Приходя в себя, но всё ещё ощущая дрожь в теле, я вернулся в лагерь. Все по-прежнему были заняты приготовлениями, не обращая никакого внимания на меня. Где-то вдали прогрохотал выстрел – должно быть, открылся сезон.
Я заглянул в типи, принадлежащий Гуку. Вся обстановка состояла из большого берестяного короба с крышкой, да нескольких верёвок, протянутых вдоль стен. На верёвках сушились грибы, свежие гроздья горькой лесной рябины и несколько крупных плоских лещей. Запах сушёной рыбы смешивался с ароматом грибов и ягод, отчего мрачное и тёмное гоблинское жилище казалось знакомым и по-деревенски уютным. Для тепла пол и стены были внахлёст покрыты шкурами животных. На полу был сложен каменный очаг, над которым зияла дыра в потолке. У стены стояло копьё с тупым каменным наконечником, огромная дубовая рогатина и лёгкая пика. Тут же располагалась лежанка, сделанная из шкур животных и сухой травы, на которой я и нашёл хозяина дома, отдыхающего после охоты. Он уселся на своей лежанке и молча уставился на меня.
– Так значит ты – один из вожаков племени? – спросил я.
– Старший охотник, – отозвался Гук. – За вождя у нас Глуф. Знает, когда на новое стойбище переходить, место выбирает. Я только знаю, когда на охоту идти, как зверя добыть. Показываю другим, как охотиться. Бестолковые они только. – Мне показалось, в его голосе прозвучало раздражение. – Такой зверь сегодня сам пришёл – не взяли.
– Может устали с охоты – столько куликов добыли.
– Кулики-то никуда не денутся. А мясо засушить можно. Шкур у нас в стойбище не хватает. После пожара почти весь зверь в дальний лес ушёл, а эти лося взять не смогли, уроды.
– А в третьем типи кто живёт? – попытался я перевести тему.
– Чуф – шаман. Я, знаю, когда на охоту идти, а он делает, чтоб мы много хорошего зверя добыли.
– Как так делает?
– У огня спросит, у воды спросит, у ветра спросит. У дерева спросит.
– Как же он у них спрашивает?
– Грибы разные ест. Курит листья. У костра пляшет. Другие тоже грибы едят, да только они-то просто так грибы едят, а шаман всё видит.
– А остальные что делают?
– Всё делают – землянки строят, собирают грибы, ягоды, готовят. Стойбище переносят. – Сказав это, гоблин широко зевнул, лёг на свою грубую постель и отвернулся к стене. – Спать буду, – пробормотал он. Вечером говорить будем.

Когда я выходил из типи Гука, меня чуть не сбила с ног визжащая орава гоблинов, вырвавшаяся из бурелома. С уханьем подбежали к костру, скинули большие берестяные короба, которые, видимо, были наполнены чем-то тяжёлым. Запыхавшись после долгого бега, они плюхнулись наземь и тяжело дышали, вывалив наружу длинные красные языки.
– По вам, что ли, палили? – Спросил болтавшийся рядом Снюф? Я вспомнил о выстреле, слышанном мною.
– Ага. – Выдохнул небольшой, кряжистый гоблин. Только нарыть успели, а этот… сторож – тут как тут. С ружьём.
– Ну, даже если и видел, невелика беда, – с видом знатока, сказал Снюф. – Он же лошадиными лоханями пьёт – кто же его слушать будет.
Гоблины вывалили из своих коробов картошку и вывалили на землю, у костра образовалась внушительных размеров горка.
Из типи, украшенного медвежьим черепом, послышалось кряхтение. Шкуры, закрывавшие вход в него, зашевелились, и из-за них показалась ещё одна фигура – более высокая, чем остальные гоблины, при этом широкая в кости и почти такая же пузатая, как Нюм.

Может быть, продолжение будет.