[Releganto]

Вашему вниманию - две статьи на одну тему:

автор первой очень обстоятельно излагает планы ликвидации науки,искусства и образования в России,называя вещи своими именами,и удивительно хорошо обьясняет, кто, зачем, почему все это затеял. C:
http://www.mk.ru/newshop/bask.asp?artid=99611

Другой автор из за океана рассматривает психологический аспект провала преобразований.


1.
СОЦИАЛЬНАЯ НИЩЕТА В БОГАТЕЮЩЕЙ СТРАНЕ

Дискуссия продолжается
Опубликованная мной две недели назад статья “Стабилизационный фонд: лекарство от развития” вызвала чрезвычайно живую реакцию Минфина.
Значит, достигнута по крайней мере одна цель, которую я ставил перед собой в предыдущей статье, — пригласить правительство к обсуждению стратегических параметров экономической политики и финансово-экономического курса.
Однако сама дискуссия на этом не заканчивается. Она только начинается, и ее следует продолжить.

Hачатым “гайдаровской либерализацией” рыночным реформам в России уже 13 лет. Много это или мало?
На первый взгляд срок огромный. В начале 90-х годов казалось, что к 2000 году, а уж тем более к 2005-му, все реформы закончатся, трудности переходного периода будут преодолены.
Но сегодня мы вновь находимся на пороге едва ли не самых принципиальных и важных социальных реформ — образования, здравоохранения, науки, коммунального хозяйства.
Наши правительственные реформаторы, поторапливающие сделать этот новый шаг, переступить за порог рыночных преобразований в социальных отраслях, любят повторять, что именно непоследовательность и нерешительность не позволили до сих пор достигнуть успеха. Однако они снова ошибаются.
По-прежнему не видят за макроэкономическими схемами логики изменений в обществе. 25 лет — срок смены поколений — таков в социологии самый точный индикатор общественных трансформаций. С этой точки зрения пройденная “чертова дюжина” реформаторских лет — это полшага.
Еще 10—15 лет государство просто обязано обеспечивать плавность и постепенность переходных процессов в обществе. В противном случае последствия ускоренного и неподготовленного перевода социальной инфраструктуры на рыночные рельсы могут оказаться катастрофическими.
Государство-фирма

Трагедия российских реформ заключается в необычайно высокой цене, которую мы заплатили почти ни за что. Численность населения с каждым годом сокращается. Россияне стали жить почти на десять лет меньше. Реальные доходы населения практически не растут. Недоступность качественного образования и здравоохранения для большинства населения, деградация науки и социальной инфраструктуры лишают российское общество надежды занять достойное место в XXI веке.
Причина такой ситуации в том понимании целей реформ, которое у нас возобладало. Наше правительство все время реформирует экономику, а не общество. Добивается финансовой стабилизации, а не социальной устойчивости. Сокращает инфляцию, а не социальные диспропорции.
Интересы человека в такой социально-экономической политике находятся где-то на периферии, уступая центральное место макроэкономическим виртуальностям. Понятие “государственных расходов” становится почти ругательным.
Откуда взялась эта идеология — тоже очевидно. Представители правительства часто говорят о том, что в условиях глобальной экономической конкуренции от государства требуются такие качества и способности, которые в совокупности делают его своего рода “государством-корпорацией”. По этой логике государство просто обязано трансформироваться в некую “суперфирму”, действующую по законам бизнеса и нацеленную на максимизацию экономической эффективности. Отсюда — столь распространенные требования сокращения государственных расходов, налогового бремени, даже сокращения социальных обязательств государства — в общем, всех “непроизводительных” затрат.
Однако такое примитивное понимание экономической эффективности государства далеко от логики социального и экономического развития в современном мире. В современной экономике основной производственной силой становится не земля, не сырье, не промышленные мощности и финансы, а именно человеческий, социальный капитал. Поэтому лидерство в ней принадлежит странам, сосредотачивающим свои усилия на “производстве человека”, производстве здоровья человека, знаний, качества жизни.
Соответственно, в государственной политике должно расти значение всего того, что называется социальным сектором. У нас же под всепобеждающим лозунгом “недопущения роста непроцентных расходов” этот самый социальный сектор сжимается, как шагреневая кожа.

“Зурабовские пятидневки”

Фундаментальное разногласие в понимании сути экономических реформ, в подходах к социальной политике ощущается сегодня во всем — в дискуссиях о судьбе Стабилизационного фонда, в оценке монетизации льгот, в понимании планируемых преобразований в образовании, здравоохранении.
Если мы поймем, что превращение государственной социально-экономической политики в “бизнес-план” является альфой и омегой деятельности наших правительственных реформаторов, то мы перестанем удивляться многому из того, что сегодня происходит.
Тому, например, откуда берутся предложения министра здравоохранения и социального развития о том, что экономически эффективным является пребывание пациента в больнице не больше 5 дней.
И как сочетаются между собой в целом справедливый тезис о том, что залог здоровья населения в эффективной профилактике и диагностике, и фактическая ликвидация системы поликлиник? По свидетельству нашего известнейшего детского врача Леонида Рошаля, предлагаемое сейчас в ходе реформы здравоохранения сокращение числа врачей узкой специализации, ставка на врачей общего профиля, а попросту говоря — “земских докторов”, в сочетании с сокращением гарантий бесплатного медицинского обеспечения и мест в больницах, могут привести только к одному — у людей не останется иного выхода, кроме частной медицины. А такую роскошь может себе позволить в лучшем случае только каждый десятый гражданин России.

Принцип “достаточности для работодателя”

Реформа здравоохранения — это лишь один пример того коммерческого подхода в реформировании социального сектора, который столь же нагляден и в образовании, и в науке.
Предложение правительства избавиться от государственных расходов на науку и переложить бремя инновационного развития на бизнес не только опасно, но и наивно. И дело даже не в том, что сами же разработчики реформы прекрасно знают, что у нас доля научных исследований в бизнесе едва превышает статистическую погрешность. Гораздо существеннее другое — ростовщический капитализм первоначального накопления способен лишь потреблять и “монетизировать” накопленный еще в советское время технологический потенциал. Или еще проще — перепрофилировать земельные участки и имущество заводов и научных центров под более выгодный бизнес. Немногочисленные примеры того, как новые владельцы заводов и КБ создают инновационные разработки и технологии, — лишь исключения, подтверждающие общее правило.
Я уже не говорю о том, что предлагаемые вкупе коммерциализация российской науки и образования никак не решают проблему старения отечественной науки почти во всех областях, угасания и исчезновения целых научных школ, “утечки мозгов”. К сожалению, можно только согласиться с ректором МГУ, академиком Виктором Садовничьим, утверждающим, что, перейдя на двухуровневую систему высшего образования — бакалавриат и магистратуру, — мы начнем плодить “лаборантов для зарубежных аудиторий”.
Возможно, что министр образования и науки Андрей Фурсенко и прав, когда говорит, что трех-четырех лет бакалаврского образования вполне достаточно для работодателя. Однако не вполне ясно, почему интересы этого самого работодателя для нас важнее, чем сохранение отечественных традиций фундаментального образования и российской научной школы.

“Все театры советую положить в гроб”

Если попытаться найти наиболее яркий символ всего того “торопливого реформизма” социальной сферы, который мы сегодня наблюдаем, то на эту “роль” лучше всего подходит еще одна недавно возникшая реформа — театральная.
Нормой мировой практики является то обстоятельство, что репертуарный театр не может быть коммерческим и самоокупаемым. Нормой отечественной культуры является понимание той роли, которую играет русский классический театр в национальной истории и духовном развитии общества. Это тот самый случай, когда наши реформаторы не могут в своих экспериментах сослаться даже на “спасительный” зарубежный опыт. Если уж и искать аналогии — то они быстро обнаруживаются, например, в телеграмме Ленина Луначарскому в 1921 году: “Все театры советую положить в гроб. Ленин”.
А вот еще одно послание прямого предшественника Минэкономразвития в театральном деле. В 1922 году Ленин пишет: “Узнав от Каменева, что СНК единогласно принял совершенно неприличное предложение Луначарского о сохранении Большой оперы и балета, предлагаю Политбюро постановить... оставить от оперы и балета лишь несколько десятков артистов на Москву и Питер для того, чтобы их представления могли окупаться. ...Из сэкономленных таким образом миллиардов отдать не меньше половины на ликвидацию безграмотности и на читальни”. Но Ленин хотя бы предлагал отдать сэкономленные деньги учителям. Нынешние “большевики” идут намного дальше.
Не приходится удивляться, почему ставится задача сокращения и без того невысоких государственных расходов на образование, здравоохранение, науку. Все та же логика приоритетов макроэкономической стабилизации создает ситуацию, когда нынешние государственные расходы на образование и здравоохранение, составляющие около 4% и 2,5% ВВП соответственно, кажутся реформаторам слишком высокими. Тогда как идея мертвым грузом “замариновать” на постоянной основе в Стабфонде 4,5% ВВП оказывается очень прогрессивной.

Главная реформа

Сказанное не означает, что мы должны полностью игнорировать вопросы финансовой стабилизации, обеспечения бюджетной сбалансированности или борьбы с инфляцией. Сложность сегодняшнего положения России как раз в том и заключается, чтобы параллельно решать две задачи. С одной стороны, проводить ускоренную модернизацию экономики, которая требует “макроэкономических” подходов. Но с другой стороны, столь же необходимо поддерживать и расширять возможности социальной сферы. Ведь во многом именно за счет “советской социалки” страна пережила экономические катаклизмы 90-х и держится до сих пор.
Это не значит, что социальную сферу необходимо законсервировать. Это не выход, тем более что “износ” социальных отраслей сегодня уже носит критический характер — и без постепенного их перевода на современные, в том числе рыночные, принципы обойтись нельзя.
Однако необходимо правильно понимать логику, темпы, последовательность и взаимосвязь всех экономических и социальных преобразований. Искусство управления переходными процессами как раз в том и состоит, чтобы не отбрасывать одну из этих задач, а добиться их оптимального сочетания.
Здесь на повестку дня и выходит та главная реформа, которая сегодня необходима нашему обществу и которая единственная может дать необходимые ресурсы и возможности для модернизации социального сектора.
Эта главная реформа заключается в преодолении исторически сложившейся у нас недооценки труда, в коренном изменении политики доходов населения.
Речь идет о необходимости кардинально, в разы поднять трудовую заработную плату, обеспечить рост жизненного уровня населения. Дать наконец сигнал обществу, что человек превращается в цель преобразований, а не является “просто” ресурсом экономики наряду с нефтью.

1,7 доллара в час

Именно столько, по данным Института социально-экономических проблем народонаселения РАН, в среднем составляет сегодня зарплата в России. По этому показателю мы отстаем не только от благополучной Европы и США. Согласно тем же расчетам ученых Российской академии наук, в Южной Корее средняя часовая оплата труда составляет 7,2 доллара, в Мексике — 4,5, даже в Турции — 2,6.
Еще более поразительные данные приводит академик, руководитель секции экономики отделения общественных наук РАН Дмитрий Львов. Оказывается, в России человек, произведший товаров на рубль, получает за это всего 33 коп. В Японии, Европе, США — не меньше 70—75 копеек. Да, производительность труда у нас намного меньше, чем в тех же странах Запада. Но недооценка труда даже на этом фоне огромна. Согласно тем же данным академика Львова, наш среднестатистический работник производит на 1 доллар зарплаты в 3 раза больше товара, чем европеец или американец.
Не в этих ли цифрах кроется главная червоточина наших экономических реформ? И не в них ли находится ключ к переходу общества на качественно новый уровень развития?
Для многих, слишком многих наших высокопоставленных реформаторов эта тема своего рода табу. Максимум, чего от них можно добиться, это закатывания глаз по поводу якобы неизбежной галопирующей инфляции. Но данный вопрос слишком серьезен, чтобы от него просто отмахнуться. Необходимо серьезное обсуждение и тщательный анализ. Тем более если назрели столь кардинальные реформы в социальной сфере, принимаются решения снять с госбюджета дотирование большинству граждан расходов на жилье, здравоохранение, образование. Только вот наши реформаторы все норовят повесить на граждан этот груз, ничем им его не компенсировав.
Так что поставленные вопросы не только экономические, но и политические. Принципиальное решение о переходе к новой политике доходов населения, об увеличении трудовых зарплат — это неизбежная и необходимая плата государства за “реформаторский шок” минувшего десятилетия.

Обедняющий рост

Недавно в Госдуме главе Минэкономразвития Герману Грефу задали вопрос о том, когда же минимальная зарплата наконец достигнет прожиточного минимума. Он ответил в том смысле, что если будет продолжаться опережающий рост ВВП, то через несколько лет над этим вопросом можно будет подумать.
Пока же прогнозируемое расчетное соотношение между среднегодовой величиной МРОТ и среднегодовым прожиточным минимумом на 2005 год составит, по расчетам Минфина, 24,5%. Что практически совпадает с данными 2002 года (24,4%).
Подготовленное в настоящее время решение о повышении минимального размера оплаты труда с 1 января 2005 года с 600 до 720 рублей с перспективой доведения МРОТ до 1100 рублей с 1 мая 2006 года, к сожалению, принципиально ситуации не меняет и укладывается в логику пусть и прогрессирующей, но нынешней, устаревшей политики доходов населения.
Боюсь, что и через несколько обещанных лет ситуация кардинально не изменится. Дело в том, что, как утверждают социологи, глобализация породила такое явление, как “обедняющий рост”. Смысл этого феномена в том, что сохранение низкой заработной платы трудового населения может становиться для государства способом укрепления своих позиций в этой самой глобальной конкуренции. Как только “дешевая рабочая сила” становится вашим конкурентным преимуществом, вы попадаете в ловушку — обеспечение дальнейшего экономического роста будет сопровождаться консервацией бедности населения.
Выход из этой ситуации может заключаться только в проведении государством принципиально новой политики повышения доходов населения. Причем не просто повышения, но и выравнивания.
Наша проблема заключается не только в низком уровне реальных доходов населения, но и в том, что в России очень высока их дифференциация. Огромно и превышает все социологические нормативы социальное расслоение.
Например, никто не спорит с официальными данными, согласно которым средний размер оплаты труда за последние годы номинально вырос в 4—5 раз, а благодаря текущим решениям по повышению МРОТ вырастет еще на 84%.
Оставим даже сейчас в стороне и тот факт, что в реальности этот рост значительно меньше из-за инфляции и опережающего роста тарифов и иных услуг. Например, прогнозируется, что по итогам нынешнего года, при годовом темпе инфляций чуть больше 11%, рост тарифов ЖКХ составит более 23%, медуслуги и образование подорожают на 13,5%.
Принципиально важно другое. Уже упоминавшийся Институт социально-экономических проблем народонаселения РАН провел исследование на тему того, как изменялся за годы реформ душевой доход у различных групп населения. Оказалось, что 80% населения России обеднели и лишь 20% стали богаче. Причем 2% населения увеличили свои доходы в десять раз. А самые бедные 20% населения за все 90-е годы обеднели еще в два раза.
Если в последние годы эта ситуация и начала меняться, то не слишком сильно. Проблема растущей социальной дифференциации, при которой простая статистика роста доходов превращается в пресловутую “среднюю температуру по больнице”, никуда не исчезает.
Приведу еще одну выкладку из исследования ИСЭПН РАН: сегодня в России “увеличение ВВП на 1 рубль вызывает рост доходов у 20 процентов “верхних”, то есть лиц с наиболее высокими доходами, на 3 рубля, а у 20 процентов “нижних”, имеющих наименьшие доходы, — всего на 15 копеек”. Иначе говоря, обедняющий рост в условиях глобальной конкуренции дополняется у нас еще и “растущим обеднением” незащищенных слоев населения.
Если мы и дальше будем рассчитывать на то, что рост экономики сам по себе и без целенаправленной социальной политики государства приведет к ликвидации бедности, то результат будет прямо противоположным.

Новая политика доходов

Если мы теперь еще раз посмотрим на современный этап экономических реформ в России, в частности, на планируемые преобразования социального сектора, то совершенно четко увидим — правительство ставит телегу впереди лошади.
Государство еще не год, не два и даже не 10 лет обязано не просто поддерживать уровень своего участия в социальных гарантиях, но и наращивать их. Наращивать — значит, начать наконец проводить в приоритетном порядке новую политику роста доходов населения и сокращения социальной дифференциации.
Начать необходимо хотя бы с того, что поставить и решить в ближайшее время задачу поднятия минимального размера оплаты труда до прожиточного минимума. Но прожиточного минимума, рассчитанного совершенно по-новому — с учетом затрат на здоровье, образование детей, оплату жилья и коммунальных услуг. Такой прожиточный минимум должен быть в 2, а то и более раз выше нынешнего, то есть составлять на сегодня в среднем по России около 5500—6000 рублей в месяц.
Аналогичный подход необходим и в развитии пенсионного обеспечения при одновременном развитии страховых и накопительных механизмов для будущих поколений пенсионеров.
Опасения, что переход к новой политике доходов может привести к финансовой несостоятельности многих регионов, оправданны. Однако суть дела не в том, чтобы на этом основании с порога отказываться от новой социальной политики. А в том, чтобы увидеть в указанной проблеме лишнее доказательство необходимости изменить систему межбюджетных отношений.
Нынешняя налоговая централизация удушает самостоятельные возможности развития регионов и позволяет, в конечном итоге, правительству накачивать тот же Стабфонд. Возвращение же части этих ресурсов в регионы может создать необходимые возможности для проведения новой социальной политики.
Поднятие минимальных зарплат и пенсионных платежей до уровня не ниже усовершенствованного, достойного прожиточного минимума, ускоренный рост доходов наименее обеспеченных групп населения будет работать и на решение проблемы снижения уровня социальной дифференциации.
Причем дополнительно стоило бы задуматься и об изменении налоговой политики. Если правительство так дорожит “плоской” шкалой подоходного налога, то стоит хотя бы совсем освободить от подоходного налога тех, кто имеет зарплату “на грани” прожиточного минимума.
Только когда основная масса граждан сможет оплатить из своих доходов продукты питания, одежду, жилье, здоровье и образование для себя и своих детей, только тогда появится и моральное право, и экономическая возможность переводить так называемые “социальные отрасли” на рыночные рельсы.
При этом даже в таких условиях приоритетом социальной политики государства останется адресная забота о наименее обеспеченных категориях нетрудоспособного населения, не имеющих объективных возможностей полноценно зарабатывать своим трудом даже в условиях новой политики доходов.

* * *

Сформулированные в этой статье идеи и предложения — лишь самый общий набросок к необходимому нам принципиальному изменению логики социально-экономических преобразований. Их можно и нужно обсуждать. Нужен анализ и тщательный расчет.
Что нам точно не нужно — это исчезающая Россия. Россия без науки, без образования, без культуры, без здравоохранения и без населения. Но с положительным сырьевым торговым балансом, огромным бюджетным профицитом и фантастическим Стабилизационным фондом.

"Московский Комсомолец" от 24.12.2004
Юрий ЛУЖКОВ

2.
Модель человека как сугубо рационального субъекта ведет к массовым моральным депрессиям
Владимир Лефевр

В конце октября в Москве в рамках Федеральной программы мероприятий по встрече третьего тысячелетия состоялся международный симпозиум "Рефлексивное управление". При поддержке администрации президента РФ этот симпозиум провели Институт психологии РАН и некоммерческое партнерство "Новая инвестиционная доктрина".

Сегодня в России происходит осознание того, что исчерпан ресурс традиционных социальных технологий. Впрочем, это осознание характерно не только для России, но и для всего мира.

Проблемы рефлексии всегда занимали важное место в российской культуре. Введенное более 30 лет назад отечественным исследователем Владимиром Лефевром понятие "рефлексивное управление" и связанное с ним понятие "рефлексивная система" оказали существенное влияние на многие естественнонаучные и гуманитарные области знаний. Эти идеи были подхвачены как в российской, так и в американской научной среде, но использовались и развивались существенно по-разному. Американские работы находились под сильным влиянием бихевиористского подхода. В российских исследованиях просматривается интеграция этого направления с субъектным (субъектно-деятельностным) подходом. В контексте рефлексивных процессов и рефлексивного управления на симпозиуме были затронуты, в частности, следующие практические вопросы:

1. Почему возникают социальные конфликты при внедрении любых инновационных проектов (инвестиционных программ)?
2. Почему не удается мобилизовать интеллектуальный и духовный потенциал России на решение стратегических проблем развития.
3. Почему новые информационные технологии недостаточно эффективно используются при решении стратегических проблем?
4. Почему государство не умеет гибко взаимодействовать со свободной прессой и религиозными образованиями?
5. Почему Россия часто проигрывает в информационных войнаx

Рефлексивное управление - это информационное воздействие на объекты, для описания которых необходимо употреблять такие понятия, как сознание и воля. Такими объектами являются отдельные люди и объединения людей: семья, группа, страна, нация, общество, цивилизация. Термин "рефлексивное управление" может пониматься в двух смыслах. Во-первых, как искусство манипуляции людьми и объединениями людей. Во-вторых, как специфический метод социального контроля.

Как вид искусства рефлексивное управление имеет тысячелетнюю историю. Наиболее ярко оно проявило себя в военном деле. Можно привести огромное количество примеров, когда информационное воздействие на противника позволяло выигрывать сражение малыми силами. Как метод социального контроля рефлексивное управление появилось лишь в начале 60-х годов, в период, когда начала формироваться концепция информационной войны.

Специфика этого метода заключается в том, что генерация информационных воздействий опирается не столько на естественную человеческую интуицию, сколько на особую модель управляемого субъекта. Следует иметь в виду, что рефлексивное управление не связано органически ни с ложью, ни с дезинформацией. Например, чтобы жители страны поверили в истинность необычного, но правдивого правительственного сообщения, оно должно быть специально подготовлено.

Успех рефлексивного управления в значительной мере зависит от качества той модели субъекта, которая используется при его проведении. Психологические модели, основанные на традиционных бихевиористских и даже психоаналитических понятиях, оказались малоэффективными. Дело в том, что модель субъекта должна отражать не только область его поведения, но также и его способность осознавать самого себя и других субъектов, включая и тех, которые пытаются установить контроль над его поведением, то есть модель должна быть рефлексивной. Традиционные модели этим качеством не обладали.

Первые реально работающие рефлексивные модели появились в конце 70-х годов. Их создание было активно поддержано военными и дипломатами. Однако экономисты встретили их достаточно холодно. Интерес военных и дипломатов стимулировался способностью рефлексивных моделей представлять сложные военно-политические коллизии, ранее находившиеся вне сферы научного рассмотрения. Реакция экономистов требует специального пояснения.

В основе экономических моделей лежит представление о человеке как о рациональном существе, стремящемся максимизировать свою выгоду. Такой взгляд на человека уходит своими корнями в политическую экономию XVIII века. Рефлексивные модели внесли в научное представление о человеке новое измерение, связанное с такими категориями, как мораль, совесть и чувство справедливости. Они позволяют отражать ситуации, в которых люди не только стремятся получить материальный доход, но имеют и неутилитарные цели, совершают жертвенные поступки, стремятся выглядеть достойно и в своих собственных глазах, и в глазах других людей.

Чтобы проиллюстрировать, как чувство собственного достоинства может влиять на макрохарактеристики социальной системы, рассмотрим пример. Представим себе широкую дорогу, по которой идут машины. Естественно считать, что каждый водитель стремится побыстрее достичь пункта, в который он направляется. Также естественно предположить, что, двигаясь, водители мешают друг другу и поэтому вступают в постоянные конфликты. Представим себе теперь, что есть две дороги. Водители на первой дороге поднимаются в собственных глазах и в глазах других водителей, если уступают друг другу. А водители машин на второй дороге теряют свое лицо, когда уступают. Ясно, что скорость движения на первой дороге будет выше, чем на второй. Попытки большого числа водителей сохранить свое индивидуальное достоинство <за счет подавления достоинства других водителей> оказывают существенное влияние на весь макропроцесс. Они порождают турбулентность в потоке машин, которая и вызывает замедление движения.

Мы видим, что такой, казалось бы, далекий от схем традиционной экономики фактор, как стремление сохранить достоинство, может приводить к серьезным макроэффектам. На первый взгляд кажется, что решить проблему достаточно просто: нужно увеличить число полицейских и строго наказывать водителей, вступающих в конфликты. Они перестанут конфликтовать, но скорость движения может упасть еще больше, ибо возникнет массовая моральная депрессия.

В начале 80-х годов было показано, что могут существовать культуры двух типов. В культурах первого типа достоинство людей возрастает, когда они устанавливают отношения компромисса друг с другом, а в культурах второго типа, когда они бескомпромиссны друг к другу. В силу таких особенностей в культурах первого типа легко возникает процедура саморазрешения конфликтов, в то время как в культурах второго типа сама по себе такая процедура не появляется. Эти идеи были подробно изложены в моей книге "Алгебра совести", вышедшей в 1982 году. Кроме того, в этой же книге показано, что официальная культура Советского Союза принадлежала ко второму типу, что приводит к отсутствию процедуры саморазрешения конфликтов: они либо заканчиваются победой одной из сторон, либо ликвидируются вышестоящей инстанцией. Этот факт представлялся мне исключительно важным, поскольку он позволял предсказать характер трудностей, с которыми должно было столкнуться советское общество при попытках перехода к рыночной экономике и резкой демократизации.

Что собой представляет рынок с социально-психологической точки зрения? Это огромное множество конфликтов, каждый из которых, разрешаясь, превращается в сделку. Система могла начать успешно работать лишь при условии, что участники способны уступать друг другу, сохраняя при этом свое индивидуальное достоинство. Если же индивидуальное достоинство при уступке только падает, то рынок сам собой заработать не мог. Каков же был выход? В глобальном плане он мог бы состоять в массированном рефлексивном управлении, внедряющем принципы взаимного сотрудничества, по крайней мере на экономической арене.

При современных возможностях систем массовой коммуникации это - реалистическая задача. Целью такого управления должно было бы стать повышение самоуважения участников конфликта в случае его разрешения, а не в случае его провала. Такое управление могло проводить только государство, взяв на себя как функцию гаранта частной собственности, так и функции стимулятора чувства собственного достоинства у миллионов людей, вышедших на экономическую арену.

Но этого не произошло. Группа гарвардских специалистов, приглашенных для разработки проектов российских экономических реформ, основывала свои рекомендации на идеях традиционной макроэкономики, в фундаменте которой лежит модель рационального субъекта. В соответствии с такими взглядами, государство должно полностью устранить свое влияние на функционирование экономической системы. Это и было осуществлено. Как и следовало из рефлексивных моделей, субъекты, появившиеся на экономической арене, оказались неспособными разрешать возникающие конфликты. И сразу же нашлась сила, начавшая выполнять функцию "высшей инстанции", - ею оказался преступный мир. Представители криминальных структур стали выполнять функции арбитров в массовых экономических конфликтах, заполнив вакуум, образовавшийся после ухода государства. Государство в результате утратило монополию на сбор налогов, а люди стали чувствовать себя глубоко униженными; началась массовая моральная депрессия. Нельзя исключить, что именно в этой депрессии кроется причина демографического кризиса.

Одна из уникальных особенностей российских экономических реформ состоит в том, что в социально-экономических трансформациях планетарного масштаба впервые приняли участие ученые. Предварительные итоги этого участия показывают, что традиционные макроэкономические модели, в основе которых лежит представление о человеке как о чисто рациональном существе, являются явно недостаточными. Они не позволяют нам понять глубокие причины конфликтов, раздирающих сегодняшний мир. Эти конфликты носят в большей степени моральный, чем экономический характер.

Процесс глобализации затронул чувство достоинства миллионов людей из различных государств и социальных групп. Чтобы хотя бы приближенно представить себе, что ждет нас в будущем, нам необходимо научиться создавать модели, в которых моральное измерение человека было бы представлено в ясных научных терминах"

Eще о подходe, использованным в рассмотрении вышеизложенной темы в:
"Стратегические решения и мораль"
В.А.Лефевр Калифорнийский университет, г.Ирвайн, профессор, США
http://www.metodolog.ru/00238/00238.html


Ваше мнение ?

[Verda]

Депрессия как следствие несвободы

http://forum-msk.org/material/economic/10713069.html

[MeTaNik]

Verda

Депрессия как следствие несвободы

Статья ни о чем.
особенно концовка—ни к селу ни к городу.
Депрессия это вообще не болезнь. Все то, что не врожденно-маниакальное и не генно-нследственное—это хрень, придуманная слабаками лентяями. И жадными до денег психологами (самая бесполезная профессия на Земле. Вот кто настоящие паразиты!!! Даже "паразитее" адвокатов!!)