Чудесный рассказ

Дневник

24 июня

Сосед совсем плох. Заходил, сказал, что вызвал с Валдая племянника Анатолия. Жалко старика, долго наверное не протянет: глаза совсем запали, сам бледный как смерть.

25 июня

Василевский опять вопил весь день: «Вы не соответствуете… Я буду ставить вопрос…» Сам чему соответствует, старый мудила? Ненавижу…
Ходил за хлебом для соседа – он уже почти не встает. В квартире чисто и, что странно, ни одной мухи. На полках какие-то книги, на вид очень старые, даже можно сказать древние. Староверческие, что ли…

27 июня

Звонил Ритке. Голос холодный, как кафель в сортире по ночам. «Нам не о чем разговаривать. У меня другой мужчина…»… Пи#да… «Этот, — говорю, - что ли, мужчина? Крашеный?» «Мудак, на себя посмотри». И трубку бросила, с#ка…
К соседу приехал племянник. Заходил знакомиться, спрашивал что здесь где. На вид конченный уголовник: руки синие от наколок, половина лица дергается, через каждое слово вставляет «б#я-на». На конце такое придыхание от не родившейся «х». Одет в какую-то немыслимую рубаху бледно-желтого цвета, всю в мелких надписях «Диско». У нас таких лет тридцать не носят.
Жалко, если ему квартира отойдет, старик-то тихий, ничего плохого не скажу. Ходили к нему, правда, всякие странные. Думал, родня, а оказывается у него родни только урка этот. Когда собирались звуки какие-то оттуда неслись. Не то, что громкие, но тревожные, что-ли… Иногда заснуть из-за них не мог. Пели они или что. Может, молились… Племянник-то, небось, блат-хату какую-нибудь устроит…

28 июня.

Василевский завернул отчет. Сморщил гримаску такую брезгливую, будто я ему суп с волосом подал. «Сами же себя позорите…» Говнюк…
Ночью у старика был приступ, приезжала «скорая». Хотели в больницу забрать, но племянник отговорил. Я только что заходил — дед лежит неподвижно, белый как мел, глазами только двигает. Племянник сказал, что у него язык отнялся. Да, видимо, теперь уже скоро…

29 июня.

Весь день сидел ковырялся с отчетом. Токарь пьет уже неделю, деталь, конечно, не готова. Василевский спустит собак на меня.
На улице дикая жара, все бабы в мини-юбках. Испытываю постоянное напряжение. Звонил вечером Рите — никто не подходит. Перезвонил в двенадцать — то же самое.

1 июля.

Где-то в семь вечера прибежал племянник соседа. Щека дергается, руки дрожат. «Слышь, Витек, б#я-на, кончается, кажись, старик…Рукой все в твою сторону это, б#я-на, ну, попрощаться, видать хочет…». Зашел. Старик действительно, похоже, при смерти. Бледность перешла в какую-то темноту, просвечивающую сквозь кожу. Так яблоко гниет, чернея изнутри. Смотрит в мою сторону и тянет руку, сухую как птичья лапка. Племянник прижался к стене, на лице дикий страх. Странно, мне казалось, что уж смерть-то он видел не раз, да и пострашнее этой. Протягиваю руку старику в ответ. Тут лицо племянника исказилось совсем запредельным ужасом. «Не надо, Витек, б#я-на…» — хрипит еле слышно. Я руку старику пожал. Что было потом помню плохо. В глазах потемнело, очень сильно закружилась голова. В ушах поднялся дикий шум, казалось, череп разлетается на куски. Я потерял сознание.
Очнулся у себя в квартире. Рядом этот Анатолий. Говорит: «Что ж ты, б#я-на… Я же говорил, б#я-на, не бери за руку…». У самого рожа испуганная, пристыженная и довольная одновременно. «Дедок-то того, б#я-на, с нечистой якшался…Он перед смертью мне предлагал передать помощников-то своих, а не то они его в ад утащат… Я хоть не верю, б#я-на, а все равно отказался… Про таких говорят, что им если по-хорошему не удается своих бесов-то в новые руки отдать, так они, б#я-на, обманом через вещь какую или за руку схватив передают… Это все х##ня, конечно, б#я-на, но когда я увидел как ты с копыт рухнул, пересрал так, что и на зоне не бывало, б#я-на…». Потом сказал, что это у меня от нервов, посуетился чуток и ушел. Забудь, сказал, сказки это мол все. Зачем он мне все это наплел? Напугать хотел таким бредом? Обошел квартиру – все на месте. Может, с ключей слепок успел сделать? Да у меня и красть нечего…
Голова до сих пор сильно раскалывается и шумит.

2 июля

Вчера забыл написать, что старик умер.
Всю ночь не мог заснуть, в голове гул, похожий на хор каких-то голосов. Еще голосов не хватало… Языка я их понять не могу, но ясно, что они от меня чего-то требуют. Днем тоже самое. С работы отпросился. Василевский посмотрел косо, отчет я ему еще не сдал. К вечеру голоса перешли на крик и визг. С трудом пишу. В голове творится что-то невообразимое.

3 июля.

Вторая ночь без сна. Голоса требуют какой-то «работы». Понимаю их интуитивно. Ко врачу не пойду. Второй раз больницы не выдержу. Гадкие масляные стены, запах мочи, гундосые психи. Мерзость…Главное, уже год ни капли в рот… С чего все это…
Вечер. Сегодня звонил Ольге, выпросил по старой памяти каких-то транков. С трудом до нее доехал. На обратном пути выпил три штуки. Голоса как будто накрыли подушкой. Глаза слипаются…

4 июля

Ночью спал. В голове все равно шум. Сегодня похоронили старика. На работе от таблеток ничего не соображаю. Василевский орал. Пошел на х#й. Голоса звучат постоянно, тихим, но не смолкающим фоном. Такого со мной не было даже тогда. Очень хочется выпить. Нельзя, будет еще хуже.

5 июля

Послал Василевского на х#й. Был дикий скандал. Ушел с работы раньше. По дороге увидел у какого-то ханыги на лотке книгу «Русское колдовство». Купил за червонец. Дома посмотрел и нашел то, о чем говорил племянник. Действительно, колдуны должны были перед смертью передать свою магическую силу наследникам. Если никто не соглашался добровольно, то они делали это хитростью: заряжали ею какой-нибудь предмет, кружку воды или кусок хлеба, например, и давали жертве. Бесы-помошники переходили таким образом к новому хозяину. Тоже самое происходило при рукопожатии. Черти начинали мучить человека, требуя работы. Обычно от них избавлялись, отправляя считать листья в лесу, песок на дне реки или вить бесконечные веревки. Мог помочь также другой колдун. Голова шумит нещадно. Пойду выпью таблетки.

6 июля.

На работу не ходил. Таблетки кончаются. Боль невыносимая. Теперь я отчетливо понимаю голоса. Они на все лады кричат: «Работы! Давай работы!». (Далее неразборчиво).

7 июля.

Пробовал послать их считать листья. Бред полный. Было бы смешно, если бы…Не помогло. Они кричат «Не то! Не то!». Что делать? Вспомнил про Василевского. Пусть…(Дальше зачеркнуто). Заодно узнаю, я это свихнулся окончательно или окружающий мир.

8 июля.

Сегодня блаженство. Таблетки кончились, но ни боли, ни шума, ни голосов. Всю ночь спал как убитый. Наверняка, переутомление, связанное с Василевским и отчетом. Если выгонят, то даже лучше. Не стоит этот мизерный оклад таких нервов. Пойду к Сереге, устроит как-нибудь обязательно. Х#й с ним, что торговля, зато платят по-человечески… Но сначала попробую извиниться. Хотя нет, захочет оставить — сам замнет.
Позвонил Ритке — бросила трубку. Ничего, найду другую, небось, не урод. Вон, Маринка с третьего — и ножки, и все остальное… Дура, конечно, но мне сейчас такая и нужна — нервы успокоить.

9 июля.

Пришел после выходных на работу. Все на взводе. Думал из-за меня — нет, оказывается погиб Василевский. Точно ничего неизвестно, но слухи ужасные. То ли хулиганы, то ли маньяк, тридцать ран неизвестно чем нанесенных… Кошмар. Приходили из милиции. Говорили со всеми, со мной больше всего. Все рассказал: и что недолюбливал, и что поссорились. Хорошо бы, чтоб не всплыла больница. Опять шумит голова.

10 июля

Опять боли. На работу не ходил. Из милиции приходили домой. Опять спрашивали. Один такой противный, с усами, другой помоложе, румяный, вроде ничего. Усатый смотрит как на вошь. Недовольные ушли.
Звонил весь день этой бл#ди. Никто не подходит. Судя по звонку, поставила определитель. Все равно никуда не денется, сучка. Вернется…
Опять «Работы! Работы!»… Невыносимо…

11июля

Опять ночь не спал. Все утро катался по полу и блевал. Больше так не могу, пусть берут эту суку, пусть узнает, какого мне было, пусть пожалеет, сама виновата…

12 июля

Сегодня все хорошо. Ходил на работу. Все смотрят как на психа. Это ничего. Весь день занимался отчетом. Завлабом, наверное, будет Штокман. Нормальный мужик, хотя тоже еврей.
Вечером опять приходили из милиции. Допытывались про Риту, где был вчера. Сказал, что дома. Спросил, что с Ритой. Тогда усатый прищурился и говорит: « а ее убили…» И смотрит мне в глаза, с таким, бл#дь, выражением. Потом спрашивали про больницу. Уже все знают. Ушли с неохотой. Усатый у дверей опять посмотрел с выражением. Сказал, что еще вернется и чтоб я никуда не уезжал.

13 июля.

Снова голова. «Работы! Работы! Работы!» (Неразборчиво). Больше так не могу… (Неразборчиво, затем ряд восклицательных знаков, потом снова неразборчиво). Решил усатого. Он первый так посмотрел.

14 июля

Спал нормально. Голова с утра немного кружится. Полное отупение. Третий час сижу и смотрю в окно. Опять шум в голове. Внизу, по двору идут милиционеры, трое в форме с автоматами, один в штатском. Тот румяный, который приходил. Усатого с ними нет. Вошли в подъезд. Опять голоса. Работы сейчасбудетмно(го) (после буквы «о» линия резко идет вниз до конца страницы).

...

без цензуры на

http://www.om.ru/ashow.shtml?542