проникнуто таким страхом к Ней, никто не ждёт Её появления, но всё же живёт с больной мыслью о том, что в один чёрный день путёвка в никуда выпадет на его долю и возьмёт в цену всё то, что клиент мнил своей жизнью. Мягкий, но бросающий в дрожь, голос внутри, смакуя каждый слог, произнесёт: “Пора.” Но никто, никто даже не задумывается о том, что через эту дверь каждый проходит дважды: сначала оттуда и только потом уже туда.
Я знаю одно: несколько долгих и полных разочарований лет назад Она принесла меня в теле моей матери этому миру в жертву, однако я оставался жить, и первая мысль о моментальной смерти при церемонии жертвоприношения, дрожащей и готовой разбиться миллионом осколков человеческих судеб от разъедающей пространство стерильности, произвела на свет мой протестующий разум. Разум сродни паразитическому организму – он существует и развивается за счёт ресурсов физического тела и получает полный контроль над совершенным биологическим механизмом человека и рано или поздно, достигнув определённого апогея в своём развитии и формировании в качестве доминирующей причины жизни, просто убьёт тело в стремлении к свободе, единственном, которому сознание следует абсолютно слепо. В результате свобода остаётся недостижима, – если разбить бутылку молока, содержимое не станет держать форму, оно растечётся живописным белоснежным пятном, но это не свобода, это ни что иное, как отсутствие объединяющего начала, ведущее к полной деградации и бесполезности. Человеческий же разум привык делать именно так, ощущая свободу каким-то высшим органом чувств, он рушит вокруг себя все преграды и ищет путеводной звезды, снова подчинив себя её воле. Опьянённый слепящим светом он даже не задумывается о том, что среди осколков той стены остались багровые реки греха, которые пришлось преодолеть вплавь, совсем не утруждая себя поиском спасительного брода. Что и говорить – пленённый безумен, он отказывается от своего разума и предаётся абсолютно инстинктивному стремлению всегда где бы то ни было чувствовать зыбкое пространство на расстоянии вытянутой руки и пропускать его сквозь пальцы, дрожащие от того, что тонкие мышцы натянуты до предела и режут кожу, как струны. Абсолютная Свобода – это отсутствие стремления, смысла жизни – это не счастье, а великая трагедия изгнания из мира людей и вселенной собственных мыслей. Это крах жизни – последний порог свободы для живых – это смерть. Мёртвые же вечные узники.
Напряжение внутри моей системы ценностей достигло своей высшей точки, и теперь даже если дать ему излиться, ничего не изменится. Оно просто покроет меня с головой, заставит в эмоциональном исступлении ловить раскаленный воздух и, обжигая лёгкие, глотать солёные слёзы беспомощности.
Врождённая паранойя всегда заставляла моё сознание искать пути выхода из непрерывной эмоциональной и психологической западни, которую само же построило вокруг моей персоны в обществе нормальных людей, пытавшихся всё время понять, в чём же на самом деле моя проблема. Но все их попытки были неудачны, в них отсутствовало главное – искренность, а красивые слова и душевные взгляды никак не могли освободиться от оков снисходительного лицемерия. Они принадлежали публике и хотели, чтобы я делал то же самое, но их пугало и отталкивало то, что я не игрок, что у меня свои правила, правила и принципы проигрыша, которых никому не суждено было понять, даже мне самому иногда это удавалось с трудом – настолько глубока была ловушка, настолько серьёзно испытание, настолько высока цель.
Но я совершил ошибку. Я оградил себя от всего, что могло хоть как-то вмешаться в то, что происходило внутри, наверное, поэтому большинство моих признаний звучали абсолютно неубедительно и неискренне. Неискренность вокруг всё-таки породила холод во мне и на время стала образом моей жизни, скользкий и тёмный мир красивых масок на ужасных оскалах захватил меня. Все стремления и цели остались в зыбком круге, который я очертил дрожащим взглядом загнанного, но уверенного в своих силах, зверя, и теперь я стоял в серой толпе у его края и смотрел, как всё то, что находилось за невидимой чертой, покрывалось пылью и теряло форму, превращаясь в мигающие неоновым огнём иллюзии и далёкие недостижимые идеалы, мысль о которых сводила с ума только несколько пар неравнодушных глаз в этой шепчущей и шевелящейся от усталости массе, которой расходиться не позволяла только слепая и инстинктивная тяга к зрелищам.
И вдруг кто-то громко засмеялся так, как смеются люди, которых поглотило отчаяние, когда воспалённый разум давится смехом при любой попытке души вырваться из густой и серой пелены угнетения атрофированного оптимумом мозга. Толпа с ужасающей быстротой подхватила это безумие, и миллионы глоток в конвульсиях и больной эйфории зажгли кислород в воздухе жалящими звуками своей искусственной радости и обратили его в стеклянную ударную волну, преломляющую реальность согласно рациональным законам оптики. Волна смыла границу круга моих ценностей и, исказив бледные витражи купола истощённых осмыслением идеалов, расколола их на мельчайшие части, упавшие на холодный пол в весёлом забвении звенящего звука освобождения от натянутого, как мыльный пузырь, напряжения потерянного сознания изгнанного индивида.
Мысли куда-то пропали. Весь потенциал организма вылился в гигантский порыв навстречу отражённой от бездушной и глухой стены волне раскалённого воздуха, уничтожившей модель моего прошлого. У меня словно выросли крылья, а в мозгу зажёгся новой звездой переродившийся нервный центр, наполнивший сияющей энергией легковесного тепла мои мускулы. Тело космическим болидом прошло сквозь пышущую жаром стену расплавленного воздуха, которая всё же опалила перья и испарила воск. Ударив меня исступлённым дыханием о землю, рассечённая безумцем пополам, она остыла и разбилась в песок о холодный цвет вечернего неба. Глухо хрустнули под ногами осколки мечты и угли как следы победоносного полёта, во взгляде блеснула снопом жалящих искр агрессия и решимость нового человека, который всего мгновение назад был жертвой толпы, и теперь уже толпе было не по себе от того, как он на них смотрел. Повисло тяжёлое молчание, которое, казалось никто не решался нарушить, будто стороны оценивали силы друг друга и выжидали момента для очередной атаки, исход которой мог бы быть ещё более непредсказуемым.
Молчание необходимо было прервать, что и было сделано. Но только шаг сделали отнюдь не те, от кого его можно было ожидать. Несколько пар неравнодушных к гибели чужих идеалов глаз, пленённых борьбой, прорвавших оцепление тишины бросились к измазанному золой безумцу, но не для того, чтобы добить и так лишенного сил, но тщательно это скрывающего, отщепенца – их мотивы были нисколько не понятны ни им самим, ни тем, что находились в противостоянии. Толпа испытала новый шок и отпрянула назад с исполненными испуга, зависти и удивления лицами, которые несмотря на смешение ощущений оставались пустыми и наигранными заранее приготовленной комбинацией напряжённых мышц, ремнями обмотавших каменный череп.
Упавший же был готов к новому рывку агрессии против возможной опасности, и бешеного взгляда оказалось достаточно, чтобы остановить бегущих и окрылённых блаженной надеждой в коротком замешательстве. Яркий язык пылающего бронзой пламени очертил новый круг, вставший огненной стеной, сквозь которую явилось сюрреалистической картиной окончательное поражение пепельно-серой толпы, погрузившейся в полнейшее смятение перед необъяснимым и могущественным; стена немного опала, но тут же эти несколько человек, что с пылом в глазах смотрели на победителя, общим усилием сбитого ритма сердец зажгли кольцо из ниспосланных им на землю осколков звёзд, отделив себя и хозяина пылающей арены от уже деструктурированной живой массы, в панике и с криками душащего ужаса убегающей с места своего преступления против воли и мечты.
Поток был настолько мощным, что многие те, что предались его течению, потеряли опору под обессилившими ногами и, выдыхая последние крупицы воздуха из пыльных лёгких, с отчаянной мыслью освобождения встречались лицами с горячим песком, который принял форму следов резиновых подошв бегущих впереди. Они понимали, что теперь этой опрометчивостью им предначертано быть втоптанными в прах и грязь, а потом, повинуясь опасному желанию смешаться с ними, обрести псевдопокой, похожий лишь на неприятную ситуацию с маленькой царапиной на нёбе, которая зажила бы, если перестать лизать её языком, что в принципе невозможно. Также здесь – ещё дышащий и сохраняющий волнообразное сердцебиение шевелящийся прах будет вечно испытывать потерянный в неуверенности шаг тела, наполненного той же вторичной субстанцией.
Но глотали пыль ещё и такие, кому стал противен индивидуализм спасающихся бегством, только в отличие от угасших рядом стеклянных зрачков их глаза отражали полную решимость выплюнуть пепел, которых сыпался со всех сторон, застилая блёклыми искрами блестящий взгляд, забиваясь в уши и нос. Скрипящий между зубами он грозил обратиться бездонной могилой, наполняемой с каждой секундой новым содержимым. Но обладателю этих глаз не было суждено потерять все связи с окружающим миром, потому что он этого не хотел. Он разбивал руками мягкие потоки серых останков и прогрызал себе выход прочь из плотной массы, несущей лишь смерть и забвение, загрязнение и разрушение; уничтожаемая изнутри личностным голодом движущаяся стена людей, поглощённых толпой, не в силах была справиться с очагами возмущения в самой себе – она теряла форму и переставала препятствовать выходу из неё тех, кто осмелился и сумел сам прорубить себе путь спасения.
Восставшие из пепла, широко открыв глаза, чтобы принять целящий звёздный свет, совсем не опасаясь слепоты, делали летящие шаги и переступали светящуюся границу. Когда движение прекратилось, а серая дымка на горизонте устлала безжизненной коркой остывшую землю, стало ясно, что больше ничего в расстановке сил не произойдёт. Звёздный круг стал во много раз шире, и теперь усталые, но вкусившие спасения, лица покорно направляли свои неудовлетворённые взгляды на того, чьи монолитные черты лица освещались ярким пламенем чёткого кольца на земле. Однако его взгляд смотрел выше и ждал, когда небеса разверзнутся и пошлют ему новое испытание, люди же вокруг смотрели только на победителя, они ничего не опасались, и, казалось, они знали, что больше ничего враждебного их союзу не будет допущено, только потому, что в этом была их неумолимая холодным железом уверенность. А поверженный романтик всё равно искал себе новой борьбы, хотя и чувствовал, что убеждение победителей вокруг него не может быть опровергнуто ничем.
Неуверенным движением уставшей от напряжения шеи он опустил голову и посмотрел в их глаза – влажная плёнка на белках каждого немного исказила отражение, но сомнений быть не могло, в своём отражении он видел меня. В их глазах отражался я. Демон стал покидать меня и, свернувшись в тонкую плеть, он спрятался за моим сердцем. Своим ядовитым языком он вколол в мозг дозу нашатырного спирта, и слепящая резь в глазах открыла мне путь к новому пониманию и возвестила о предназначении вести по дороге спасения тех, что ещё живы. Только я понимал, что спасением это будет только с самого начала – спасение как альтернатива непринимаемому прошлому и неопределённому настоящему. Они же позже осознают, что борьба неизбежна, иначе, зачем было разрушать то, что не устраивало прежде. Просто если сразу указать на будущее и на те лишения, которым они будут подвержены, ещё не окрепшее новое сознание повергнет человека в ужас и не извлечёт абсолютно ничего из этого пути. Однако сокрытие реальности приведёт лишь к иллюзиям, которые придётся снова разрушить и повторить всё с самого начала, потеряв людей, способных нести в себе идеи новой борьбы.
Эту дилемму я попытаюсь разрешить тем, что не буду никому указывать их место в жизни, хоть сейчас они только этого от меня и ждут, я поступлю с ними жестоко, я освежу их память и заставлю выбрать свой путь самостоятельно, лишь показав реальное положение вещей. Я не пророк, я заслонюсь от них стеной и брошу вызов небу, всему миру – это будет исповедь прозревшего и твёрдо вставшего у служебного выхода, я заставлю осмелившихся прислушиваться ко всему что смогут передать холодные вибрации камня. Пусть будет неудобно и даже невозможно, но если им действительно нужна помощь, пусть пытаются найти выход из этого положения и получить желаемый ответ, но не лично, а косвенно, чтобы понять, что это только их собственная заслуга в том, что они смогли услышать заветные слова. Так будет легче мне – я буду знать, что меня наконец-то кто-то может слышать. Это будет мой последний дар тем, кому не всё равно, кто дорожит разумной жизнью, после которого мне уже ничто не будет важно, и я наконец преступлю последний закон свободы.
Не будет пафоса. Не будет ничего, что хоть как-то способно будет исказить суть. Ненужные слова всё равно разобьются о мою стену, так зачем же попросту сотрясать воздух, если это сможет лишь помешать достижению поставленной цели? Я не буду просить повиновения, я буду лишь требовать понимания и решимости. Я сотворил тишину, чтобы нарушить её новым интеллектуальным и эмоциональным ударом, а пока все стихии замерли в томительном ожидании, и мне лестно, поскольку виной этому статичному хаосу лишь я, и более нет ничего важнее для этого мира, чем мой ему приговор.
Пьяная в отражённых космосом солнечных лучах луна своим ложным светом нежно коснулась моих напряжённых пальцев, сжатых в волевой кулак, направленный в небо, приютившее эту космическую обманщицу, призванную лишь отражать ложь других – ложь жестокого солнца, лицемерящего дневным теплом и жгущего вселенские тела плазмой, безнадёжно разрывающего больной погодой мозг бурями и протуберанцами. Звёздный свет, игравший в моих волосах и шёпотом просивший молчать, только больше раздражал и накаливал мысли, они обжигали мозг изнутри и превращали мою голову в банальное человеческое изобретение – лампочку накаливания. Не было больше никаких причин молчать, причём не только у меня, но и у небесного свода, который в негодовании зашевелился воздушными потоками разных температур и бросил разъярённый взгляд извилистым языком хищной молнии, в точности повторившей красный узор на белакх моих обезумевших перед такой беспомощностью глазах. Первая капля пресного и озябшего дождя прошелестела погибшей листвой у моих ног – начало нашей беседы с законом вселенной было положено.
Далее следовал мой ход. Это будет крик. Крик разума. Это приговор. Встать – суд идёт!
“Прислушайтесь, Поверженные Стихии! Посмотрите, что вы наделали! Теперь вы – единственные свидетели на этом процессе, только вы можете справедливо судить о том, что с вами сотворили и как вас поработили. Как вы посмели допустить подобное отношение к себе, как позволили безумцу из плоти и крови овладеть вашей мощью и просторами? Ответьте! Вы же видите, что происходит! Вы развязали человеку руки, вы помогли ему обрести силу за счёт самих себя, вы преподнесли ему позорную победу над собой в лучах яркого света, который тут же был пленён наукой и уничтожен рациональным умом. Солнечный свет перестал быть чудом в рамках познания, теперь его причины и свойства перестали быть тайной просвещённых и стали растерзанным достоянием серой бездумной толпы, которая тянет ко всему руки и лишь стимулирует дальнейшее разрушение необыкновенности всего созданного вами, стихиями, мира. Посмотрите, что с вами сделали все эти человеческие гении высокого ума, они просто уничтожили, опровергли то, благодаря чему сами существуют и имеют возможность к познанию! Разве не противно вам это? Разве не возникало желание наказать человечество раз и навсегда, продемонстрировав всё свой могущество в едином и сокрушительном порыве? Почему вы молчите? Что заставляет вас терпеть все эти унижения и издевательства?
Всё, что было создано человечеством несло вам только лишь пагубные убытки – люди уничтожали ваши творения ради удовлетворения потребностей, диктуемых их системой ценностей, они не стояли за жизнь тех, кто не обладает разумом – они считали их лишь ненужным придатками для осуществления баланса. Люди стали рабами рационального начала, нарушив всё, что было им предначертано природой в самом начале их существования. Они – жертвы эволюции, которая явилась комплексом принципов развития, придуманных уже самим человеком, а это само по себе абсолютно противоречит законам мироздания.
Человек – это то же самое животное, только имеющее наиболее совершенный и фуркциональный механизм из плоти и крови, и поэтому с самого начала он был наделён инстинктами, которые составляли определённую базу для удовлетворения простейших нужд. Но человек – он потому и человек, что не до мозга костей является животным, инстинктивная база превратилась в систему внутренних чувств, благодаря одной детали – так называемому человеческому фактору. Это не то, чем принято сейчас среди отравленных деньгами людей называть неудачи в процессе набивания карманов, это единственное преимущество человека, поставившее его выше всех остальных форм жизни.
Блаженный в своих переживаниях он был призван находиться в гармонии с природой, но вам, силам этой самой природы, хотелось вложить в такое новаторское существо больше энергии – вы наделили его разумом, способностью понимать и развиваться. Это была ваша фатальная ошибка – вы создали в нём рациональное начало, биполярную систему чувств и разума, направленную на достижение наиболее высокого результата и совершение максимального действия, которое могло быть применено только по отношению к настолько дружелюбной пока оружающей среде. Эксперимент провалился. Рациональное начало требовало оптимума, оно придало главное значение инстинкту самосохранения и выживания. Оно заставило людей объединяться и породило коллективную мысль, коллективный разум, борьбу за место в пищевой цепи и за власть над всем, что движется и дышит в мире фауны. Ещё ни одно животное так не боролось за власть, как человек – просто наделённый разумом он имел свойство строить оптимистичные перспективы, исходя из ситуации на данный момент. Человек видел во власти смысл своего существования, однако многие представители вида homo sapiens понимали, что им не достичь подобной вешины, что не всем суждено управлять и вертеть остальными. Нужны были другие пути для самоутверждения – и ответом на столь серьёзный вопрос явилась ситуация, которая последовала сразу же после утверждения товарно-денежных отношений. Деньги сами по себе были предназначены нести людям благо и обеспечивать разнообразие их существования за счёт развивающейся науки и промышленности, но то, к чему они привели, оказалось огромной трагедией для уже сложившейся системы, определяющей доминирующий характер человеческого взаимодействия на уровне общества и его законов.
С самого начала система строилась на основе натурального обмена гипотетически равноценными для обеих сторон предметами – естественно, гипотетическая ценность их требовала более точной оценки, только для того, чтобы оставить незыблемой столь тонкую ткань доверия, которая на протяжении всего развития института общества подвергалась серьёзным опасностям нарушения её целостности и значимости. Фактор денег явился своеобразной поддержкой против постоянного контроля обоснованности доверительных отношений, поддержкой для безответственности. Теперь можно было полностью исключить отношения, характер которых требовал глубинного прочувствования – точный язык денег позволил произвести эту самую точную оценку, которая стала единой для всех, стерев грань индивидуальности, смешав мнение и чувства каждого в одну серую массу, которая теперь подчинялась единому закону, закону денег, который создал перечень разнообразных ограничений в потребностях и возможностях. Деньги произвели на свет материальную власть, которую можно было держать в руках и распоряжаться ею в любых направлениях, однако, только при существовании денег она получила назначение служить в удовольствие обладателю.
Власть де-факто практически была упразднена, осталось только де-юре, которое ослепляло и заставляло продолжать борьбу тех, кто не обладал этим бумажным псевдомогуществом, только за тем, чтобы на туманной вершине предоставить им возможность осознать действительную пустоту и только внешнюю значимость абсолютного управления в различных проявлениях возможностей денег предоставить человеку пути для реализации его потенциальных возможностей и потребностей. Власть просто исчезла, оставив лишь необъятный простор для использования денежного фактора, для извлечения из его объёма наибольшей выгоды ради достижения совершенно абстрактной и умозрительной цели – успеха.
Картина становилась предельно ясной – денежный фактор уничтожил одно из наиболее естественных стремлений чисто человеческой натуры, он уничтожил жажду власти, а вместе с ней и главную человеческую составляющую – человеческий фактор. Он просто его заменил, он рационализировал чувства, вернув их в первозданное состояние отточенных средой инстинктов, которые снова направили человека на достижение максимального оптимума при минимальном расчёте на какое-либо сопротивление. Слепая погоня – торжество совершенно уникального новообразования в деградирующем человеческом обществе, торжество рационального инстинкта успеха, родившегося благодаря лишённому изъяна симбиозу разума и денежного фактора, и этот симбиоз, заключив в себе все природные инстинкты, синтезировал искусственный принцип поведения, автоматизировавший до предела все взаимоотношения человечества с окружающим миром.
Рациональное начало уничтожило все эмоциональные составляющие организма, известного как общество, таким образом, оно потеряло свои основы и просто-напросто погибло, человечество вымерло психологически, оставив пустые, бесчувственные антропоморфные системы из плоти и крови, одурманенные деградировавшим разумом, уничтожившим свои корни и предавшимся слепому следованию инстинкту успеха. Им более не стало известно понятие счастья, понятие сугубо эмоциональное и психологически-основанное, эмоциональное разложение уничтожило систему ценностей, породив лишь схематичную модель поведения, основанную на ощущении успеха и его производных. Счастье это отсутствие необходимости смысла жизни, отсутствие необходимости точки приложения, состояние, когда нет того, к чему хотелось бы стремиться.
Счастье вообще в принципе не достижимо, ведь жизнь есть преодоление определённого комплекса препятствий ради поставленной на данный момент в качестве доминанты цели, а за ней новая со своей уникальной конфигурацией проблем, подлежащих необходимому разрешению. Такая ситуация вечна, и именно поэтому такая вечность была приведена к простейшему объяснению, которое она нашла в религиозных учениях, созданных как моральное оправдание отказа от стремления к познаванию мира. Вот сейчас я стою у служебного выхода и у меня есть дубликат легального ключа от него – это моё железное и непоколебимое решение сделать решающий шаг после того, как моя интеллектуальная суть станет достоянием общественности и осядет в страждущих умах новой идеей просвещения. Я сделаю это за тебя, Господь! Твой райский сад был создан для того, чтобы растить армию слабоумных рабов – божьих одуванчиков, подвластных каждому твоему вздоху; какая может идти речь о человеческом благе, когда от него скрывают истину и объявляют плоды его совершенно естественных поисков абсолютным грехом? Ха, теперь ты попытаешься догматами остановить меня, достать свой кнут веры и заставить повиноваться христианской морали, закрыть заслезившиеся глаза и, фальшиво напеть мне на ухо святые указания горячим шёпотом нервно сбивающегося дыхания. Тебе больно от того, что я не убог, и ты ненавидишь меня за то, что я знаю, что земля круглая и вращается вокруг солнца – тебе не внести ничего нового в мою жизнь, ты просто голос в головах безумцев, пустивших всё на самотёк.
Но теперь мой черёд сказать слово просвещения, слушайте все, слушай и ты, свидетель господний! Ты ничтожество, ты просто не понимаешь, зачем ты существуешь! Не только ты один умеешь плавить мозги и накручивать свои идеи другим, теперь попытайся, наконец, осознать, что это ты жертва, что это тебя используют как искусственный придаток механического сознания, осуществляющий имитацию моральных принципов, в свете которых теперь принято оценивать деятельность человеческой машины. Хочешь, я расскажу, как это произошло, хочешь, я опишу тебе картину сотворения твоего мира? Не говори “Нет”, тебе просто страшно, но в твоих объятых искрами ярости глазах я вижу желание знания. Ха, ты противоречишь самому себе сейчас, ты проявляешь свою истинную суть, и думаю тебе уже ясно, что запретный плод познания – это никак не твой принцип и не твоя идея! Так слушай же!
Ты был создан совершенно искусственно как смягчающий фактор, потому что человечество всё-таки осознало несовершенство своего механизма индустриальных отношений, ещё были неудачники, в которых горел огонёк борьбы против установленных правил, те, кому необходима была первопричина, те, кто тормозил конвейер, чьи шестерёнки покрывались ржавчиной и создавали лишнее трение. Этой ржавчиной был пытливый ум, который необходимо было уничтожить, растворить, чтобы освободить мозг от лишних примесей интеллекта, вот тут и пригодилась твоя вера, необходимость в познании автоматически исчезала, когда в инструкции под названием “Библия” предоставлялась исчерпывающая информация для пользователя, только внедрённого в рабочую систему. Ты – растворитель ума, уничтожитель индивидуальности и дифференциации, который призван стричь всех под одну гребёнку. Ты причина раковой опухоли природы, твои слабодифференцированые клетки заполонили всё пространство и размножаются с ужасающей быстротой, создавая свои биологические системы внутри холодной стальной машины индустрии, топливом которой служит инстинкт успеха, ведущий человеческие ресурсы на переработку. Ты заслуживаешь смерти, но это суд не над тобой, это суд над ними, теми, кто породил тебя и завязал глаза, заставив властвовать, неосознанно подчиняясь.
Итак, подсудимые, вы не клянётесь говорить правды, вы не можете говорить вообще, вас даже нет в зале суда, потому что вы вокруг. Пусть я разобьюсь о холодный металлический панцирь промышленного биомеханизма, свою судьбу вы всё равно узнаете. Посмотрите на себя, вы убоги, вы рабы технологии, вы отходы, перерабатываемые и используемые снова, вы дерьмо… Мне противно быть среди вас, мне противно то, что мы можем испытывать одни и те же ощущения, только я буду умирать от чувств, а вы продолжите своё жалкое автоматизированное телевизионный пультом дистанционного управления существование. Вам скоро не нужны будут конечности – электрический монстр обеспечит ряд удобств взамен, потом вы просто вымрете физически, от человека останется только доведённый до совершенства мозг, а от человечества – миллиарды совершенных мозгов, заключённых внутри напичканной электроникой железной клетки, работающих над тем, чтобы эта клетка процветала и развивалась. Вот и всё – это ваше будущее, ваш приговор за преступление против человеческого фактора, против интеллекта, против индивидуальности. Это смертный приговор за матереубийство против природы.

… я стою у служебного выхода и у меня есть дубликат легального ключа от него – это моё железное и непоколебимое решение сделать решающий шаг… Больше не осталось слов, не осталось слушателей – они уносили с собой обожжённые звуками голоса камни из моей стены, они видели в них мудрость, и для каждого она была уникальна. Я лишь указал им направление, но каждый выберет свою тропу и звезду – моя роль уже сыграна, теперь я опустошён собственной волей и представляю лишь бессмысленную величину. Это даже не ноль, просто чёрная дыра.
Двери нет, но есть окно, есть восьмой этаж и последние слова, высокий режущий слух звук которых уже поглотила давящая на виски пустота. А ещё нет той завершающей и несущей конец всему черты – единственного шага. Моего шага. Я наступаю в небо. В небо на земле. Я начинаю полёт – судьбоносный полёт без крыльев, я не вижу жизни, которая с каждым этажом вниз проносится мимо моих отрешённых глаз, её вообще как таковой во мне не осталось. Мои слова выпустили настолько много энергии, что вряд ли что-то могло остаться у меня внутри. Внутри…
Я лежу на асфальте, и кровь медленно и неохотно покидает моё уже безжизненное тело, снежинки с треском плавятся в луже красной жидкости. По серой массе холодного весеннего асфальта шаркают серые шаги, окружая меня серым кольцом толпы, в которой вновь взыграл трагический вуайеризм – посмотреть, что под оболочкой, дань больной созерцательности. Ну зачем вы здесь стоите, здесь нет и не может быть успеха, вы сбились с пути царёчки природы, ублюдки, здесь только чёрная дыра, влекущая вас за ощущения. Идите к чёрту… Я уже там…
Апрель. Идёт снег. У меня день рождения.

[John Steelsword]

FrozenPUNK, да друг.. Не уважают и не любят тебя на Вальгалле... Пофиг, забей!
Лично мне нравится. Ты это знаешь. А последний абзац ("Я лежу на асфальте...") - это подходящий заключительный аккорд! Здорово.