Разделав оставшуюся часть свиньи на крупные куски, мы обмазали их слоем глины, положили в яму, присыпали сверху землёй, а сверху выложили угли из мангала. Поскольку углей было мало, прямо на этих углях развели ещё один костёр.
– Часов через десять-двенадцать будет готово. – Сказал я и взглянул на часы. Стрелка приближалась к одиннадцати. – Только дрова в костёр надо подкладывать. Рядом с домом стоит ржавый металлический контейнер – в таких раньше перевозили свои вещи военные, когда их переводили в другой город. Теперь этот контейнер был доверху забит дровами. А ещё каждое лето в нём поселяются осы. Они строят своё гнездо из серой, слоистой бумаги и всегда в самом дальнем углу, чтобы я не мог добраться. Бумагу для гнезда они делают сами – вылепляют из пережёванной коры, которую берут в березняке на болоте. Я попросил гоблинов натаскать дров. Пока мои гости занимались делом, я присел на корточки и стал рассматривать гусиную лапчатку, стелящуюся по земле у костра. Нагретый воздух струился обжигающими волнами. Он подбирался к зубчатым листьям, мгновенно скручивал их в трубочки, а маленькие жёлтые цветы увядали и чернели, прежде чем огонь хватал их и превращал в пыль. Небольшая зелёная гусеница, суетливо сжимаясь и вновь вытягиваясь, стремилась поскорее убраться подальше от огня. Свесившись с травинки, она, пару раз изогнув своё тело, неуклюже шлёпнулась на землю и принялась улепётывать, передвигаясь почти прыжками. Видимо, неподалёку был муравейник: немного в стороне беспорядочно бегали муравьи, унося в своих цепких жвалах желтоватые бусины – яйца. Стручки мышиного горошка с шипением раскрывались, и тонкие нити вьющихся стебельков словно растворялись в воздухе. Я перевёл глаза на гусеницу – та билась на земле, извиваясь в обжигающих потоках. Вот она дёрнулась последний раз и упала, сжавшись в тугое, обугленное кольцо. Через мгновение она исчезла в пламени костра.
Внезапно воздух прорезал истошный, нечеловеческий вопль. От неожиданности я вскочил. Послушался грохот роняемых поленьев и недовольное ворчание. Верещал ужаленный осой Снюф. Тут же появился и он сам, держась за глаз и отплясывая вокруг костра. Остальные оказались более удачливыми, и скоро передо мной выросла небольшая горка берёзовых поленьев.
– Хватит пока что. – Сказал я. Гоблины расселись вокруг костра и, тараща свои круглые глаза на огонь, с видом буддистских монахов принялись ждать.
Так они и просидели весь день – молча вперившись глазами в огонь. Лишь Гук иногда поднимался, чтобы подбросить в костёр поленья. Их застывшие сутулые фигуры были словно вырезаны из камня и напоминали горгулий на крыше Собора Парижской богоматери. Я уже окончательно свыкся с реальностью этих странных созданий и занялся домашними делами, больше не обращая на них внимания и не удивляясь их присутствию.
Наступил вечер – в августе по вечерам становится уже совсем темно. В воздухе ощущался лёгкий холодок приближающейся осени. Я вышел проверить костёр – гоблины как раз погасили огонь, расшвыряли угли и по-собачьи раскапывали яму, извлекая из неё куски мяса, покрытые коркой высохшей глины. На этот раз Нюму строго-настрого было запрещено приниматься за еду раньше, чем все усядутся и он нетерпеливо вился вокруг сваленных в кучу кусков, обмазанных глиной и от этого напоминающих булыжники.
Наконец, всё было готово. Угли снова собрали на старом месте и разожгли костёр. У меня в доме было несколько бутылок домашнего пива и я предложил его своим гостям, но Гук отказался наотрез. Гоблинам знаком алкоголь с его одурманивающим свойством, но испробовав его, они испытывают стойкое, болезненное пристрастие и оттого употребление его порицается. Кроме того, они отыскивают в лесу мухоморы, от которых их охватывает воинственное, радостное буйство и какие-то неизвестные мне грибы, навевающие странные видения. Поэтому вместо пива к костру поставили кадку с колодезной водой да пару железных кружек. Мясо делил Гук – он хватал горячие куски голыми руками, клал на толстое полено, на котором я рубил дрова, и раскалывал их ударом своего каменного посоха. Того, кто лез за едой без очереди, этим же посохом он бил по рукам. Мясо прожарилось только наполовину – гоблины разрыли его раньше времени. К тому же, ели они его без соли и перца. Выбрав себе пару подходящих кусков, я пошёл в дом и поджарил их на сковородке. Гоблины же в это время с поразительной скоростью поглощали полусырое мясо.
На болота тихо опустилась ночь и принесла с собой лёгкий ветерок. Где-то под брёвнами бани завёл свою одинокую песню сверчок. Маленькие болотные совы в березняке возвестили о своём пробуждении тонким, по-кошачьи пронзительным писком. Где-то совсем рядом прошуршала трава. Прямо над моей головой кто-то тяжелый мягко опустился на сосну и глядел на нас сверху, покачиваясь на ветвях. В зарослях иван-чая послышался деловитый топот чьих-то маленьких ног, а вдалеке, на озере, ударила крупная рыба.
Густая, непроглядная тьма плотной стеной окружила наш костёр – я мог видеть только лица своих гостей, на которых играли отблески пламени, да звёзды, загадочно подмигивающие с ясного августовского неба. Одев старый, замасленный отцовский бушлат, я сидел у костра в окружении гоблинов – они вдруг снова показались мне странными и таинственными: трапеза уже окончилась, в огромных жёлтых глазах танцевали искры, все безмолвствуя, неподвижно сидели в кругу, навострив уши и вслушиваясь в ночь, и только Нюм всё ещё возился, обгладывая толстую берцовую кость.
Гук швырнул окурок в костёр и взглянул на мешок, лежавший рядом – от свиньи оставалась добрая половина.
– Пора. – Коротко произнёс он. Все молча поднялись. Меня охватило странное чувство. Я вспомнил, что хотел спросить их. Но почему-то я колебался, а гоблины, между тем, уже подхватили мешок.
– Вы можете приходить ко мне, когда вздумаете, только так, чтобы я при этом был дома. – Наконец сказал я. – Но когда-нибудь и я с удовольствием зашёл бы проведать вас – в вашем жилище.
– Приходи к старой ольхе. Будем поблизости – выйдем. Подождёшь час-другой – дольше ждать нечего. Но это не очень скоро будет – мы с утра на ту сторону озера переходим – когда вернёмся, не знаю. Раньше чем через неделю не жди. Только когда кого-нибудь из наших увидишь, орать не надо. – Мне показалось, что в глазах старого гоблина промелькнула ехидная усмешка. – Ну, бывай. – Сказав это, Гук как-то по-особому хмыкнул, и гоблины, подняв мешок над головами, зашагали в сторону болота. Уже через мгновение они растворились в ночной темноте.
Я стоял у костра, глядя в непроницаемый мрак, слушая удаляющийся от меня шелест травы. Наконец, всё стихло.

Возможно, продолжение будет.